У Казахстана есть пять лет, чтобы определить свое будущее – BCG

Казахстану необходимо привлечь дополнительно около $94 млрд в период 2025-2029 годов, чтобы достичь заявленных целей экономического роста. Такие данные приводятся в уникальном исследовании Boston Consulting Group (BCG). Примечательно, что новые возможности отражают запрос внешних инвесторов, а не правительств стран региона.

До 2035 года у стран Центральной Азии и Каспийского региона (ЦАК) есть «беспрецедентное, но короткое по времени окно возможностей» на фоне глобальной перестройки торговых потоков и роста спроса на сырьевые ресурсы. Однако странам необходимо преодолеть ограничения небольшого масштаба и фрагментации, чтобы конкурировать с более интегрированными рынками.

Несмотря на интерес инвесторов, регион остаётся слишком раздробленным. В отличие от стран АСЕАН, предоставляющих инвесторам доступ к рынку с совокупным ВВП $3,8 трлн, ЦАК ограничивается $0,7 трлн. Более того, объём внутрирегиональной торговли за десятилетие составил лишь порядка $7 млрд.

В докладе BCG рассматриваются четыре сценария будущего: «Клондайк» с упором на быстрые сырьевые сделки; «Эпоха сложных сделок», когда ресурсы становятся стратегическим активом и стимулируют индустриализацию; «Штиль» с сохранением текущей динамики и ставкой на региональное сотрудничество; и «Расцвет посредничества», при котором Центральная Азия превращается в транзитный и производственный узел глобальной торговли.

Exclusive.kz поговорил с одним из ключевых авторов исследования Константином Полуниным, директором и партнером, Boston Consulting Group (BCG) Берлин.  

– Что стало триггером для запуска этого цикла исследований?

– Когда мы взаимодействуем с внешними стейкхолдерами, – с бизнесом, с правительствами, – мы постоянно слышим набор примерно одинаковых вопросов об инвестициях или ведении бизнеса в Казахстане и в регионе в целом. Что нам делать с диверсификацией экономики? Как и куда привлекать инвестиции? Стоит ли размещать производство, открывать региональную штаб-квартиру или инвестировать и в какую страну?

Поскольку я работаю одновременно и с правительствами, и с бизнесом, и с НКО, и с аналитическими центрами, мне показалось, что есть определенная ценность в том, чтобы отвечать на эти вопросы чуть более системно, на основе цифр и фактов. Есть также огромный и чуть менее конкретный внешний запрос: как нам думать о Казахстане и Центральной Азии в дальнейшей перспективе?

Первое исследование посвящено перспективам развития Центрально-Азиатского и Каспийского регионов в контексте основных глобальных трендов, в первую очередь, естественно, геополитики, глобальных изменений в торговле и пр.

При этом ключевое слово здесь – неопределенность – как мы видим, в последнее время контекст мировой торговли меняется если не ежедневно, то еженедельно. Поэтому вопрос, которым мы задавались – как думать о перспективах развития региона не в горизонте года или двух лет, а, скажем, 5−10 лет. Есть ли возможность не играть в прогнозы, которым не суждено сбыться, а сформировать набор сценариев контекста развития региона с учетом его стратегической значимости и собственных амбиций? Как может выглядеть его взаимодействие с остальным миром?

Второе исследование будет посвящено проблеме обеспечения уровня инвестиций для экономик каждой из стран. Сколько денег нужно вложить в основные средства для продолжения устойчивого экономического роста, откуда их можно взять, каким образом и в какой форме они доходят до конкретного проекта?

Третье исследование будет посвящено урбанизации, росту городов и нагрузки на инфраструктуру, а самое важное – сколько денег для этого нужно, и откуда их взять. Речь идет о сопоставлении топ-3 городов всех стран. Здесь будут цифры по Астане, Алматы и Шымкенту. Четвертый доклад мы планируем посвятить теме туризма в регионе.

– Вы назвали медианную цифру для Казахстана: потребуется дополнительно 94 млрд. инвестиций на ближайшие 5 лет. Из чего она сложилась?

– В докладе подробно описано, откуда взялась эта цифра, зачем это надо, почему это важно, а также методы привлечения и, самое главное, распределения капитала. Потому что от того, каким путем пойдут эти деньги, будет зависеть то, какую экономику вы будете строить.

И в Казахстане, и в других странах региона, есть амбиции быть максимально рыночными, но при этом сохранить максимальный контроль государства. Как это совместить? Ответ заключается в том, какой механизм используется для распределения средств.

Это типичная проблема для развивающихся стран. У нее есть истоки, в том числе постсоветское прошлое. Это вопрос компетенций. Когда мы говорим о государственной экономике, мы, по большому счёту, говорим о способности государства не закачивать куда-то деньги, а принимать правильные решения – на основе данных, моделей, понимания динамики отраслей и межотраслевого взаимодействия.

Полностью централизованная, управляемая государством экономика, не может быть успешно построена – при всех достоинствах и компетенциях советского Госплана – история показала ограничения этого пути, как рациональные, так и происходящие от недостатка информации, знаний, необходимых консультаций при принятии решений.

Полностью рыночная экономика тоже редко бывает успешной в силу того, что она, во-первых, на деле редко бывает таковой в силу того, что все частные и государственные интересы невозможно устранить из управления экономикой одномоментно, а во-вторых, в силу того, что ее создание занимает много лет, и его успех в условиях глобальной конкуренции совершенно не гарантирован.

Баланс, как правило, лежит далеко от крайностей. Государство формирует часть условий: от инфраструктуры и инвестиций в человеческий капитал до поддержки торговых переговоров. Бизнес же формирует большую часть промышленной политики исходя из представлений о динамике своих отраслей и рынков.

Ответ на вопрос, рыночная это будет экономика или государственная, определяется в ходе диалога между государством и бизнесом и формировании соответствующих компетенций для того, чтобы принимать правильные, взвешенные, сбалансированные решения. Одна из проблем, которую чаще всего называют внешние наблюдатели, – это даже не уровень компетенций, а очень частая смена высокопоставленных руководителей.  Эта дефицитная стабильность, называемая, как я слышал, в Казахстане «институциональной памятью», представляет собой не что иное, как сохранение компетенций и ответственности за ранее принятые решения – в интересах повышения качества управленческих решений в будущем.

– Это особенность только Казахстана или подобная проблема есть у Узбекистана и Азербайджана?

– Ситуация в Казахстане, в Азербайджане и в Узбекистане, с моей точки зрения, воспринимается внешне принципиально по-разному. И системы, и экономики разные, и стартовые позиции разные, и системы принятия решений на политическом уровне, безусловно, различаются.

А поскольку система принятия решений и балансировки интересов бизнеса и государства везде немножко разная, то и задача повышения его качества имеет разный оттенок.

– Как вы думаете, а кто должен и может инициировать такой диалог? Наш крупный бизнес преимущественно зависит от госфинансирования, а малый и средний очень разобщен…

– Я думаю, это в существенной степени вопрос развития малого и среднего бизнеса. У крупного бизнеса, сформированного в высокотехнологичных или окологосударственных отраслях другие интересы, и он, как правило, умеет их защищать, пусть и не всегда в публичной плоскости. Конечно же, он думает о развитии, но он думает, в том числе, об активах, о защите, о смежных темах, и он думает по-другому. Именно малый и средний бизнес вполне могут стать движущей силой диалога подобного рода, когда появится достаточная критичная масса.

В-вторых, мне кажется, бизнесу пора между собой договориться относительно правил игры, которые бы его устраивали. Поэтому будет очень полезно продолжать взаимодействие на различных публичных площадках для того, чтобы на каком-то этапе прийти к единой позиции по запросу бизнеса, понять позицию государства и перейти к обсуждению для формирования уже консолидированной позиции.

Если со стороны государства есть запрос на ответственность бизнеса за достижение целей, поставленных президентом страны, то в какой-то степени может иметь место и делегирование полномочий. И они выражаются, в том числе, в том, чтобы активно участвовать в обсуждении реформ, таких, например, как Налоговый кодекс.

Этот вклад в разработку регулирования может принимать разные формы – от прямых проектов нормативных актов, инициированных бизнесом, до более системного подхода, позволяющего глубже анализировать и сопоставлять предложения. Такой подход, согласно Посланию Президента, предполагается реализовать с использованием платформы на основе искусственного интеллекта.

– Но проблема всех стран нашего региона – огромная доля присутствия государства в экономике. И никаких признаков того, что государство начнет выходить с рынка пока нет. Скорее, наоборот.

– Есть достаточно много стран, которые совершили сумасшедший рывок в условиях максимальной централизации центров принятия решения. Это не только Сингапур, но и многие другие страны. Это должно быть осознанное решение, которое можно и нужно правильно принимать.

Главное – обеспечить внутреннюю согласованность: важно, чтобы стремление к либерализации не сопровождалось мерами, которые фактически сокращают пространство для бизнеса. Для этого необходимы осмысленная стратегия, разумный баланс и последовательность политики во всех её аспектах.

Должен появиться гибрид, тяготеющий к одной или другой крайности в силу в силу совершенно разных сюжетов. Делить мир на чёрное и белое неправильно –  ответ зависит от множества разных факторов, в том числе от уровня институционального развития экономики и условий ее конкуренции с альтернативами для инвесторов, готовности гражданского общества, торговых союзов и массы различных геополитических соображений.

Нужно найти правильный баланс. Все технопарки, специальные экономические или административные зоны, придуманы именно для того, чтобы нащупать правила игры во взаимодействии государства и бизнеса в надежде на получение результата, а не разрезание ленточки. Это второй вариант.

Третий вариант – механизм и система контроля за распределением государственных инвестиций в частные или смешанные компании. Речь идет о приоритетах государственного финансирования, но также о механизмах принятия решений и контроля за достижением поставленных целей. Это можно назвать формами государственно-частного партнёрства.

– И все же – почему вы рассматриваете наш регион как единое целое?

– Потому что у внешнего мира нет столь детального «разрешения», чтобы всегда рассматривать каждую страну региона отдельно. Вместе с тем существует устойчивый запрос на экспертизу по тому, что происходит в регионе в целом. Инвесторы видят, с какой интенсивностью к вам приезжают главы крупных держав, видят, что они посещают несколько стран подряд, или находятся с ними в диалоге одновременно. Мир хочет понять, в какую сторону может пойти ваш регион. Зона геополитической безопасности и внутрирегиональное сотрудничество – вот два основных тезиса.

Пока мы видим, что в регионе продолжаетсяпоиск объединяющей силы – внутренней или внешней. В каждой стране есть запрос на организатора, и, как правило, эта роль внешняя.  Однако институциональные механизмы взаимодействия пока остаются слабо оформленными: когда участников несколько, общие правила формируются из их взаимных интересов и соотношения возможностей. Но этого недостаточно.

Это как в книге «Загадка трех тел» – попытка предсказать погоду на планете, находящейся под влиянием трёх солнц. Математически – это нерешаемая задача. И в равной степени она, похоже, не решается политически, потому что каждая из стран стремится оптимизировать собственную позицию, а внешний организатор еще не проявился, и его роль может быть занята множеством стран.

– И даже Китай?

– И даже Китай, хотя его доля во внешней торговле быстро растет. Его роль в разных странах Центральной Азии различается. При этом она уравновешивается присутствием Европы и, в определённой степени, России – как в торговле, так и в инвестициях. Кроме того, по мере увеличения геополитического напряжения, полноценный выбор п пользу Китая может закрыть доступ к другим возможностям, на что многие из стран региона не готовы.

Поэтому «проблема трёх тел» связана с кооперацией внутри региона. Она решается, скорее, не через мегапроекты в каждой отдельной стране, а через кооперацию бизнеса друг с другом, который сам находит новые дорожки между странами.

Приведу пример: единственное, что устойчиво связывает Азербайджан и Казахстан, – это Каспийское море. Пока сложно говорить о системной и осмысленной кооперации – как между непосредственными соседями, так и с более удалёнными странами региона. При этом азербайджанские предприниматели зачастую предпочитают открывать новые предприятия не в Казахстане, а в еще более далеком Узбекистане.

– Почему в Узбекистане?

Первое – в условиях роста хочется поучаствовать в золотой лихорадке. Второе – институциональная среда. Узбекистан довольно последователен в привлечении инвестиций за счет более или менее сбалансированной политики, в том числе, по защите бизнеса.

В то же время Казахстан и Узбекистан просто обречены на сотрудничество на уровне бизнеса и, может быть, первопроходцами здесь будут компании по развитию сети франшиз, фастфуд, для которых масштаб имеет значение. За счет этого формируется более высокий уровень кооперации, чем при создании промышленных производств.

Дальше сложный вопрос относительно возможного разделения труда, мест в международных цепочках поставок. Мне кажется, жизнь покажет, у обеих стран есть сильные возможности.

– Все это значит, что мы для начала должны начать работать друг с другом. Но есть ли для этого реальные предпосылки? Где это окно возможностей?

– Предпосылки безусловно есть. Всем странам региона жизненно необходимо внутрирегиональное сотрудничество, иначе любой крупной международной компании не составит труда играть на соперничестве и противоречиях стран и не позволять им извлечь большую долю выгоды из масштабных сложных сделок.

В то же время, без кооперации многие виды бизнеса, ориентированные на потребительский рынок или услуги, протсо не могут быть созданы, поскольку регион в целом меньше, чем отдельные страны среднего размера в других частях мира.

Парадокс региона – в его географической изолированности: это одновременно и ограничение, создающее барьеры для входа, и своего рода благословение. Изолированность позволяет формировать устойчивую, защищённую рыночную среду, способную привлекать долгосрочные инвестиции – если рынок обладает достаточным масштабом.
Другими словами, то, что кажется барьером, на самом деле может быть платформой для создания более защищённого и предсказуемого экономического пространства. И задача – научиться использовать сильную сторону этого баланса.

Окно возможностей есть всегда. Но оно открывается либо из-за внешней угрозы, либо осознанно. Принятие решения о совместной жизни – это достаточно серьезное решение, если оно принято на политическом уровня между семьями или между отдельными участниками, но еще не означает, что появятся дети.

На мой взгляд, сегодня существуют все предпосылки для формирования как минимум единого рынка товаров, а в перспективе – и услуг. Понятны условия, которые этому способствуют: количество пограничных переходов, движение в сторону гармонизации таможенных и прочих норм, стандартов и сертификации, системы образования, регулирования, лицензирования. Это то, чем должно, на мой взгляд, заниматься государство. А бизнес, в свою очередь, должен использовать те возможности, которые открывает международная кооперация, зарабатывать деньги.

– Как вы думаете, может, стоить начать хотя бы с региональной стратегии транспортно-логистической взаимосвязанности?

– Думаю, это очень правильная идея. Нужна площадка, где бизнес будет активно вовлечён в обсуждение ключевых вопросов. Речь идёт о подлинной межстрановой кооперации. Для её реализации необходима как соответствующая площадка, так и чётко сформулированный стимул, который будет мотивировать участников вкладывать в это своё время и усилия.