Сомнамбулическое вхождение в глобальную рецессию

Апрельская сессия МВФ и Всемирного банка прошла на фоне усиливающихся страхов  перед продолжительной общемировой рецессией и дальнейшим замедлением темпов роста мировой экономики.

По оценкам Всемирного банка (они содержатся в его докладе, вышедшем в начале апреля), темпы роста глобального ВВП упадут ниже 2% в этом году и повысятся до 3% в 2024 году, однако к 2030 году ослабнут до 2,2%, что значительно ниже средних темпов роста в 2000-х годах – 3,5%. Банк прогнозирует «затяжной период слабого роста» мировой экономики на фоне дальнейшего снижения объёмов инвестиций и уровня производительности.

Новый выпуск доклада МВФ «Перспектив развития мировой экономики» также предупреждает об исторически низких темпах роста, повышении финансовых рисков и предстоящем «трудном восстановлении». Нынешняя волна ужесточения монетарной политики замедлила темпы инфляции, но при этом лопнула несколько пузырей на рынках активов, спровоцировав шок от появления риска процентных ставок, от которого пострадали заёмщики и нестабильные финансовые учреждения. Согласно одному экстремальному (но правдоподобному) сценарию, проанализированному авторами доклада, повышение процентных ставок и шоки, связанные с кредитованием, снизят в этом году темпы роста мировой экономики на 1%.

Прогнозы ОЭСР чуть более пессимистичны, чем у МВФ: мировая экономика вырастет на 2,6% в этом году и на 2,9% в 2024 году, в основном благодаря восстановлению экономики в Китае и Индии после пандемии, что поможет компенсировать более низкие темпы роста в США, Европе и Японии. Учитывая эскалацию китайско-американского соперничества, бывший министр финансов США Лоуренс Саммерс оценивает шансы рецессии в США в 70%.

Когда в прошлом году ФРС США и Европейский центральный банк начали повышать процентные ставки, развивающиеся страны были встревожены возможными негативными последствиями монетарного ужесточения, а также укрепления доллара для мировой экономики. Нынешнее замедление темпов экономического роста, наряду с назревающей бифуркацией глобальных производственных цепочек, усиливает эти тревоги. Однако в марте, после нескольких месяцев проведения политики количественного ужесточения (сокращённо QT), Федеральный резерв влил $300 млрд в испытывающие нехватку ликвидности банки, чтобы поддержать уверенность в финансовой системе после краха банка Silicon Valley Bank. Этот шаг заставил рынки капиталов спекулятивно предположить, что Федеральный резерв вскоре может вернуться к политике количественного смягчения (сокращённо QE) и более мягкой монетарной политике ради поддержания внутренней финансовой стабильности.

Однако QE – это обоюдоострый меч. Проводившаяся после мирового финансового кризиса 2008 года мягкая монетарная и бюджетная политика стран «Большой семёрки» обеспечила развитым странам более десяти лет сравнительной стабильности. Но при этом она привела к почти отрицательным номинальным процентным ставкам и увеличению уровня долга, накачала спекулятивные пузыри на рынках активов, стимулировала инвесторов отказываться от долгосрочных инвестиций в поисках краткосрочной доходности.

Помимо этих тенденций, масштабная монетарная экспансия после кризиса 2008 года привела к структурным изменениям в глобальной финансовой системе. Во-первых, она изменила структуру активов и пассивов в балансах центральных банков, коммерческих банков и небанковских финансовых посредников (сокращённо NBFI), например, пенсионных фондов. По данным Совета по финансовой стабильности (FSB), доля стран «Большой семёрки» в общем объёме глобальных финансовых активов упала с 75% в 2008 году до 62% в 2020 году, что объясняется быстрым ростом доли других членов «Большой двадцатки» (так называемая группа G13).

Во-вторых, десятилетие политики QE радикально расширило балансы центральных банков. Активы центральных банков стран «Большой семёрки» увеличились более чем втрое – с $5,7 трлн в 2008 году до $23,5 трлн в 2020 году. Напротив, центральные банки стран G13, которые не могли прибегнуть к собственному варианту политики QE, потому что у их валют нет глобального резервного статуса, нарастили свой баланс с $6,7 трлн до $16,2 трлн за тот же период, в основном благодаря быстрому росту валютных резервов.

В-третьих, финансовые реформы, проведённые после 2008 года, стимулировали банки заняться поисками более удобного им регулирования (регуляторный арбитраж). В результате доля всех финансовых активов стран «Большой двадцатки», которые принадлежат слабо регулируемым NBFI, увеличилась с 42% в 2008 году до 47% в 2020 году.

В-четвёртых, у США ухудшилась чистая международная инвестиционная позиция (сокращённо NIIP) – это разница между суммой иностранных активов, принадлежащих резидентам США, и суммой американских активов, принадлежащих нерезидентам США и иностранным структурам. К 2020 году американцы были должны остальному миру на $14,7 трлн больше, чем остальной мир был должен США, а это на $4 трлн больше, чем в 2008 году. Одновременно богатые страны увеличивали объёмы заимствований у стран, не входящих в «Большую семёрку». Как следствие, дефицит NIIP у стран «Большой семёрки» резко вырос – с $1,7 трлн до $9 трлн.

Результатом стала разбалансировка финансовой системы, в которой «Большая семёрка» продолжает управлять глобальной монетарной политикой, несмотря на тот факт, что она по уши в долгах перед остальным миром, а доля в международных финансах, которую она контролирует, снижается. Экономические санкции против России, введённые в ответ на её нападение на Украину, фактически превратили резервные валюты стран «Большой семёрки» в оружие, что заставило другие страны искать способы повышения своей устойчивости путём дедолларизации и с помощью альтернативных торговых и платёжных схем.

Пандемия Covid-19, наряду с войной в Украине, усугубила процесс дальнейшей фрагментации глобальной финансовой системы. Усилия правительств по обеспечению экономической безопасности своих стран путём перехода к самодостаточности также ускорили деглобализацию на рынках энергоносителей, продовольствия и технологий, что привело к непреднамеренному эффекту торможения международных усилий, направленных на борьбу с изменением климата.

Разница между сегодняшней финансовой эпидемией и событиями 2008 года в том, что тогда «Большая двадцатка» оказалась готова действовать, чтобы вытащить мир из кризиса. Например, Китай принял пакет финансовых стимулов размером в 4 триллиона юаней ($586,7 млрд), который тогда был самым крупным в мире и равнялся 12,5% ВВП страны. Однако на этот раз не ожидается, что китайское правительство повторит такой шаг, особенно если учесть, что программа 2008 года вызвала долговую лихорадку: к 2010 году местные власти назанимали целых 14 трлн юаней, создав колоссальные дисбалансы, который пришлось распутывать почти десятилетие. Кроме того, любые соглашения «Большой двадцатки» по оживлению мировой экономики будут обусловлены поиском удовлетворительного урегулирования американо-китайского конфликта.

Без многостороннего сотрудничества и глобальной координации бюджетной и монетарной политики мировая экономика может сомнамбулически войти в рецессию, которая, скорее всего, спровоцирует новые долговые и финансовые кризисы, а также прокси-войны. Нынешняя ситуация напоминает события накануне глобальной рецессии 1930-х годов, которая также привела к увеличению военных расходов и создала условия для начала Второй мировой войны. Ставки столь высоки, что у стран с крупнейшей в мире экономикой есть только один хороший вариант действий.

Copyright: Project Syndicate, 2023. www.project-syndicate.org

• 106
• 93