Лингвистический шовинизм
Если ты не говоришь по-русски, то у тебя нет шансом быть услышанным теми, кто считает себя человеком, принимающим решение.
На днях редактировала материал, который отказались публиковать многие издания, а обращения автора в госорганы были и вовсе проигнорированы. Признаться, когда я открыла файл, поняла и тех, и других: это была не очень хорошая русская версия текста, явно изначально написанная на казахском языке. Это сильно мешает восприятию текста, вызывая желание попросту от него отмахнуться.
Но дурацкая привычка читать все тексты до конца, даже если он тебя раздражает взяла свое. И тут в этом нагромождении слов я увидела человека, который болезненно любит свою страну и попросту пытается достучаться до власти с мыслью о том, что к языку нельзя относиться как к еще одному способу распила бюджетных средств, о том, что только самое широкое вовлечение общества в его развитие может помешать еще одному эксперименту, который только усугубит пренебрежительное отношение к казахскому языку. Трагедия заключается в том, что он вынужден был перевести этот текст на русский язык, потому что решения принимают в основном своей массе люди, для которых русский язык и есть язык принятия решений.
Казахскоязычная среда бурлит в своем если уже не стакане, то графине с водой. Однообразие тем, которые обсуждаются утомляет. Разброс достаточно не велик: мы люди второго сорта в собственной стране, казахский язык зажимают. Очень редко появляются всполохи самобытной, оригинальной трактовки той или иной темы. Такое впечатление, что им навязали какую-то повестку дня, за которую они никак не хотят выпрыгнуть.
Я помню, как моя бабушка говорила: «орысша сөйле, адам боласың». При этом она была потрясающим казахским лингвистом и я просто заслушивалась, когда она говорила по-казахски: неважно что, просто это была музыка. При этом, она всячески стремилась говорить по-русски, но это получилось у нее с неподражаемым грузинским акцентом, который я с умилением копировала на семейных застольях, потому что это пользовалось неизменным успехом.
Тем не менее, в его величестве СССР знание русского языка было не социальным лифтом, а прям-таки платиновой резьбой для карьерного роста. Но ведь это было тридцать лет назад! Почему мы до сих пор сидим в этом глубоком колодце собственных комплексов? И виноваты ли мы в этом?
Когда несколько лет назад меня спросили что можно сделать для казахского языка, я сказала: только одно – сотни тысячи переводчиков должны сутками переводить на казахский язык лучшее, что создало за все века человечество. Нужно повышать конкурентоспособность казахского контента не только с точки зрения производства собственного, но и с точки зрения доступности казахскоязычного человека, пардон за банальность, ко всей сокровищнице человеческого интеллектуального наследия.
У нас сложилась уникальная ситуация, когда перед казахскоязычной аудиторей нужно просто снять шляпу: даже если большинство и не говорит по-русски, но вынуждено понимать и читать сразу на двух языках. В отличие от русскоязычного… И это, кстати, огромное преимущество.
Но качественных переводов не хватает просто как воздуха. Это то, что в свое время сделали русские: целые институты тысячами корпели на переводом на русский язык с испанского, французского, японского, не говоря уж об английском. Итогом стал противоположный эффект: русские заставили говорить на своем языке как минимум те страны, курорты которых они успешно обжили. В этом секрет успеха и английского языка – количество контента на английском языке просто несопоставимо с любым другим: даже французским или китайским.
Самая большая роскошь для меня – это хорошая книга или хороший фильм. Вот уже сорок лет я читаю по-русски и только приблизилась к тому, чтобы почувствовать те переливы, те вкусы и запахи, которые дает хороший язык. И черт побери, я только в начале пути и кажется, уже не успею пройти и половины его. Знаете ли вы, какое изысканное наслаждение – хороший текст?! Это когда текст ты слышишь как музыку и боишься потерять эту вибрацию – настолько она хрупка.
Казахский язык – бездонен. Я догадываюсь об этом, когда пытаюсь переводить или хотя бы понять казахские тексты. Он просто создан для поэзии и литературы. Даже бытовой казахский очень емкий, хлесткий, нежный и сильный одновременно и дьявольски труден для перевода. К сожалению, наша переводческая школа на грани вымирания. В прошлом году ушел один из последних кентавров – Кенес-ага. Но у него остались ученики, их мало, но они есть. И прозябают.
Я боюсь, что не успею познать русский язык, а уж тем более казахский. Но, если небесная канцелярия позволит, то старость свою посвящу переводам. Прикосновение к языку каждого народа – это наслаждение, которое надо заслужить и вдвойне счастлив тот, кто может пить из двух колодцев.
Комментариев пока нет