Построит ли Токаев новую столицу?

Казахи часто меняли свои ставки, называя их Орда. Во времена Казахского ханства она располагалась в Сыгнаке и Туркестане. Потом, вместе с ханом Абулхаиром, кочевала на Иргизе и на Эмбе, а при Абылай хане была то на севере в Кокшетау, то на юге в Ханкургане.

В XX веке нас осадили на землю, очертили границы, объявили республикой, но Орда, ставшая называться «астана» или «столица», так и осталась кочевой. За 80 лет с 1917 по 1997-й она сменила 5 городов, перекочевывая 4 раза. Правда не на телегах и верблюдах, а на «от-арбе», запряженной железным «кара-айгыром» с развевающейся чёрной гривой дыма.

Жанасемей/Алаш кала/Заречная слобода (1917-1920).

Казахская государственность была восстановлена в декабре 1917-го провозглашением Алашской автономии в составе России. Местом пребывания правительства Алашорды стал пригород Семипалатинска на левом берегу Иртыша, получивший название Алаш-кала (ныне Жанасемей). В нём уже была первичная инфраструктура: мечеть, церковь, базар, телефон, пристань, вокзал, и железная дорога, связывавшая его с Новониколаевском (Новосибирск) и Сергиополем (Аягоз). Несколько больших купеческих особняков стали домом правительства, штабом вооруженных сил и типографией, в которой печатались газета «Сарыарка» и журнал «Абай». Город стал мозгом и сердцем казахской государственности, но для большевиков Алашская автономия была, как кость в горле, и в марте 1920 года её ликвидировали.

Впоследствии советские историки, по понятным причинам, избегали упоминания об Алаш как первой столице. Даже теперь многие уверены, что в Казахстане столичных городов было четыре, а не пять.

Оренбург (1920-1925).

В 1920-м, после образования Киргизской автономии (КАССР), местные большевики, желая избавиться от влияния алашординской интеллигенции и алашординского наследства, старались держаться подальше от Семея, как чёрт от ладана. Для столицы, как компромиссный вариант, с одобрения московских товарищей они выбрали пролетарский Оренбург, который был срочно включён в состав автономии. Однако в 1924-м ситуация стабилизировалась, в Кремле одумались, и по результатам национально-территориального размежевания Оренбургскую губернию включили в состав РСФСР.

Естественно, казахские коммунисты почувствовали себя квартирантами в чужих стенах и решили, что им нужен не большой и чужой город, а хоть и небольшая, но своя родная столица. Выбрали станцию Ак Мечеть, расположенную в гуще казахского населения, а главное – на железной дороге Оренбург – Ташкент, что в условиях дефицита денег на переезд требовало минимальных затрат. С этим переносом всё понятно.

Кызылорда/Ак Мечеть/Перовск (1925-1929).

Ровно 100 лет назад новая столица стала ближе к массам и переименована в Кызыл-Орду, а заодно и Киргизская автономия – в Казахскую. Казалось бы, своя республика, своя столица, живи, радуйся и строй светлое будущее, но не тут-то было.

Осенью 1925-го секретарём Казкрайкома был назначен Шая (Филипп) Голощёкин – малограмотный, но амбициозный и коварный большевик, дорвавшийся до власти. Окружавших сотрудников он разделил на три группы и начал их умело стравливать по принципу «разделяй и властвуй» – сказывалась большевистская закалка прожженного революционера. Через полтора года его противники: Садвокасов, Мынбаев, Ходжанов, Рыскулов и прочие, имевшие дерзость возражать, были идейно разгромлены. Правда, в те времена «укромные, теперь почти былинные» для соратников по партии «десятку без права переписки» ещё не применяли. «Национал-уклонисты» потеряли руководящие посты, но никуда не делись, и в правительственных учреждениях кишели их сторонники.

Не зная казахского языка, Голощёкин чувствовал себя крайне неуютно в сплошь казахской среде Кызылорды. Победив вождей, он не мог не понимать, что «садвокасовщина», «мынбаевщина», «ходжановщина», «рыскуловщина», засевшая в госаппарате, будет препятствовать его грандиозным планам «Малого Октября». Что же делать?..

Как и в случае с Оренбургом для обновления партруководства и госаппарата можно переехать в другой русскоязычный город, например, в бывший Верный. И тут Кужаку, как назвали его казахи, подфартило. В декабре 1926-го Союзное правительство приняло решение о строительстве Турксиба, и после этого в марте 1927-го Казахское правительство (с подачи Голощёкина) решило перенести столицу в Алма-Ату. Фактическая перекочевка на «от-арбе» состоялась в мае 1929-го, после того как Южный отряд строителей Турксиба проложил путь от ст. Луговая до ст. Алма-Ата I.

Говоря о причинах переноса столицы, советские пропагандисты ссылались на благоприятный климат, горы, сады и прочую лирику. Но дадим слово свидетелям местного климата тех лет.

По словам Троцкого, сосланного в Алма-Ату в 1928-м, это была малярийная местность и царство ужасающей пыли, особенно солончаковой. По мнению его жены Натальи: «…город землетрясений и наводнений, у подножья Тянь-Шанских отрогов, на границе Китая, в 250 км от железной дороги… Нет ни водопровода, ни света, ни мостовых. В центре на базаре, в грязи, на ступеньках магазинов грелись на солнце киргизы и искали на теле у себя насекомых. Царила жестокая малярия, и чума…». Под землетрясениями и наводнениями Наталья имела ввиду страшные верненские землетрясения 1887 и 1910 годов и катастрофический сель 1921-го, разрушавшие город и унесшие множество жизней. Пусть семейка Троцких – отъявленные контрреволюционеры, но ведь и правоверный большевик Левон Мирзоян, назначенный в 1933-м первым секретарём Казкрайкома пишет о том же: «Ужас, что из себя представляет Алма-Ата, — это паршивенькая деревенька, и, конечно, в несколько раз хуже любой северо-кавказской станицы. Помещений нет, народу негде жить, работники разбегаются, света нет — приходится работать при керосиновых лампах».

Итак, становится понятно, что рассуждения о преимуществах алматинского климата – это современная постправда, а тогда это был камуфляж истинных причин, о которых Голощёкин не говорил с трибун партконференций и не писал в отчетах. О них он советовался в конфиденциальных беседах только с одним человеком в Кремле, и видимо, получил одобрение. Сегодня, вставляя ноги разума в стремена логики, можно лишь догадываться об этом. Но эти догадки обретают реальный вид после признаний другого бывшего партсекретаря об аналогичном процессе переноса столицы.

Алматы/Алма-Ата/Верный (1929-1997). После переезда в Алма-Ату Голощёкин обновил руководство, выдвинув на первые роли Ураза Исаева, Измухана Курамысова, Ельтая Ерназарова – безоговорочных исполнителей его приказов. Естественно, и партгосаппарат тоже стал более русскоязычным и управляемым. Руки у Кужака оказались развязаны. «Великий перелом» начался с запуска маховика седентеризации и коллективизации (а по-казахски ашаршлыка). В развернувшейся в степях классовой борьбе «комиссары в пыльных шлемах» выиграли битву за счастье казахского аула. «Расстались навеки мы с байским обманом. Весна расцвела по степям Казахстана», – радостно пел Джамбул. К какому «счастью» и «расцвету» это привело хорошо известно.

И вот, через шестьдесят с лишним лет ситуация с переносом столицы повторилась с другим казахстанским вождём. Безусловно, Назарбаев после реинкарнации из первого партсекретаря в первого президента также, как Голощёкин, столкнулся с сопротивлением своим грандиозным планам. Если Ельцин в 1993-м непослушную Думу усмирил танками, то наш президент июле 1994-го, как подарок к своему дню рождения, заставил Верховный Совет принять в спешке постановление «О переносе столицы РК». Депутаты сделали своё дело, депутатов можно разогнать! Как остроумно заметил тогда депутат Сулейменов: «В Москве парламент разгоняли танки, а у нас хватило одной лишь Таньки» (Квятковской).

О причинах откочёвки в Акмолу и переименования её в Астану официозом сказано и написано достаточно, да и большинство читателей – свидетели этого эпохального события, так что нет смысла повторяться.

Догадки об истинных мотивах назарбаевской многоходовки так и остались бы догадками, если бы сам экс-ельбасы не признался через 29 лет в мемуарах «Моя жизнь». В главе «Астана» читаем про перенос столицы: «…Буду откровенен. Главная причина – необходимость привнесения положительной встряски в жизнедеятельность молодого государства… А тогда я не смел признаться ни одной живой душе». Желание избавиться от старых соратников и конкурентов крепнущего режима личной власти он называет «привнесением положительной встряски».

Далее на четырёх страницах Шал-пенсионер в порыве откровенности оправдывает своё решение, называя его «экстраординарным». Никогда такого не было и вот опять? Опять запрягли кара-айгыра, погрузились в от-арбу и алга, Казахстан! Да уж, метод «кочующей Орды» в действии.

Астана/Акмола/Целиноград (с 1997). В Астане, естественно, произошло обновление руководства, и у Назарбаева оказались развязаны руки. Окопавшись на левом берегу Есиля, он развернулся по-большевистски: «кто не с нами – тот против нас», «я ошибался только тогда, когда слушал советников». Единоличная власть оказалась такой сладкой, что из страха её потерять преследование противников типа Аблязова стало беспощадным, а сторонники, типа Бишимбаева, сами быстро расплодились вокруг хлебных мест.

При всех различиях Кужака и его идеологического наследника Шала, так и напрашивается сравнение двух «мавров», перенёсших столицы и сделавших своё дело в казахской истории. Хотя внешне оба рядились в тогу реформаторов, внутри оставались большевиками до мозга костей: малообразованные, но амбициозные, мнившие себя наполеонами; циничные, коварные и хитрые лицемеры; не терпящие возражений демагоги, хотя и обладавшие чувством юмора. Оба заслужили нелестные прозвища и ненависть народа; оба выжимали из республики колониальные соки: Кужак – зерно и мясо, Шал – нефть и металлы; один довёл республику до Ашаршлыка, другой – до Кантара; оба «пришли» и «ушли» по указаниям из Кремля.

Мавр ушёл, Астана осталась, обрастая мифами. Казалось бы – в самом центре степной Евразии, где сошлись автотрассы и тропы. Впереди на востоке Китай, позади на задворках Европа. В перекрестье путей и эпох здесь теперь астана, а не край. Молодая.

Однако архитектор и промышленный дизайнер Айдар Ергали в интервью Exclusive.kz разрушил миф об Астане: «Строить большой город там, где среднегодовая температура составляет всего три градуса выше нуля, а отапливаемый сезон – более полугода, – это заведомо убыточное мероприятие, если там нет каких-то мощных градообразующих факторов… В качестве вложения средств я никому не рекомендовать бы его. Искусственно накачанный двухмиллионный город – это катастрофа. Однажды эта пирамида рухнет».

Если допустить, что у Астаны действительно нет перспектив, если она выполнила свою функцию «потешить самолюбие диктатора», то что дальше?..

Следующая Орда

Сценарий может повториться. Нынешний президент в битве за «Новый Казахстан» испытывает сопротивление своим грандиозным планам. «Старый Казахстан», несмотря на несколько полученных нокдаунов, отчаянно сопротивляется, но до нокаута ещё далеко. Может, пора вспомнить традицию и применить старый действенный приём «кочующей Орды»? Всё, что мешает и тянет назад, оставить в Астане и перекочевать туда, где перебои с водой и отоплением, где свет отключают по вечерам, где воздух пропитан выбросами промышленных предприятий, где весной и осенью дороги в грязи, в лужах и ямах, а летом солончаковая пыль проникает во все щели, где в тёмных подъездах отвратительные запахи валят с ног, где не хватает детсадов и школ, где мусор и бомжи валяются на улицах, где масса других городских проблем. Туда, куда разжиревшие на «хлебных» местах старые агашки не поедут. Зато молодые жигиты обновят кровь госаппарата и старое название на кириллице заменят на новое – New Astana. При столичном статусе городские проблемы решатся быстро; понаедут новые жители, понастроят новые хан шатыры и вскоре на карте республики появится новый город-миллионник. Потом на собрании мажлиса выступит депутат-патриот и скажет, что не надо никаких персизмов, что в развитие тренда возрождения казахского языка новую столицу нужно назвать исконно тюркским словом Orda. И новая столица, как и все остальные обретёт историю переименований: Orda/Newastana/старое название.

• 18
• 10