Борис Румер: «Народы Востока не воспринимают либеральную демократию Запада»

Самоценность личности, индивидуализм Запада  противостоят антииндивидуализму, коллективизму Востока. Об этом рассуждает наш автор, аналитик Борис Румер, в продолжении свой статьи, опубликованной здесь.

 — Как Вы думаете, каковы интересы России в конфликте с Ираком?

— Объясняется просто. Помимо геополитических амбиций, Ирак был давним, традиционным клиентом Москвы в части вооружений и подготовки военных кадров. Особенно расцвело советско-иракское сотрудничество в этой сфере с приходом к власти Хусейна в 1979г. Ему был предоставлен особенно льготный режим, т.к. в отличие от всех других стран Азии и Африки, получавших советское оружие бесплатно или по кредитам, которые никто не собирался отдавать, Хусейн платил валютой или нефтью. После войны выяснилось, что Союз зарабатывал десятки миллиардов долларов на продаже оружия Ираку. Помимо поставок военной техники Союз готовил для Ирака специалистов в военно-промышленной области и в военных академиях проходили подготовку иракские офицеры. Союз строил в Ираке заводы по производству материалов военного назначения, боеприпасов, ракетного топлива и т.п. Продолжалось ли это сотрудничество после первой войны в обход оружейного  эмбарго—не знаю, фактами не располагаю, но вполне допускаю, что теми или иными окольными путями, с меньшей интенсивностью, продолжалось. Во всяком случае, о присутствии российских инструкторoв на авиационных базах, военных советников, и о поставках запчастей было известно.

-Но Россия не оказывала военную поддержку Хусейну, как, например,  она поддерживала Ким Ир Сена во время Корейской войны?

-Не оказывала. Хотя российский военно-политический истеблишмент был полностью на стороне Хусейна. Помню, в начале войны Gazeta.ru сообщила, что ключевую роль в планировании обороны Ирака играют два российских генерала — Ачалов и Мальцев. По российскому ТВ показали генерала Мальцева, который  заверил, что американские захватчики будут похоронены на улицах Багдада (почти цитирую). Я был тогда в Москве,  и помню, как высший генералитет, выдавая желаемое за действительное, уверенно прогнозировал военное поражение американцев в Ираке. Вот выдержки из тогдашней  российской прессы: «Маршал Дмитрий Язов: Иракцы очень похожи на нас под Сталинградом… Морально-психологические, а значит,  и боевые качества американцев сомнительны… Иракцы вовсю треплют американцев…» («Комсомольская Правда, 23 марта 2003).  А вот цитата генерала армии, президента Академии военных наук Махмута Гареев: «Символом иракской кампании станет феллах (крестьянин), который из винтовки времен бурской войны сбил вертолет “Апач”… За независимость своей страны можно воевать любым оружием». (СтранаРу. 28 марта 2003).  Генерал-полковник Владислав Ачалов, консультировавший иракское военное руководство: «Одно могу сказать: американцы вляпались по-черному. (ГазетаРу, 4 апреля 2003) . Разгром армии Хусейна занял всего три недели.

-Судя по всему, вы оправдываете вторую иракскую войну, начатую Америкой не только без согласия  ООН, в отличие от первой, но и вызвавшей осуждение ряда ее членов и ее руководства?

 -Да, я принадлежу к меньшинству американцев, которые  оправдывают войну против режима Хусейна и в 1991 году, и в 2003-м. Но считаю, что американская оккупационная администрация, возглавляемая Полом Бремером (Paul Bremer),  не понимала реальную ситуацию в пост-хусейновском Ираке и допустила  ошибки,  которые действительно способствовали успехам джихадистов всех мастей в регионе, в том числе и ИГ. 

-Что именно вы имеете в виду?

-Прежде всего, фундаментальная  ошибка, а точнее – их роковое заблуждение — это убежденность в возможности и оправданности привнесения либерально-демократических принципов общественного устройства в любую цивилизацию, вера в то, что они приживутся в любой этнокультурной среде. Это врожденный синдром американского политического класса, свойственный и американским проектировщикам “нового демократического  Ирака”.

-Так вы считаете, что народы Ближнего Востока не восприимчивы к демократии? Не смахивает ли это на расизм?

-Да, факты говорят о том, что эти народы (и не только они), не восприимчивы к либеральной демократии Запада. Но это не расизм. Совсем не факт, что  западная либеральная демократия,  с ее ценностями, которые в наши дни выродились в политкорректность и мультикультурализм, должна быть эталонной моделью для народов других цивилизаций—конфуцианской, исламской… Может быть, неправ был Черчилль, считавший,  что “ Демократия—самая плохая форма правления, если не считать все остальные”.  Кокетливо сказано. Среди “остальных” есть и такие, которые органичны  духу и культуре народов «Незапада». Известная максима Киплинга: “Восток есть Восток,  и Запад есть Запад, и вместе двум не сойтись никогда. (Oh, East is East, and West is West, and never twain shall meet).” По самой сути: самоценность личности, индивидуализм Запада противостоит антииндивидуализму, коллективизму Востока.

Предельно краткое выражение самоценности личности, ее свободного волеизъявления—это  пушкинское “самостоянье человека—залог величия его”, а антитеза -монолог Великого инквизитора в “Братьях Карамазовых” Достоевского: люди счастливы и без свободы, «… ибо никогда и ничего не было для человека и человеческого общества невыносимее свободы!”. Два русских гения выразили несовместимость, полярность двух ценностных начал Запада и «Незапада», условно говоря, “Востока”.  Я часто вспоминаю эту фразу, отношу ее и к  нынешнему российскому обществу. Все-таки, Россия—не Запад, не совсем Восток, но и не Запад. Верховный пастырь православных россиян, велеречивый патриарх Кирилл в недавней проповеди с осуждением говорил, что главным критерием истины стал человек и его права, и назвал ересью защиту прав человека и “человекопоклонство”. 

В 1993 году, на фоне небывалого для России демократического подъема (только весной-летом 1917- го было такое), просвещенные правоведы Сергей Шахрай и Сергей Алексеев, “опираясь на важнейшую традицию народа”, создали новую Российскую Конституцию, наделяющую президента практически безграничной властью, делающую из него традиционного для России самодержца, и это было принято большинством с удовлетворением. Все вернулось на круги своя. Что же — самодержавие свойственно подкорковому сознанию русских? Выходит, что так. Но не только русских.  Мы видим на примере и других пост-советских стран, как и в них не приживается либеральная демократия, как и в них сложилась “имитационная демократия”, “суверенная демократия”— авторитарные режимы под камуфляжем квазидемократических институтов.

— Но все же, едва ли можно называть политический строй сегодняшней России “самодержавием”?  

-Пожалуй, соглашусь. Поправлю себя: что касается современной России, то неправомерно называть путинский режим “самодержавием”,  по аналогии с властью российских императоров . Я бы определил его, как опирающуюся на репрессивный аппарат диктатуру, цинично попирающую Конституцию и законы, подмененные свойственными мафиозным структурам “понятиями”. Самодержавие в дореволюционной России опиралось на Свод законов Российской империи. Вспоминается эпизод из “Войны и мира”: по просьбе Николая Ростова знакомый ему генерал обратился к императору Александру с ходатайством за провинившегося Денисова. И император, хотя и благоволивший к этому заслуженному генералу, отказал ему, сказав “Закон сильнее меня”. Эту сцену Толстой, несколько идеализируя императора, писал в то время, когда в обществе обсуждалась Судебная реформа Александра Второго, регламентировавшая в пореформенной России отношения власти и подданных. И самодержцы придерживались норм законов.

“Дело Веры Засулич”, 1878г.  Оправдание судом присяжных стрелявшей в градоначальника Петербурга Трепова и тяжело ранившей его революционерки подтвердило действенность реформы. Император ожидал сурового  приговора и дал понять о своем желании председателю суда Кони, но тот отказался от какого-либо влияния на суд, и император ничего не мог поделать. Это невыполнение желания самодержца не имело для Анатолия Федоровича Кони, выдающегося правоведа, человека принципов, никаких последствий. Император был недоволен им, но… через несколько лет Кони был назначен на высшую прокурорскую должность в империи и членом Госсовета. Такое вот было самодержавие в пореформенной российской империи. Спроецируйте-ка  подобный сюжет на путинскую Россию!           

Но я отвлекся, вернусь к заблуждению Бремера и его сподвижников. Даже если я не прав, и можно успешно пересадить западный либерализм на чуждую ему почву, в данном случае—Ирака, и он на ней привьется, то какое время это займет! Немало! Даже с учетом ускорения общественного развития, с учетом уплотнения исторического времени. Великая Хартия вольностей (Magna Charta Libertatum)  была принята в Англии восемь столетий тому назад!

Бремер и его советники недооценили глубину суннитско-шиитской конфронтации. Ими владела иллюзия возможности установить и стабилизировать баланс между тремя извечно антагонистическими составляющими искусственно созданного государства Ирак—суннитами, шиитами и курдами. 

-Но сосуществовали  же они  до американского вторжения!

-Только в условиях жесточайшего репрессивного диктаторского режима Хусейна эти три общины могли сосуществовать, образуя унитарное государство. При этом  сунниты доминировали во всех стратах иракского общества, занимали командные высоты в армии, были во всех сферах общественной жизни, во всех силовых и властных структурах. Периодические выступления шиитов и курдов против дискриминации подавлялись с беспредельной жестокостью, массовыми казнями. Вскрытые после ликвидации Хусейна могильники превосходили по масштабам Бабий Яр или Южное Бутово.

— И все же, не подтверждает ли трагедия Ирака правоту Путина? Не оправдывает ли его ненависть к “оранжевым революциям”? Каким бы не был режим Хусейна, или Каддафи, или Асада, но ведь то, что происходит после их свержения,  еще ужаснее!..

-Да, в мировосприятии Путина стабильность — превыше всего, ничто не может оправдать ее нарушения. “Не тронь лихо пока оно тихо.” Простительно было защитнику политической стабильности в Европе, созидателю “Священного союза” европейских монархий Николаю I  не знать основы исторического материализма, но непростительно игнорировать их выпускнику юрфака ЛГУ. Не незнание истмата, а предуготованная судьба свергнутого диктатора объясняет его приверженность стабильности, оправдывающей все издержки и его режима.

— Но вернемся к Ираку. Вы сказали, что Бремером были допущены ошибки. Какие же еще?

-Другая ошибка, не заблуждение, а именно ошибка Бремера, который был фактически наместником Вашингтона в Ираке в том, что он расформировал  иракскую армию и провел масштабную люстрацию, которая коснулась преимущественно суннитов. Тем самым была разрушена кадровая основа государственного устройства. Каким бы порочным оно не было, но худо-бедно оно функционировало. А взамен никакого другого жизнеспособного правительства не было создано, да и не могло быть создано в воцарившемся хаосе.

В результате, сотни тысяч  озлобленных солдат и офицеров хусейновской армии оказались не только лишены средств к существованию, но и дискриминированы  практически недееспособным прошиитским правительством Малики. Они, привычно занимавшие верхние уровни социальной пирамиды, оказались внизу, а лидирующие позиции стали занимать шииты, зачастую не  упускающие возможность показать кто теперь “в лавке хозяин”. Многие из не нашедших себе применения суннитов пополняют ныне ряды тех или иных радикальных исламских образований, включая, надо полагать, и комсостав армии ИГ.

-Так вы считаете,  что проводить люстрацию  было не надо? Разве тут не возникает аналогия с денацификацией в Германии?

-Нет аналогии. Другая — в антропологическом, этнокультурном отношении, среда, другая историческая эпоха, другие исходные позиции — да все другое! Союзники исходили из убеждения, что германская нация больна,  и для ее излечения необходим курс “шоковой терапии”. И поначалу этот курс лечения  проводился. В него входили такие, например, сильнодействующие методы, как принудительный осмотр населением концлагерей, захоронений останков заключенных, просмотры документальных фильмов о лагерях смерти, обязательные для школ, и т.п.

— Раз уж мы коснулись денацификации, скажите, а декоммунизацию, десталинизацию надо было, по-вашему,  проводить в России?

-Для национального выздоровления — надо было. Но это было невозможно,  по многим причинам. В Германии вивисекция над народом продолжалась 12 лет, а в России-70. Люстрацию в Германии проводила оккупационная власть, а потом новые, антинацистские кадры,  во главе с антинацистом Аденауэром. А кто бы проводил ее в постсоветской России? Чтобы “унтер-офицерская вдова сама себя высекла”? И покаяния за содеянное,  чему был посвящен фильм Тенгиза Абуладзе, не было.

Больше половины россиян ностальгируют по прошлому и считают Сталина “мудрым  и справедлимым лидером, приведшим страну к могуществу и процветанию.” И это ведь не результат пропаганды. Писатель Виктор Ерофеев заметил, что “…социологические опросы по Сталину можно считать рентгеном народной души.” В ряде мест начали ставить и возвращать из запасников памятники Сталину.

В Пензе коммунисты недавно открыли “Сталинский центр”, установили  памятник Сталину и  2016-й год объявили годом Сталина. Можно ли себе представить, что нацисты в Германии в наши дни осуществили бы подобное в память о своем фюрере? 

Но вернусь к Бремеру. Он хотел использовать опыт денацификации Германии, проводя люстрацию в пост-хусейновском Ираке. Он любил сравнивать себя с Люциусом Клеем (Lucius Clay)-главой американской военной администрации в послевоенной Германии, идеологом и реализатором денацификации, сыгравшем ключевую роль в создании ФРГ. Но что было общего между Германией 1945-го и Ираком 2003-го? Как я уже сказал, абсолютно ничего. Ни в каком смысле. Как же можно было механически переносить тот беспрецедентный опыт на совершенно иную ситуацию, на раздираемое неискоренимой взаимной враждой население Ирака?

-Может быть,  дело не в Бремере? Может быть,  опыт  денацификации принят в США за некий эталон,  и Бремер ему следовал?

-Да нет, люстрация, проведенная  генералом Макартуром в послевоенной Японии, отличалась от проведенной Клеем в Германии. Там тоже судили Военным трибуналом военных преступников, тоже казнили одних и приговорили к длительному заключению других, но… Но  шоковую терапию не проводили. Какая шоковая терапия после Хиросимы и Нагасаки?! Более того, император Хирохито не только не был судим, но был сохранен на троне. На этом настоял Макартур, преодолев давление на него президента Трумэна, настаивавшего на суде над императором, как над военным преступником. Макартур считал необходимым его сохранение, как символа нации. Он понимал сакральный смысл фигуры императора в национальном сознании японцев, их убежденность в его божественном происхождении, учитывал национальный менталитет. Но было и практическое соображение: ему важна была  лояльность населения  оккупационным властям. Это была его епархия, и в ней надо было поддерживать порядок.                               

Если уж Бремер хотел перенять опыт Клея, то должен был учесть, что генерал Клей—умный, прагматичный политик и выдающийся администратор-быстро осознал, что массовая люстрация делает невозможным восстановление лежащей в руинах страны. И вскоре после ее начала стал притормаживать. Об этом великий фильм Стенли Крамера  “Нюрнбергский процесс (Judgment  at Nuremberg” .

Когда в 1949-м Клей покинул Германию, люстрация уже была в затухающей стадии. “Шоковая терапия” сработала. Больной  был на пути к выздоровлению. Началась полоса амнистий. В 1948-м вступила в действие Программа восстановления Европы—“План Маршалла”, центральной частью которой была Западная Германия, ФРГ. И Трумэн, и Маршалл, и действительный  автор этого плана, идеолог политики сдерживания Союза, Джордж Кеннан были убеждены, что национальные интересы Америки диктуют необходимость восстановления, выздоровления разоренной послевоенной Европы.

— Так что же, не надо было подвергать люстрации, репрессировать кадры Хусейна, его генералитет?

-Надо было, но осторожно, очень избирательно, сохраняя профессионалов в жизненно важных областях, руководствуясь не возмездием, а целесообразностью, учитывать региональные реалии (прежде всего, нависающий над Ираком Иран!). Нужно было  сохранить, поддержать материально, преимущественно суннитский кадровый костяк армии. Не так уж велика была в них прослойка действительно преданных Хусейну функционеров, участвующих в преступлениях режима. И репрессировать тех, кто участвовал.     

-И все же, я хотела бы вернуться к вашей критической оценке  Обамы- политика. Эта критика ничем у вас не подкреплена. Не могли бы вы ее обосновать?

-Не углубляясь в критику Обамы, назову только одну, но, по моему мнению, непростительную его ошибку. Он обозначил «красную линию» в отношении режима Асада—использование им химического оружия против оппозиции, объявив  на весь мир, что в случае ее нарушения отдаст приказ атаковать войска Асада, т.е. вмешаться в гражданскую войну на стороне оппозиции. Асад нарушил и… ничего. Замахнулся— бей, а он не ударил. Доверие к Америке в лице ее нынешнего президента, к ее готовности выполнять взятые на себя обязательства, сильно поколеблено. 

Как после этого можно было всерьез воспринимать  неоднократные предупреждения Обамы Ирану по поводу  его ядерной программы: “All Options Are On The Table in dealing with Iran”, в смысле: все карты на столе, подразумевая и военную, которую Вашингтон может разыграть, чтобы не позволить Ирану создать атомную бомбу. Иранские лидеры и не воспринимали. Они были уверены, что Обама эту карту не разыграет и эта, вполне обоснованная, уверенность определяла их позицию на переговорах с Керри по иранской ядерной программе. Они добились отмены санкций, сохранив полностью мощности для ее завершения в короткий срок.

-И вы считаете, что они эти мощности используют?

-Подлинный суверенитет государства в наше время гарантирует только обладание ядерным оружием и средствами его доставки. Аксиома. Иран ни за что не откажется от завершения своей ядерной программы. Слишком много уже в нее вложено. И это абсолютно мотивировано, исходя из интересов его нацбезопасности, претензий на гегемонию в регионе, на лидерство в шиитском мире. Сейчас нужна  передышка “для поправки пошатнувшегося здоровья”. И миллиарды долларов, размороженные в связи со снятием санкций, его поправят. Возобновить санкции, когда Тегеран начнет нарушать соглашения, а такая перспектива мне представляется более  чем вероятной, будет практически невозможно: слишком велика заинтересованность в освоении этих миллиардов мировых финансовых кругов и корпораций.   

-Но пока Иран не дает повода для таких предположений.

-Пока стражи исламской революции демонстрируют уверенность в  безнаказанности провокаций против США, «дергая тигра за усы» . То их торпедные катера приближались на критическое расстояние к американскому авианосцу, то они ставили на колени перед ТВ камерой захваченных американских моряков, то запускают в порядке тестирования баллистические ракеты,  и пр. “Тигр” отделывается рычанием и только. Но скоро этого “тигра” заменит другой. Позволит ли он проводить над собой подобные эксперименты—это большой вопрос.

-Но ведь в иранском обществе происходят сдвиги в сторону отказа от конфронтации с Западом, особенно среди студенческой молодежи. Мы же помним,  какие демонстрации проходили в Тегеране.

 -Вы правы, но недавние выборы в меджлис показали, что агрессивная иранская муллократия по-прежнему контролирует внутреннюю и внешнюю политику в стране. Она не отступит от курса на ядерное вооружение. Да и среди оппонентов правящего режима большинство поддерживает этот курс.

Нередко сравнивают соглашение по ядерной программе Ирана с “Мюнхеном” и Обаму с Чемберленом. Это несколько натянутое сравнение, как, вообще, исторические аллюзии, но все же приходит в голову провидческое предупреждение Черчилля Чемберлену,  подписавшему Мюнхенское соглашение с Гитлером:  “У вас был выбор между войной и бесчестием. Вы предпочли бесчестие, но все равно получите войну.”

• 164
• 153