Призрак неофашизма бродит по Европе

Сюрприз июньских выборов в Европарламент заключался в том, что они действительно принесли те результаты, которые все ожидали. Перефразируя классическую сцену из фильма братьев Маркс: Европа может говорить и действовать так, будто она движется радикально вправо, но не позволяйте себя обмануть; Европа действительно движется радикально вправо.

Почему мы должны настаивать на этой интерпретации? Потому что большинство ведущих СМИ стараются преуменьшить её значение. Сегодня мы постоянно слышим примерно следующее: «Да, Марин Ле Пен, Джорджа Мелони и партия «Альтернатива для Германии» (AfD) иногда флиртуют с фашистскими мотивами, однако нет никаких причин для паники, потому что они с уважением относятся к демократическим правилам и институтам после прихода к власти». Однако подобное одомашнивание радикальных правых должно нас всех тревожить, потому что оно сигнализирует о готовности традиционных консервативных партий присоединиться к этому новому движению. Аксиома европейской демократии после Второй мировой войны – «никакого сотрудничества с фашистами» – оказалась тихо забыта.

Сигнал этих выборов чёток и ясен. Линия политического водораздела в большинстве стран ЕС теперь проходит не между умеренными правыми и умеренными левыми, а между традиционными правыми, воплощением которых стал главный победитель выборов – Европейская народная партия (ЕНП, включающая христианских демократов, либеральных консерваторов и традиционных консерваторов), и неофашистскими правыми, которых представляют Ле Пен, Мелони, AfD и другие.

Вопрос теперь в следующем: будет ли ЕНП сотрудничать с неофашистами? Председатель Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен представляет результаты выборов как триумф ЕНП над двумя «крайностями». Однако в новом парламенте не будет крайне левых партий, чей экстремизм мог бы хотя бы отдалённо сравниться с экстремизмом крайне правых. И поэтому такое «сбалансированное» мнение высшего должностного лица ЕС звучит как зловещий сигнал.

Когда мы сегодня говорим о фашизме, мы не должны ограничиваться развитым Западом. Схожие политические тенденции набирают силу и в значительной части стран Глобального Юга. Итальянский историк-марксист Доменико Лосурдо (известный тем, что занимается реабилитацией Сталина) в своём исследовании китайского развития подчеркивает различие между экономической и политической властью. Проводя свои «реформы», Дэн Сяопин понимал, что некие элементы капитализма необходимы для того, чтобы высвободить производительные силы общества; однако он настаивал на том, что политическая власть должна твёрдо оставаться в руках Коммунистической партии Китая (самопровозглашённого представителя рабочих и крестьян).

У этого подхода имеются глубокие исторические корни. Более столетия Китай придерживается паназиатских идей, возникших ближе к концу XIX века в качестве реакции на западное империалистическое господство и эксплуатацию. Как объясняет историк Вирен Мурти, этот проект всегда мотивировался отрицанием не западного капитализма, а западного либерального индивидуализма и империализма. Ссылаясь на учреждения и традиции, существовавшие до начала современной эпохи, паназиаты утверждали, что азиатские общества способны провести собственную модернизацию и достичь большего динамизма, чем Запад.

Гегель считал Азию территорией строгого порядка, который не допускает индивидуализма (свободной субъектности), однако паназиаты выдвинули новую гегелевскую концепцию. Они утверждали, что, поскольку свобода, предлагаемая западным индивидуализмом, в конечном итоге отрицает порядок и приводит к социальному распаду, единственным способом сохранения свободы является её превращение в новую коллективную агентность.

Один из первых примеров этой модели можно найти в милитаризации и колониальной экспансии Японии накануне Второй мировой войны. Однако исторические уроки быстро забываются. Многие на Западе сейчас ищут решения для крупных, серьёзных проблем, и их может вновь привлечь азиатская модель, подавляющая индивидуалистические стремления и ищущая смысл жизни в коллективном проекте.

Паназиатизм обычно колебался между социалистической и фашистской версиями (причём граница между ними не всегда была чёткой), напоминая нам о том, что «антиимпериализм» далеко не так невинен, как может показаться. В первой половине XX века японские и немецкие фашисты регулярно представляли себя борцами с американским, британским и французским империализмом, а сегодня можно увидеть, как крайне правые политики-националисты занимают аналогичную позицию в отношении Евросоюза.

Схожие тенденции различимы в Китае в эпоху после Дэна Сяопина. Политолог Энтони Джеймс Грегор классифицирует его как «вариацию современного фашизма»: капиталистическая экономика контролируется и регулируется авторитарным государством, чья легитимность оправдывается этнической традицией и национальным наследием. Именно поэтому председатель КНР Си Цзиньпин делает акцент на долгой, непрерывной истории Китая, простирающейся в глубокую древность. Использование экономических факторов в интересах националистических проектов является сутью фашизма. Схожую политическую динамику можно наблюдать в Индии, России, Турции и в других странах.

Нетрудно понять, почему эта модель становится популярной. Пока СССР хаотически разваливался, Компартия Китая проводила политику экономической либерализации, но при этом сумела сохранить жёсткий контроль. И поэтому леваки, симпатизирующие Китаю, хвалят его за удержание капитала в подчинённом положении – в отличие от американской и европейской систем, в которых неограниченно правит капитал.

Впрочем, новый фашизм поддерживают и более свежие тенденции. Помимо Ле Пен, ещё одним крупным победителем европейских выборов стал Фидиас Панайоту, кипрский видеоблогер из YouTube, который ранее привлёк внимание своими попытками обнять Илона Маска. Ожидая Маска у штаб-квартиры компании Twitter, Панайоту призвал подписчиков «поспамить» мать Маска своей просьбой. В итоге Маск действительно встретился с Панайоту и обнялся с ним, а тот объявил о своём выдвижении в Европарламент. Выступая на беспартийной платформе, он получил 19,4% голосов и депутатское место.

Похожие фигуры появились также во Франции, Великобритании, Словении и других странах. Все они оправдывали свои кандидатуры «левацким» аргументом, что демократическая политика превратилась в посмешище, и поэтому клоуны тоже могут баллотироваться. Это опасная игра. Если достаточное количество людей утратят веру в политическую эмансипацию и согласятся на уход в клоунаду, тогда политическое пространство для неофашизма расширится.

Чтобы вернуть это пространство, нужны серьёзные, аутентичные действия. При всех моих разногласиях с президентом Франции Эммануэлем Макроном, я считаю, что он верно отреагировал на победу французских крайне правых, распустив Национальное собрание и объявив новые парламентские выборы. Его заявление застало почти всех врасплох, и это, конечно, рискованно. Однако на этот риск стоило пойти. Даже если Ле Пен выиграет и будет решать, кто станет следующим премьер-министром, Макрон, будучи президентом, сохранит способность мобилизовать новое большинство против этого правительства. Мы должны вести борьбу с новым фашизмом настолько сильно и быстро, насколько это возможно.

Copyright: Project Syndicate, 2024. www.project-syndicate.org

• 24
• 23