Почему рост числа миллионеров в Казахстане не делает общество богаче?

В Казахстане насчитывается более 44 тысяч долларовых миллионеров, однако за этим внушительным числом скрывается тревожная картина – экономический рост остаётся узко сосредоточенным в сырьевых отраслях, а неравенство продолжает расти. Кто накапливает богатство, куда уходят капиталы и почему увеличение числа миллионеров не делает общество в целом богаче? Об этом exclusive.kz поговорил с экономистом Рахимбеком Абдрахмановым.

– Недавно вы привели данные из Global Wealth Report, согласно которым в Казахстане насчитывается 44 тысячи долларовых миллионеров. Это много или мало?

– Это довольно много для Казахстана. Да, Казахстан – это небогатая страна, и вот такое количество долларовых миллионеров, конечно же, многих людей повергло в шок. Потому что когда в Америке говорят о том, что у них определенное количество долларовых миллионеров, это ни у кого не вызывает вопросов. Но в Казахстане это произвело эффект разорвавшейся бомбы.

– Но разве наличие большого количества долларовых миллионеров – это плохо? Разве не к этому стремится любая страна?

– Это неплохо, если количество миллионеров растёт на фоне общего благосостояния. Но в Казахстане 60% домохозяйств живут на 100–120 долларов в месяц. Рост числа миллионеров в такой ситуации – это не развитие, а признак деградации. В развитых странах богатство создаётся стартапами, технологиями, интеллектуальным капиталом, предпринимательством. У нас – за счёт доступа к сырью, госконтрактам и финансовым потокам, которыми управляет узкая группа. Это не про экономический успех, это про неравенство и коррупцию.

– Есть ли данные о том, кто эти люди, где они находятся или где хранят свои деньги? Какая часть из них находится в Казахстане?

– По данным Банка международных расчётов, Global Financial Integrity, KPMG – большая часть состояний казахстанских богатых людей выведены за рубеж. Это недвижимость в Дубае, Лондоне, счета в швейцарских банках, офшоры.

Парадокс в том, что большая часть людей, которые сегодня богаты в Казахстане, сами создавали финансовую и судебную систему в нашей стране. Но по какой-то причине они предпочитают не пользоваться ими. Не доверяют тому, что они создали.

Важно сказать, что казахстанские миллионеры – это такой продукт сложившейся у нас системы, чье богатство концентрируется не в результате рыночной конкуренции или технологических прорывов, а за счет доступа, как мы уже говорили, к госресурсам, к административным рычагам и сырьевым потокам. Поэтому казахстанские капиталы весьма специфичны.

– Если мы понимаем, что экономика не показывает признаков бурного развития, почему прогнозируется дальнейший рост числа миллионеров? За счёт чего?

– За счёт всё тех же причин – доступа к сырьевым и финансовым потокам. Рост на бумаге у нас есть, но это не рост экономики, а рост прокачки нефти. Это количественный, а не качественный рост. А в это время основная масса казахстанцев остаётся вне этих потоков. Экономический прилив в Казахстане поднимает не все лодки. У нас семейный капитализм – не нужно быть гением, достаточно быть чьим-то родственником.

– Но ведь при этом депозитная база в стране растёт. Люди, пусть и небольшими суммами, но всё же хранят деньги в банках. Как объяснить парадокс , что одни выводят деньги из страны, а другие все-таки оставляют?

– Я думаю, что какие-то люди все-таки верят в казахстанскую экономику, не все понимают, что на самом деле страна находится сейчас в очень тяжелой экономической ситуации с весьма туманным экономическим, социальным и даже политическим будущем. Какие-то люди все-таки доверяют национальной валюте, какие-то верят в то, что в Казахстане все будет хорошо. И большая часть депозитов лежит в казахстанской валюте . По-моему, около 20 триллионов тенге в прошлом году было размещено на казахстанских депозитах.

-Есть ли у нас другие инвестиционные инструменты, кроме депозитов и недвижимости? Мможно ли им доверять?

-Нет, у нас их нет. Кроме депозитов и недвижимости на самом деле надежных источников вложения в государственную экономику крайне мало. У нас очень высокие процентные ставки, поэтому депозиты – чуть ли не единственный рабочий инструмент.

– Почему тогда список Forbes не отражает реального положения дел? Где наши «нефтяные деньги»?

– Forbes и подобные рейтинги видят лишь то, что можно формально подтвердить – публичные доли, зарегистрированную недвижимость. Но большая часть капиталов скрыта: оформлена на номиналов, в трастах, за рубежом. В экономическом анализе мы пытаемся оценивать, где все-таки находятся капиталы, кто является конечным бенефициаром, И это очень запутанная схема. Поэтому, когда мы смотрим на 50 или 100 людей из списка Forbes, которые нам представляют самыми богатыми, мы на самом деле видим только верхушку айсберга. Причём, не самую весомую.

– Идет ли сейчас передел собственности в стране? Происходит ли демонтаж старой системы?

– Скорее, происходит эволюция системы. Лица меняются, механизмы остаются. Мы видим «добровольные» возвраты активов, перераспределение в нацкомпаниях, появление новой экономической элиты, связанной с текущими центрами власти. Но сама структура – где доступ к ресурсам имеет ограниченный круг – сохраняется.

– Недавно вы цитировали Международный валютный фонд, который прогнозирует, что в 2040 году нефть упадет до 15 долларов за баррель. Для Казахстана с его сырьевой моделью экономики это не страшилка, а объективный сценарий. Вы видите какие-то признаки, что власть к этому готовится?

– Абсолютно верно, что сценарий 15 долларов за баррель к 40-му году это уже не экзотика, это вполне себе рабочая гипотеза, подкрепленная данными. Причины – энергетический переход, рост электромобилей и зелёных инвестиций. У нас нет плана «Б». Формально – есть стратегии, концепции, но реально – мы продолжаем инвестировать в сырьевые отрасли. Чтобы адаптироваться, нам нужно вложить 60–70 млрд долларов в индустриализацию и инновации. Но, к сожалению, мы видим, что этого не происходит. Никто и не думает тратить такие деньги сегодня на реальную индустриализацию. В рейтинге индекса экономической сложности мы стоим даже ниже, чем сельскохозяйственная Молдавия. Это на самом деле о многом говорит. Поэтому, когда вы спрашиваете, готовимся ли мы, я скажу, что нет. И мы делаем вид, что этого слона в комнате нет.

-Есть ли у нас шанс все-таки вдруг мобилизоваться и вдруг начать экономическую модернизацию?

Были ли в истории такие вот прецеденты?

– Конечно. Южная Корея, Германия после войны, Грузия времён Саакашвили – все они модернизировались с нуля благодаря эффективному управлению и чёткому видению. У Южной Кореи стартовый капитал был 300 миллионов долларов. На эти деньги Южная Корея провела свою модернизацию экономики. Потому что у них было эффективное качество государственного управления, было понимание того, что если они не проведут модернизацию, то уже никогда не выберутся из этой социально-экономической ямы, в которой они находились. А Казахстан, несмотря на ресурсы, топчется на месте из-за коррупции и отсутствия промышленной политики. Парадокс в том, что нам, возможно, действительно нужен шок, чтобы выйти из зоны комфорта и начать думать стратегически. И чем дольше мы тянем, тем меньше у нас останется мозгов и ресурсов для модернизации. Утечка талантов уже идёт. В такой ситуации у популистов будет все больше шансов, а у страны – всё меньше времени.