Почему все вдруг стали цитировать президента Токаева?

«Государственный язык страны должны знать все, или хотя бы пассивно понимать его», – считает лингвист-тюрколог и политолог Тимур Козырев. По его словам, это крайне важно для целостности общества.

– Как вы прокомментируете последнее заявление Президента Токаева о том, что никто не вправе указывать гражданам, на каком языке им говорить?

– Я полностью согласен с ним. Но давайте будем цитировать президента целиком, а не лукаво избирательно. Например, в том же его заявлении на сессии АНК четко и ясно сказано об утверждениии статуса государственного языка как языка межэтнического общения. Это очевиднейшим образом подразумевает необходимость всеобщего овладения казахским языком. Да, без грубого принуждения. Но саму необходимость никто не отменял. Так что если кто-то уже обрадовался – то, боюсь, преждевременно. Знание государственного языка играет важнейшую роль в целостности общества.

Работая в 2006-2008 годах в Таразском государственном университете, я однажды принимал участие в подготовке мероприятия, посвященного традициям и общественной нравственности. В пресс-релизе, распространенном по этому случаю, был поставлен вопрос: «Почему наши казахские девушки, рожая детей вне брака, бросают их, выходят на панель и т.д.?». Один из организаторов возмутился: «Почему речь идет только о казахских девушках? Если это делают русские или кореянки – то, выходит, это нормальное явление?!»

Авторы пресс-релиза стали оправдываться – объяснять, что они не вкладывали в свой текст такой смысл. Выяснилось, что в оригинале на казахском релиз прочитывается совсем по-другому. Но после перевода текста на общепонятный русский он действительно начинал звучать так, будто именно казашки должны быть высоконравственными, а остальные – как хотят.

Когда часть общества не знает и даже не понимает язык другой части, то формируются два параллельных дискурса и, в итоге, две альтернативные формы гражданского самосознания. Но под одной политической крышей в унитарном государстве это категорически недопустимо.

Чтобы такого не было, нужна «слышимость сквозь стенку». На данном этапе вполне достаточно, чтобы те, кто не владеет казахским, хотя бы пассивно понимали казахскую речь в устном и письменном виде. Никто ведь не требует, чтобы все заговорили по-казахски, как Мухтар Ауэзов.

Для наглядности: в ТарГУ в те самые годы на нашем факультете работала русская женщина, которая не говорила, но хорошо понимала государственный язык, и любое совещание с ее присутствием проходило на казахском. Когда ей самой нужно было выступить, она делала это на русском, и никаких претензий ни у кого не возникало. Главное – окружающим не приходилось из-за нее оказываться в ситуации, когда «семеро ждут одного». В коллективе, помимо человеческих и профессиональных качеств, ее уважали еще и за это.

Такой минимум пассивного владения языком вполне достижим для всех. Произносить правильно 9 специфических звуков казахского языка на данном этапе никто особо не требует, хотя русскоязычная молодежь преодолела уже и эту планку.

Говоря проще, если государственный язык станет если не общеупотребительным, но хотя бы, для начала, общепонятным, то процесс двинется вперед с очень большой скоростью.

И еще один показательный случай. Примерно в 2008 году министерство просвещения РК спустило директиву – сократить малокомплектные (меньше 10 человек) группы в вузах, разбросав их по другим. Но когда стали воплощать это начинание на практике, то выяснилось. что в северных областях под удар попадают казахские группы, а в южных – русские. Рискованность таких действий стала настолько очевидна, что решение просто спустили на тормозах.

Но мораль отсюда такая: разноязычие общества порой лишает государство возможности проводить единообразную политику даже в вопросах, которые формально с языком вроде бы не связаны. И это – повод для многих размышлений.

– В казахском обществе сейчас появилась еще одна проблема: одни казахи говорят только на казахском, другие – только на русском, друг друга они не понимают. Что делать с этим?

– Я бы уточнил: встречаются те, для кого незнание казахского уже стало «позицией». Не раз слышал: «Мне так удобно!». Произносится это с агрессивным апломбом. Но вопрос ведь в другом: а окружающим с тобой – удобно? Кстати, это не о русских, а именно о части казахов. К счастью, небольшой.

Что с такими делать? Убеждать. Личным примером, через произведения искусства, приобщение к отечественной истории. Наследнику Золотой Орды должно быть стыдно не знать язык великого Дешт-и-Кипчака.

– Традиционный вопрос: ваши рекомендации и советы, как ученого-лингвиста, к тем, кто желает знать, кроме родного, и другие языки?

 – Было бы желание. Например, все знают, что английский язык надо учить, но это обычно делается через «надо». Прозвучит забавно, но лично меня в молодости сподвиг к этому фильм «Титаник». Произошел как бы эмоциональный перелом, и у меня сложилось более неформальное отношение к английскому языку. Кстати, это к вопросу о роли произведений искусства (кино, в частности) в продвижении казахского языка сегодня.

А желание выучить материнский казахский язык у меня появилось примерно в 5-м классе школы. И я стал делать это «методом тыка» – через разговоры с бабушкой и чтение казахских сказок.

И, кстати, у меня был школьный советский учебник казахского языка для русских школ, за 7-8 класс. Если добросовестно усвоить все, что в нем есть, проблем бы не было еще в те времена – все знали бы казахский, настолько этот учебник был понятным.

 У тех, кто сейчас живет в независимом Казахстане, возможностей кратно больше. В целом казахскую речь стало везде слышно, не то что когда-то. Можно смотреть фильмы с субтитрами, вступать в казахоязычные чаты, очень много появилось хороших учебников и пособий. Ключевое слово здесь – ықылас («внимание, интерес»).

– Сейчас английский язык начинает вытеснять все остальные, особенно из сферы науки. Сможем ли мы его когда-нибудь догнать?

– Это – не «персональная трагедия» казахского языка. Сейчас и немецкий, и французский, и испанский, то есть языки давних государственных традиций и развитых литератур, вытесняются из фундаментальной науки. На современном этапе в мировом масштабе она говорит на английском.

Ничего личного, простой прагматизм: написал статью на English – прочитает весь мир. На немецком или японском – сам же будешь мучиться переводить, либо платить переводчику из своего кармана. Здесь надо сознательно отказаться ставить себе заведомо недостижимые цели.

А в целом – считаю, что есть основания, как говорится, для осторожного оптимизма.

– А чем можно объяснить то, что на огромной территории Казахстана фактически нет диалектов?

– Этому способствовал кочевой образ жизни. Скажу о том, о чем знаю сам. В далеком 1999 году я провел месяц на летней лингвистической школе в Греции, чья территория меньше одной нашей области, но в каждом районе свой диалект, и их жители не всегда понимают друг друга. Объясняется это просто: там люди, проживая по многу веков изолированно в одной местности, особо не общались с соседями. Отсюда и диалектные различия в аграрных оседлых обществах.

У кочевников мобильность была гораздо выше, поэтому гомогенизация (стирание культурных различий) в кочевом государстве происходит быстрее.

Историки считают, что жесткое правило «Жеті атаға толмай қыз алыспау» – не обмениваться девушками для заключения брачных уз до седьмого колена – было официально введено в Казахском ханстве при Есим-хане. Хотя сама традиция, конечно, древнее, так как она имеется не только у казахов.

Цель – перемешать население, сделать его единым целым. Встречаясь летом на берегах Сырдарьи (Сыр бойында), представители разных родов играли свадьбы, становились сватами («құда – мың жылдық»), а потом разъезжались в разные стороны, увозя домой невесток из другого конца Казахской степи.

Это одна из причин того, почему казахи являются одной из самых генетически гомогенных наций – по крайней мере, на так называемом аутосомном уровне.

Помимо всего этого, знание жетi ата играло еще чисто практическую функцию. Перечень из семи имен заменял в те времена сегодняшний 12-значный код – ИИН, а родовые шежире, которые помнили и тщательно хранили аксакалы, заменяли единую базу данных.

Представим ситуацию: к большому кочевью казахов прибивается джунгарский шпион. Вробе бы түрі қазақ, тілі қазақ – внешне ничем не отличается, языком владеет отлично. Но вот начинается допрос, и тест №1 – без запинки назвать предков до седьмого колена. И если пришелец начинает «плавать», или что-то не сходится с общеизвестным шежире – его, выражаясь современным языком, задерживают для выяснения личности.

• 440
• 280