Расул Рысмамбетов: Мы теряем свободу воли в принятии экономических решений

Финансовый консультант Расул Рысмамбетов предлагает начать активно занимать за рубежом. Это заставит правительство возвращать долги, а не «по-братски» растаскивать Нацфонд, чем Казахстан успешно занимается вот уже второй десяток лет. А тем временем, мы теряем свободу воли в принятии экономических решений, что в итоге может привести к потере государственности.

– Есть проблемы, которые кочуют из года в год, и одна из них – это проблемные активы. В чем их особенность для Казахстана?

– Проблемный актив – это актив, который не приносит доход, не окупается и его сложно продать. Но я вижу проблему шире. Я изучал финансы в Швейцарии, работал в ряде крупных глобальных организаций, которые занимаются проблемами активами. К сожалению, или к счастью, в Казахстане есть своя специфика. Если в Китае, например, можно делить или перепродавать активы, то в Казахстане так не всегда получается в силу того, что у многих проблемных активов очень сильная политическая подоплёка. А если точнее, то большинство наших проблемных активов выросли из неправильно принятых государственных решений. Я имею в виду не только про банки, но и квазигоссектор, и различные РГП, и СПК и т.д.

– У меня такое впечатление, что сейчас Казахстан стремительно превращается в один большой проблемный актив. И если в банках все более или менее прозрачно, есть хотя бы какая-то отчетность, то в других сферах все очень запутано и менее прозрачно как минимум. Как бы вы распределили по уровню сложности ситуацию в банковском секторе, квазигоссекторе, в инфраструктурных проектах?

– Где-то в 2018-19 году я оценивал объем проблемных активов в банковском секторе и СПК около 5 миллиардов долларов. Если добавить Самрук, Байтерек, то мало ошибусь, если речь идет о еще 10 миллиардах…

– Это много или мало? С чем это можно сравнить?

– Это очень большие деньги. Помните, шли дискуссии о строительстве четвертого НПЗ? Так вот строительство одного НПЗ или нефтехимического завода стоит примерно миллиард долларов. То есть, условно говоря, мы могли бы только на часть этих денег снять проблему обеспечения топливом всей страны.

– Президент в прошлом году тоже выразил огромную озабоченность. И даже был создан Фонд стрессовых активов. Насколько я знаю, речь шла о 2 триллионах тенге, из которых, как говорит финрегулятор, около 60 процентов введены в экономический оборот. Но, честно говоря, я, как потребитель, этого не чувствую. Скажите, пожалуйста, что происходит на самом деле?

– Вы хорошее название вспомнили – Фонд стрессовых активов. В истории Казахстана было два Фонда проблемных активов. Первый был создан в 2008 году, туда закачали 20 миллиардов в тенге. Это большие деньги по тем временам были. Ну и сейчас немало. Потом эти деньги дали Казкому, а он большую часть строительной корпорации Куат. Но Фонд оказался ожидаемо убыточным и в итоге его передали в Байтерек, а потом и вовсе тихо похоронили.

Полностью с вами согласен, что в банковском секторе проблемные активы понятнее. Совершенно другая ситуация в государственном секторе. Обязательства перекладываются из одного кармана в другой, и тихо растворяются.

Именно это получилось и с Фондом проблемных кредитов в 2013 году. Активы никуда не делись, а проблемы наросли. Но поначалу его создали при Нацбанке, который обеспечивал абсолютную прозрачность. Но в какой-то момент это перестало всех устраивать и его передали в минфин. И тогда ФПК начал скупать все подряд: офисы в Есентае, миллионы гектаров земли, долги банков и пр.

Не хочу называть фамилии, потому что эти люди успешно перекочевали в Новый Казахстан, но узкопрофессиональный финансовый рынок до сих пор в шоке от этих операций.

– И не только внутри Казахстана, но и снаружи тоже. Даже Всемирный банк, обычно крайне дипломатичный, не сдержал свое возмущение и посоветовал Казахстану пересмотреть свою модель поддержки избранных банков. Вы с ним согласны? И вообще, что нам сейчас со всем этим делать?

– Я частично согласен с Всемирным Банком. У меня были встречи с их подразделением IFC. Правда, многие их рекомендации очень верхнеуровневые, без погружения в детали. Например, они предлагают создать электронную площадку, где все проблемные потребительские кредиты будут продаваться коллекторам. Боюсь, что они не знают или забыли о том, как у нас один мужчина с проблемным кредитом застрелил 5 человек… Но, несмотря на то, что у нас высокий уровень потребительских займов, самые большие проблемы все-таки, я думаю, в корпоративном секторе. Всегда, где государство начинает выдавать кредит, там всегда проблема. Недавно почивший Казагро, допустим, раздал миллиарды долларов, а потом его без должного аудита передали в Байтерек. И никто не понес за это ответственность.

Как, например, это делается в Китае? Государство полностью уходит из управления. Частник пишет стратегию выхода из кризиса и выправляет ситуацию при одном и главном условии – никак не вмешиваться в операционный процесс.

У нас есть еще одна компания – Инвестиционный фонд, созданный на заре независимости для диверсификации экономики, но и там все пошло по нашей классической схеме – национализация убытков, приватизация доходов.

ИФК сначала приватизировали, потом вернули государству, и сейчас, насколько я знаю, Байтерек не знает, что делать с его проблемными активами.

– Вот как раз пару лет назад вы говорили, что у Фонда проблемных активов должен быть частный хозяин…

– Хозяином может оставаться минфин, но надо привлекать специалистов другого качества. Иначе рано или поздно в бюджете возникнут такие дыры, которые будет нечем закрывать. И получится как в том анекдоте: дети прибегают к нищему отцу и говорят: отец, водка подорожала, наверное, ты теперь будешь меньше пить». А он отвечает: «нет, это вы будете теперь меньше есть». Правительство вступило на очень скользкий путь, перекладывая долги из одного государственного кармана в другой. А наш Нацфонд хранит очень много тайн… Мы обещали накопить в Нацфонде 100 миллиардов долларов и раздавать его детям половину инвестдохода. Идея отличная! Если не принимать во внимание, что в 22-м году у Нацфонда, говорят, отрицательная доходность. Поэтому мне нравится, что Самрук постепенно избавляется от дочерних компаний. Может, оно и к лучшему.

– Но ведь мы продолжаем генерировать проблемные активы, потом создавать Фонды для их скупки и так уже минимум лет 15, а то и больше. Но ведь это не может продолжаться до бесконечности? Нужно просто действительно начать расчищать эти авгиевы конюшни. Потому что в связи с начавшимся латентным переделом собственности Казахстан действительно превращается в одной большой проблемной актив. И вы совершенно правы, что их они формируются даже не по экономическим, а по политическим причинам. Что делать?

– Я думаю, надо переосмыслить, что такое Казахстан для начала. Государство? Какие приоритеты? Если подняться на макроуровень, надо посмотреть, что приносит денег. Огромный квазигоссектор? Но стоимость создания одного рабочего места составляет от 150 тысяч до миллиона долларов. Это очень дорого. Что мы делаем? Около ста тысяч человек в Самрук-Казына, в том числе и по поручению правительства, перераспределяют огромные деньги. В этом смысле САМРУК как большая семья, где один умный хороший брат работает на стройке, а все братишки-сестренки за его счет и обучились, и на свадьбы ходят, а подарки делают и так далее. А старший брат так и не успел получить образование, а его дети живут впроголодь потому, что он вынужден этих всех оболтусов кормить… И вот теперь этот старший брат Самрук пытается избавиться от своих дочек и внучек. Хорошая идея!

– Два года назад вы сказали, что если ситуация не изменится, то нам грозит потеря государственности. Как вы думаете, ситуация с тех пор стала хуже или лучше? Особенно в контексте растущего российского присутствия в экономике.

– Что такое потеря государственности? Границы могут оставаться, но теряется свобода воли в экономических решениях. И ее становится все меньше. Например, меня очень удивила сделка по Кармету. Занять очень проблемный актив под 15% годовых – это или очень смело, или очень глупо. Или это опять политическое решение и нам до сих пор не могут вскрыть карты и сказать, кто им дал деньги. Мы живем в режиме тушения экономических пожаров.

– Есть хотя бы гипотетическая возможность выйти из этой ловушки?

– Есть два базовых сценария. Первый – ничего не изменится, шоков не будет, экономика будет продолжать медленно задыхаться, как, например, в Египте. Там богатых людей много, но большинство людей живет плохо. Второй сценарий – случится нечто катастрофическое. Допустим, авария сразу на пяти ТЭЦ. Нам придется найти гигантские деньги сразу. Варианта два – или выбрать весь Нацфонд или срочно занять денег за рубежом. Я за внешний займ, потому что его придется возвращать. Но если мы «по-братски» возьмем в Нацфонде, то их никто не вернет. Например, Корея. Несмотря на то, что в 1998 году это была самодостаточная мощная экономика, из-за глобального кризиса им пришлось занимать у МВФ около 60 миллиардов долларов. Чтобы их вернуть, им пришлось серьезно мобилизоваться и в итоге это имело большой позитивный эффект.

К сожалению, проблема в том, что госаппарат не видит проблем. То есть этот базовый сценарий постепенного придушения самого себя для них нормальный. Есть хороший сценарий – жесткие, непопулярные меры. Но я не вижу его признаков. Таким образом, у нас есть два сценарий: базовый плохой и очень плохой…

Фото на обложке из открытых источников.

• 63
• 51