Теория человеческой деструктивности

В середине XX века Эрих Фромм, изучая феномены плодотворности и деструктивности, выявил, что только цельные, самодостаточные личности способны к состоянию плодотворности и могут выстраивать конструктивные отношения. В отличие от весьма популярного Зигмунда Фрейда, который способствовал обогащению знаний о человеке, но не увеличил знаний о том, как человек должен жить и что он должен делать, Фромм ключевое значение придает проблемам этики. Именно в этом, по его мнению, основное отличие человека от животных. Нельзя понять человека, если рассматривать его под углом зрения сексуальных влечений, а не во всей целостности, включая потребность найти ответ на вопрос о смысле его существования и отыскать нормы, в соответствии с которыми ему надлежит жить. Фромм стремился перенести акцент с биологических мотивов человеческого поведения в психоанализе на социальные факторы, показать что «человеческая натура — страсти человека и тревоги его — продукт культуры».
У меня в последнее время появилась догадка, что проблема эффективности (или неэффективности) многих реформ в нашей стране (и не только) в том, что мы воспитали целое поколение людей, не способных быть самим собой, быть плодотворными, реализовать себя и быть востребованными. Мы – жертвы системы управления, воспитанной на «тирании навязанных ценностей» (Карл Шмитт), людей несвободных и охотно делегировавших ответственность за свои поступки государству (или системе ценностей), в котором они проживают. Мы имеем дело с конфликтом между нашей исторической и генетической многовековой памятью и теми методами, которыми они внедрены в наше общество.
Помимо провала многочисленных государственных программ это также ярко видно на примере летаргии деятельности наших оппозиционных движений. Бывшие лидеры нашей оппозиции в интервью «Exclusive» Булат Абилов и Асылбек Кожахметов (пожалуйста, см. http://exclusive.kz/table-talk2/22877 http://exclusive.kz/table-talk2/22728) в той или иной форме признались в том, что методы, которые они использовали, не были поддержаны обществом. Именно методы, но не ценности…
Одно из наших последних социологических исследований подтверждает этот тезис. Так называемая политическая апатия населения объясняется тем, что мы имеем дело с удивительно толерантным и плюралистичным сознанием, которое не приемлет радикальных методов. А вот что касается ценностей, то здесь мы имеем недостатки, которые являются продолжением достоинств нашего народа – глобальная толерантность стала фундаментом нашей поразительной терпимости к навязанным ценностям и институтам, на которых они строятся. История нашего народа сложилась так, что мы забыли те этические конструкции, на которых была построена колоссальная по своей эффективности степная демократия, кочевое право. Ее основной принцип как раз и строился на том, что этика кочевья предполагала жесткие правила, имевшие максимально превентивный эффект. Система права работала не только в том случае, когда человек совершал преступление, а, скорее, была полностью направлена на то, чтобы его сознание не допускало мысли о его совершении. Если же преступление совершалось, то основной целью его было достижение справедливости, а не наказание преступления. Западные стандарты ставят целью диаметрально противоположные задачи. Именно на этом кроется наше генетическое неприятие радикализма. (Асылбек Кожахметов: «Радикальный путь — это больше последствие российского воспитания, российской системы образования… Казахское образование не предполагает радикальных подходов, оно более терпимо, но при этом оно понимает ситуацию. И оно должно работать не прямыми, но более обоснованными, подспудными, более протяженными по времени методами.»)

Именно в этом проблема неэффективности судов, парламента, гражданского сектора, СМИ и т.д., то есть практически всех западных институтов демократии. С помощью навязанной Россией (а ей, в свою очередь, навязанной западом — прим. автора) системы выборов была разрушена традиционная судебно-политическая система казахов, что и привело в конце концов ко всем несчастьям.
«Отстранились от дел бии, созданные Всемогущим Богом…
Приказано избрать бия на каждые 10 кибиток…»
Новые бии, выбранные в большом количестве, оказались духовно слабы и поэтому продажны, а вся новая система моментально подверглась коррупции снизу доверху. Это привело к раздорам и распрям всего народа. Формально демократия расширилась, а на деле — погибла.
«Вы, старые бии, полагавшие за народ свою душу,
О, бии! Где вы теперь?»
Прав Дмитрий Мадигожин, когда предполагает, что, «очевидно, до этой реформы биями считались только редкие люди особых способностей, и была традиционная система выявления таких талантов. Разумеется, не имеющая ничего общего с выборами. Эта традиция больше была похожа на современную науку, где никто не считает, что голосованием можно установить истину, хотя голосованием и утверждают в формальной должности. Тонкая система для поиска истины у людей. Если её полностью привнести из чужеродной среды, и тем более упорядочить на бумаге, она сразу же умирает в жизни».
Наверняка можно считать, что «народ только тогда завоеван, когда он без протеста воспринимает иностранную лексику и политические идеи, чуждые ему концепции права, в особенности международного права», — писал Карл Шмитт.
Но сложность еще и в том, что этика наших предков решала ключевой вопрос для любого человека: вопрос о его свободе, о его ответственности за свои поступки, за свою жизнь, за свою семью, за свое племя, за свой народ. Тоталитарная губительность как выживших в долгой борьбе религиозных догматов, так и государственных моделей заключается в том, что они также конструируется на ровно противоположных этических конструкциях: все в руках Бога, человек – его раб, или – это государство должно думать о моем образовании, здоровье, семье, народе, перефразируя: все в руках властей, мое будущее и моя судьба, а я – должен делать то, что мне говорят. Я догадываюсь, что именно на этой основе однажды и случился союз государства и религии как институтов.

Это ровно то, о чем писал в своих блестящих работах Эрих Фромм. Он вырос в ортодоксальной иудейской семье. Его способность критически оценивать действительность привела к тому, что он порвал с иудейством. Как результат, его теория незаслуженно полузабыта в отличие от теории Фрейда, которая, возможно, была более «удобна» для международного иудейского лобби, поскольку была совершенно безобидна и не покушалась на святая святых — проблему взаимоотношений человека и бога, человека и государства, человека и общества. Фромм, не подозревавший о том, что он научно подтвердил существовавшую столетиями философскую конструкцию многих великих народов, оказался «еретиком» в глазах западных интеллектуальных элит. В то же время, ее продуктивная часть, интуитивно понимая ее глобальное значение, не смогла более или менее целостно ее обосновать.
Проведенное нами в прошлом году исследование блестяще подтвердило теорию Фромма. Деструктивные люди во власти, занявшие менторскую позицию к собственному народу, очень хорошо «встречаются» с деструктивными людьми в обществе, которым легче подчиниться (или делать вид), потому что свободными быть тяжело. Ведомым – проще, не надо делать выбор каждый день и каждый час. В то же время, набирающее темпы обращение масс к религии и, особенно, к ее радикальным течениям имеет ту же подоплеку – человеку проще делегировать ответственность за свою жизнь Богу, как бы он ни назывался: Аллах или Христос.
Что же делать? На повестке дня стоит вопрос формирования национальных элит, не аффилированных с властью. Речь идет о самостоятельных феноменах общества, а не структур власти. Сейчас таких университетов — считанные штуки в мире, и все у англосаксов. Но объединяет их одно – их эффективность и секрет устойчивости в том, что они объединяют все культурные слои своего общества.

Необходим глобальный кросс-культурный проект, который способен сформировать самоподдерживающуюся исследовательскую и образовательную среду нового типа, которая может стать ядром систематического развития нового сознания народа. Проще говоря, речь идет о формировании принципиально новой ключевой социальной технологии.
Но все это имеет смысл только в том случае, если мы осознаем собственную уникальность, вспомним утраченное «искусство жить достойно». Тот самый Бог создал нас всех такими одинаковыми, и в то же время – разными: по языку, культуре, традициям, истории. Именно здесь – база для поиска. Пусть нам толкуют, что достаточно пользоваться готовыми рецептами, которые, говорят, кому-то уже принесли счастье. Честно говоря, поговорите с ними – и излеченные пациенты расскажут вам о том, как они дорого за это заплатили, а счастливей не стали. Тогда, может быть, есть смысл сформулировать собственные рецепты, но не пытаться ими лечить всех от всех болезней? Но рассказать о них точно стоит.
Карлыгаш Еженова

P.S. Именно поэтому, по большому счету, наш праздник независимости нужно назвать праздником свободы. Потому что независимыми мы так и не стали: ни от мировых цен на нефть, ни от Китая и России, ни от собственных фантомов. Мы стали свободны выбирать свою зависимость или независимость от мировых цен на нефть, мы свободны в своем выборе зависимости от чужих ценностей или желании вспомнить свои, мы свободны отказаться от власти фантомов, или продолжать жить с ними.

• 96
• 100