В чем преуспело и в чем провалилось российское «Интервидение»

Никакое техническое мастерство в создании зрелища не перевесит отсутствие понимания, для кого оно делается, и боязнь, как бы чего не вышло.

Вечером 20 сентября в Москве прошло первое обновленное «Интервидение». Первоначально конкурс возник еще в годы холодной войны как «Евровидение» для соцлагеря и в последний раз проводился в 1980 году в польском Сопоте. Но теперь его решили возродить, подобно Олимпийским играм, в соответствии с логикой «ренессанса советской античности».

Впервые возобновить «Интервидение» (в рамках ШОС) Владимир Путин предложил еще в 2009 году. Но в тот год Москва принимала у себя настоящее «Евровидение», и пока Россию от него не отлучили, дальше слов дело не пошло.

Теперь же, когда конкурс перезапущен, это сделано командой исполнителей и организаторов мирового уровня и при соответствующих бюджетах. Однако сегодняшняя российская реальность наложила на возрожденное «Интервидение» такое количество концептуальных противоречий, что преодолеть их оказалось невозможно ни деньгами, ни усилиями кудесников от шоу-бизнеса.

Успехи импортозамещения

Надо отдать должное, что в чем-то российская реплика «Евровидения» оказалась не хуже, а то и масштабнее оригинала. В первую очередь, конечно, размахом географии: в конкурсе приняло участие 23 страны, от Сербии и Беларуси, через Таджикистан и Вьетнам, до Кубы, Бразилии и ЮАР.

С неменьшим размахом было реализовано и то, что касалось площадки, визуального и технического компонентов. Благо бюджет в 750 млн рублей одного только государственного финансирования, не считая частных спонсоров, это позволял.

Свет, звук, видеозаставки участников, графика и анимация в дополненной реальности на перебивках и лазерно-голографические спецэффекты – например, многометровые сверкающие аватары, танцующие в национальных костюмах над зрительным залом, – все это было на высоком уровне. Страна, впечатлившая даже скептиков на московском «Евровидении» и открытии сочинской Олимпиады, показала, что по-прежнему сохраняет сильную школу и достаточное количество специалистов по зрелищам, которые умеют не просто осваивать бюджеты, но и выдавать первоклассный продукт.

Более того, не оправдались небезосновательные опасения, что шоу окажется насквозь идеологизированным. Никакой агрессивной Z-пропаганды или авторитарно-милитаристской эстетики, на манер берлинской Олимпиады 1936 года, на «Интервидении» не случилось.

Обошлось и без лубочного китча а-ля рюс, не считая разве что жеребьевки участников при помощи самовара. Даже Путин, обращаясь к участникам и болельщикам, выступил с нетипично краткой для него исторической справкой о рисках глобализации и равноправии культур, продлившейся всего три минуты. То есть организаторы приложили все силы, чтобы Россия опять предстала перед миром в дистиллированном экспортном варианте, в стиле Сочи-2014.

Разнообразие правильно и нет

Тем не менее ни большие бюджеты, ни профессионализм не могли уберечь организаторов от тех ограничений, которые накладывает политическая реальность сегодняшней России. Поставленная перед ними задача оказалась настолько противоречивой, что говорить об изящных решениях во многих аспектах не приходится.

Во-первых, собственно музыкальная составляющая. По задумке, «Интервидение» должно было выгодно отличаться от коммерциализированного «Евровидения» большей духовностью и уважением к национальным традициям. На практике это привело к тому, что если после «Евровидения», при всей его стандартизированности, обычно остается хотя бы пара хитов, которые потом крутят по радио, то песни, исполнявшиеся на «Интервидении», смогут вспомнить разве что самые преданные фанаты.

С идеологическим посылом «Интервидения» все тоже непросто. «Евровидение» неслучайно появилось в нейтральной Швейцарии в 1956 году, по сути, в роли музыкального дополнения к заработавшему четырьмя годами ранее Европейскому объединению угля и стали. Конкурс продвигал пацифизм, евроинтеграцию и диалог между народами через музыку. А начиная с 80–90-х годов к этому добавилось еще и то, что Европейский вещательный союз называет celebrate diversity – то есть отстаивание разнообразия, инклюзивности и толерантности.

«Интервидение» как госинициатива изначально гналось не столько за коммерческим успехом, сколько за заказом властей. Поскольку сажающая людей в тюрьму за «ЛГБТ-экстремизм» РФ готова celebrate далеко не всякую diversity, упор организаторам пришлось делать на разнообразии национальных традиций в музыке. И с этим они так перестарались, что итог получился похожим не столько на музыкальный конкурс, сколько на этнографический фестиваль и музей на выезде.

Дело не только в флагах и национальных костюмах в заставках перед номерами. Сами выступающие тоже были почти исключительно в традиционной одежде. Да еще и пели строго на своих государственных языках, хотя правила их к этому прямо не обязывали.

Отсутствие зрительского голосования позволяло сделать шоу на час-полтора короче затянутого «Евровидения». Но организаторы, у которых как будто был KPI не уступить прототипу ни в чем, даже в хронометраже, дотянули до тех же четырех часов.

Для этого на каждые три минуты пения пришлось добавить три-пять минут наигранных диалогов ведущих, как бы невзначай сообщающих познавательные факты о выступающих странах, вроде того, что «между прочим, население Бишкека – более миллиона человек, надо бы и нам съездить!»

Атмосферу музея времен молодости Владимира Путина усугубляла лексика ведущих: «самобытные номера», «достижения концертной индустрии», «атмосфера творческой свободы» и прочее, как будто кто-то решил переснять советский КВН с бюджетом в сотни миллионов рублей.

Особенно много трудностей организаторам создала тема запрещенного в России ЛГБТ. Например, в последний момент сорвалось участие конкурсантки от США VASSY, исполнительницы песни из хитового мультфильма «Холодное сердце». Ведущие объяснили это «беспрецедентным давлением в Австралии», чьей гражданкой является певица, хоть и живет в Лос-Анджелесе. Однако позже утечки из оргкомитета говорили о том, что ее выступление отменили из-за опасений, что она как известная защитница прав ЛГБТ может произнести со сцены речь в поддержку российского гей-сообщества.

Еще более неуклюжая ситуация получилась, когда ведущие спросили конкурсанта из Индии, о чем его песня. «О любви, – ответил он на английском, – к кому бы вы ее ни испытывали” (whoever you love). На русский язык это перевели так: «Обычно, когда говорят о любви, имеют в виду любовь мужчины и женщины. Но моя песня – о другой любви. Любви к родителям».

В итоге даже такие отчаянные и топорные потуги перестраховаться от ЛГБТ-темы все равно провалились. Как выяснилось на второй день после конкурса, его победитель, певец Дык Фук из Вьетнама, оказался открытым геем, у которого есть клипы с явной гей-тематикой.

Туманные цели

С самого начала все ответственные за «Интервидение» официальные лица уверяли, что конкурс не имеет отношения к «Евровидению». Что это отдельный, самостоятельный проект с собственной концепцией. Тем не менее «Интервидение» совершенно случайно пересеклось с «Евровидением» практически во всем: от названия и продолжительности до набора ведущих, дизайна призовой статуэтки и стилистики графики в телетрансляции.

Но главная проблема оказалась даже не в самом копировании, а в том, что копирующие так и не смогли внятно ответить на вопрос, зачем это нужно. «Интервидение» времен холодной войны запускалось как открытый и честный ответ на «Евровидение» в условиях разделенной Европы, как СЭВ был ответом на план Маршалла.

Однако сейчас Россия – уже не сверхдержава в биполярном мире со своей четкой сферой влияния. Поэтому «Интервидение» решили перезапустить как логическое продолжение похода Путина на Глобальный Юг. Но организаторы так и не смогли определиться, кого именно они хотят убедить в успешности этого похода.

Если «Интервидение» должно продвигать «мирный голос Москвы» на том самом Глобальном Юге, то почему организаторы так мало сделали для этого продвижения? Почему, например, официальная Youtube-трансляция «Интервидения» в Индии набрала всего 231 тысячу просмотров? И это в самой населенной стране-участнице, где живет 1,4 млрд человек.

Предполагалось, что участники должны быть звездами в своих странах. Но почему тогда в инстаграме Нетсанет Султан, представляющей Эфиопию, всего 790 подписчиков? Это в Эфиопии, стране с населением 118 миллионов человек.

Квинтэссенцией этого неловкого послевкусия стало ни на чем не основанное заявление организаторов, что конкурс «посмотрело» 4 млрд человек. Заявление не имело отношения к подсчету реального охвата, а просто суммировало списочное население всех стран, где шли трансляции, включая стариков и младенцев. В итоге заявление пришлось спешно отзывать под насмешки даже лояльных российским властям СМИ и блогеров.

Если же «Интервидение» – это суррогатный праздник для своих, как Игры в Казани вместо Олимпийских, то показатели для организаторов тоже нерадостные. Официальную трансляцию в VK Video смотрели в моменте не более 50–60 тысяч человек, по итогам названа цифра в 10 млн, а Первый канал свои данные не раскрывает. Для сравнения: «Евровидение» 2021 года, последнее показанное перед российским вторжением в Украину, в России посмотрели 28,5 млн человек.

Накануне «Интервидения» очевидцы рассказывали о наборе массовки на финал за 6000 рублей. А в танцпартере пришлось аккуратно расставлять по человеку на квадратный метр, чтобы в телетрансляции не бросались в глаза пустые места. Иностранных болельщиков при этом изображали студенты РУДН – в лучших традициях советских разнарядок и путингов 2012 года на Поклонной горе.

Даже мэрии Москвы, которая значится в числе организаторов, конкурс не показался достаточно важным праздником, чтобы продлить работу столичной подземки, как это обычно происходит при по-настоящему массовых событиях.

В начале 2010-х годов Леонид Парфенов говорил про российское телевидение, что оно «все изощреннее будоражит, увлекает, развлекает и смешит, но его вряд ли назовешь гражданским общественно-политическим институтом». За прошедшие с тех пор полтора десятилетия к его диагнозу добавилось важное дополнение: если даже на самых изощренных технократов-развлекаторов год за годом навешивать мертвый груз идеологических клише и установок, заставляя их угождать пожилому ностальгирующему начальству, то и они развлекать будут все менее качественно. Никакое техническое мастерство в создании зрелища не перевесит отсутствие понимания, для кого оно делается, и боязнь, как бы чего не вышло.

Андрей Шашков

Источник здесь.