Почему носить платки в школах нельзя, а запрещать Базза Лайтера можно?

В то время как в мире религиозность снижается, в Казахстане идет рост исламизации. Люди, не нашедшие объяснений происходящей несправедливости и не имеющие возможности выразить свое несогласие с ней, пытаются найти смыслы и утешение в религии. Власть совсем не против этого, но продолжает жестко контролировать религиозную сферу. 

Стоит ли ослаблять этот контроль, и чем все может обернуться, обсуждали эксперты на дискуссии PaperLab «Ислам и светскость в Казахстане: в поисках нового баланса». Социологи отмечают, что религиозное поле в стране становится все более плюралистичным. Увеличение количества религиозных течений при этом совсем не значит, что все они потенциально опасны. Государственная политика не поспевает за новыми тенденциями с одной стороны, а с другой – сохраняет незыблемый контроль над религиозными институтами. 

«В Казахстане наблюдается дуализм религиозной политики – административная поддержка ДУМК, а с другой стороны – очерчивание поля так называемого правильного или традиционного ислама. Всех, кто в него не вписываются, определяют, как потенциальную угрозу. Вместе с тем, плюрализм растет. Соцсети, доступность разных источников информации способствуют многообразию религиозных убеждений – это естественный процесс. Как на это все реагирует государство? Через секьюритизацию – восприятие как риск и угрозу», – говорит социолог, директор PaperLab Серик Бейсембаев. Эксперты говорят о возможностях пересмотра модели светскости в Казахстане, так как жесткий государственный контроль часто нарушает религиозные права верующих. Например, вот уже несколько лет в стране не утихают споры вокруг ношения хиджабов или платков в школах. Родители, не согласные с запретом, вынуждены переводить детей в российские онлайн-школы или искать альтернативы бесплатному школьному образованию. 

«Нужно понимать религию как часть культуры и признать, что в нашей стране большинство – мусульмане, следующая группа – православные. Государство делает шаги визуальные, символические – это умра нашего президента, мечеть в столице. Да, мы светское государство, но есть мечеть, куда ходят верующие. В школы ходят те же самые люди, что ходят в эту мечеть. Я думаю, к ним толерантнее нужно относиться. Бесконечные запреты ведут к консервации — это борьба с драконом. У нас есть пример – Чечня, где боролись с экстремизмом, и в итоге пришли к несвободной модели, когда признается суфийский орден, которому принадлежит элита Чечни. Люди пришли к очень консервативной модели через борьбу с экстремизмом, с которым они боролись. Вот эта борьба порождает консервацию, которая приведет нас к тому, с чем мы боремся», – говорит культурный антрополог Алима Бисенова.

Религиовед Асылтай Тасболат считает, что классическая модель светскости была в Казахстане в девяностые годы. Нынешняя же модель – нет. «Если государственная политика будет разделять ислам на правильный и неправильный, это будет мешать интеграции и диалогу между разными религиозными группами. Диалог поможет нахождению наиболее приемлемой модели светскости. Министр просвещения Асхат Аймагамбетов говорит о необходимости создания инклюзивного общества. Это ключевое слово. Религиозные граждане тоже должны иметь возможность получать образование», – отметил Асылтай Тасболат.

Религиозную политику нельзя рассматривать как нечто незыблемое, считает руководитель управления координации профилактики религиозного экстремизма в интернет-пространстве МИОР РК Жапал Долиев. По его мнению, ее направления могут меняться, но отходить от принципов светскости в Казахстане не планируется. «Наша цель – обеспечить религиозное согласие. Я не согласен, когда говорят, что Казахстан продолжает советскою модель светскости. У нас все религиозные объединения или религиозные организации могут функционировать, если их деятельность не противоречит закону», – сказал Долиев.

Запрос на политическое участие 

Вместе с тем, эксперты фиксируют противоречивые сигналы со стороны государства. С одной стороны, власти запрещают ношение школьницами хиджабов, с другой – идут на поводу у религиозного режиссера и его сторонников, недавно выступившего против проката зарубежного мульфильма «Базз Лайтер» или способствуют строительству мечетей на фоне катастрофической нехватки социальных объектов. Эти и другие аналогичные события усиливают поляризацию в обществе, постоянному противопоставлению интересов разных групп, росту конфликтности.

«Интерес к мультфильму, петиции – это показатель запроса на участие, представленность, справедливость, желание быть заметными, что есть люди с таким мнением, у которых нет представленности в госорганах, у которых нет представленности в парламенте, от имени которых никто не говорит, и поэтому приходится за них говорить актеру, который не всегда даже может донести, возможно, их мысли. Мне кажется, инклюзивность очень сильно помогла бы обществу. Если бы мы не находились в замкнутых сообществах, если бы у нас была представленность во власти, был доступ к социальным лифтам и вера в справедливость и справедливое общество, то такого накала страстей бы не было», – говорит исследовательница PaperLab Анастасия Решетняк.

По ее мнению, угроза терроризма в Казахстане очень сильно снизилась. Возможно, теперь настало время больше доверять всем участникам религиозного поля. «Мы за эти коды в секьюритизацию немножко заигрались. Индекс терроризма в Казахстане – 0,000, то есть, практически никакой угрозы, помимо событий января. Но опять же, вопрос о 20 тысячах террористов у нас уже со всех уровней снят. Кто будет осужден и по каким статьям, мы посмотрим. Смыл в том, что угроза объективно снижается, в том числе благодаря проводимой политике. Может быть, многие вещи должны управляться не сверху, а снизу? Должна быть высокая роль этих самых религиозных сообществ, которые сейчас являются объектом политики», – говорит Решетняк. 

По данным Pew Research Center, наряду с другими странами Центральной Азии, Казахстан входит в число 23 стран мира с очень высоким уровнем религиозных ограничений со стороны правительства. Арабист, заместитель директора фонда «Акниет» Замир Тулешев считает, что эти замеры требуют уточнений. «У нас более 2700 мечетей и более 1000 молельных комнат. Когда я разговаривал с представителями религиозных объединений христианского толка, они говорят, что перекос именно в этом: нам ничего не разрешают, а у вас все условия. То есть, здесь нужно понимать, какие именно перекосы и кейсы имеет в виду Pew Research Center. Потому что по тем же исследования Pew Research Center, в Казахстане 270 000 молящихся, то есть, на каждую сотню молящихся по одной мечети приходится», – говорит Тулешев. По его мнению, нельзя списывать со счетов рост популярности религиозных проповедников в Казахстане, поэтому если и следует пересмотреть секьюритизацию в сфере религии, то только в некоторых аспектах. «Когда человек занимается проповедничеством, он хочет захватить духовную власть над людьми. Как только это у него начинает получаться, его не остановить, у него эго вырастает, и он уже пропагандирует то, что хотел бы слышать джамагат, чтобы люди ему поклонялись, возвеличивали его. Сам он становится рабом джамагата, потому что если он будет пропагандировать то, что противоречит тому, что любит джамагат, он потеряет свою аудиторию. Если дать возможность проповедовать любому непрофессионалу, не обладающему никакой квалификацией, он становится проповедником, который взращивает свое эго и может натворить столько дел! Вот вы говорите: давайте всем течениям дадим возможности проповедовать все, что они хотят, при том, что среди них есть непрофессионалы, и тем самым они научатся толерантности. Это очень спорный момент», – сказал Тулешев. 

Серик Бейсембаев считает, что установить контроль над проповедниками, аудитория которых исчисляется сотнями тысяч, в цифровом пространстве практически невозможно. По его мнению, открытая конкуренция проповедников всегда лучше, чем несколько религиозных лидеров, получивших монополию от государства. «Есть страны, в которых эта конкуренция существует, и мы не видим, что там происходят теракты или вражда растет», – сказал Бейсембаев.

Анастасия Решетняк, в свою очередь, рекомендовала госорганам обратить внимание на проблемы внутренней политики и социальной поддержки граждан. «Я знаю, что, например, в управление по делам религий поступают иногда странные вопросы: «окажите помощь материальную», «помогите устроить ребенка в садик» и так далее. Нам не только религиозную политику нужно чинить, но и задуматься о том, как работают наши институты, отвечают ли они нуждам граждан, и каковы эти нужды. Все это нужно изучать и учитывать.»

Фото автора 

• 171
• 195