Юрий Серебрянский: «Я не пишу для российских читателей»

Какое будущее у русского языка в Казахстане, как развивается отечественная литература сегодня, и есть ли в нашей стране книжный бизнес – об этом и многом другом мы поговорили с известным казахстанским писателем Юрием Серебрянским.

Польский след

Беседа началась с романа «Алтыншаш», за который автор еще в прошлом году получил Государственную премию и орден «Құрмет». Однако прочли его пока только избранные.

– Расскажите, о чем ваш роман, и появится ли он в книжных магазинах?

– «Алтыншаш» — это история о депортированных в Казахстан в тридцатые годы прошлого столетия поляках. Книга состоит из двух частей, первая – художественная, повесть о взрослении, вторая – воспоминания польских депортированных. Это и мои корни тоже в какой-то степени, хотя сам я уже родился и вырос в Казахстане. Однако часто и подолгу бываю в Польше, нередко это связано с разными проектами по работе. Много общаюсь с людьми разных возрастов, конечно же, изучал исторические материалы. Очень надеюсь, что книга наконец-то появится в продаже нынешней осенью. «Алтыншаш» – роман на стыке художественной и нон-фикшн литературы. Я люблю экспериментировать.

– А это нормально, что книга выходит только через год после того, как вы получили за нее премию? Люди, которых тогда эта новость заинтересовала, могли забыть об этом в сегодняшнем мощном информационном потоке…

– Это нормальная писательская практика. Конечно, мне придется сейчас снова рассказывать о том, что год назад книга получила премию, говорить, о чем этот роман, почему я его написал, и чем он для меня важен. Это часть программы продвижения. Сейчас вообще сложно представить себе книгу, которая вышла бы без какой-либо информационной поддержки. Если ты писатель, то вступаешь в конкуренцию со всеми, в том числе с классикой, которой интересуются больше всего.

– А ведь сейчас принято говорить, что люди вообще перестали читать. Вы тоже так думаете?

– Это непростой вопрос. Сейчас очень много современных авторов, поэтому большой выбор. Писателю важно заявлять о себе, чтобы его знали, ждали новых книг. Не могу сказать, что читать стали меньше. Просто у людей поменялись вкусы, приоритеты. Многие больше интересуются психологической прозой. Иными словами, очень большая конкуренция. Автору важно как-то выделяться, чтобы его заметили, ждали новых книг, чтобы он стал значимой фигурой со своей точкой зрения.

Писатель или блогер?

– Сегодня быстрее всего набрать популярность в соцсетях. Как вы считаете, насколько авторам сегодня важно вести свои страницы и демонстрировать собственную позицию по наиболее актуальным вопросам?

– Конечно, без этого вообще сложно, нужно в меру открываться читателю, не только через книги, как-то показывать, что есть писатель, и это реальная личность, со своими мыслями, чувствами, собственной позицией. Без такого бэкграунда может существовать только один писатель на несколько поколений. Такие люди обозначают себя как некую таинственную фигуру, о которой никто ничего не знает. Например, так позиционировал себя американец Джером Сэлинджер. Весь мир знает его книги, особенно роман «Над пропастью во ржи». При этом о нем самом почти ничего неизвестно. Таким же ореолом таинственности сегодня окутана фигура Виктора Пелевина в России, но у всех этот номер не пройдет. Нужно все-таки активно участвовать в общественной жизни.

– Однако с высказываниями в соцсетях стоит быть аккуратнее, как вы думаете?

– Это вопрос собственной совести. В основе всего, на мой взгляд, лежат простые понятия – совесть, честность, базовые какие-то вещи. Нужно быть просто честным человеком по отношению к себе и к читателям, конечно. Не бояться высказывать свою точку зрения, но стараться делать это корректно.

Кому интересен компромиссный автор – удобный всем, гладкий и милый? Если только мы не говорим, о кулинарии, например. В этом случае вряд ли можно демонстрировать какие-то радикальные точки зрения. Если же ты автор общественно-политической прозы – здесь компромиссы выглядят скучными.

– А как же популярная сегодня культура отмены, не страшно попасть в черный список?

– Если автор попадает в жернова культуры отмены, то мы видим, как происходит все. То есть уголовная история какая-то. Например, что произошло с прекрасным актером Кевином Спейси: против него возбудили дело якобы за совращение, потом закрыли, но актер при этом все потерял…

Культура отмены существует и у нас, в том числе она проецируется глобально на писателей, но если бояться каждого шага, тогда не стоит быть писателем, ведь, по сути, любой автор – это уже публичный человек, так или иначе. То, что он создает, становится достоянием общественности.

Творчество или бизнес?

– Соцсети – это, конечно способ заявить о себе, но все же писателя должны продвигать издательства, как это происходит за рубежом. У каждого писателя есть агент, конкуренция. Есть понимание того, что это тоже бизнес…

– А литература – это и не бизнес. За границей большинство авторов тоже не зарабатывают на книгах, только единицы уровня Стивена Кинга и Джоан Роулинг, например. Зачастую же писатели имеют какую-то работу, разные проекты, или у них есть собственный бизнес. Зарабатывать именно литературой практически невозможно.

– Да, конечно, только я говорю не о писателях, а об издательствах, для них-то это бизнес, но у нас пока такого понимания нет, практически отсутствует реклама книжных новинок, не налажена работа со СМИ и блогерами. В России, например, дела с этим обстоят получше…

– Наверное, вы правы. Во всяком случае, если сравнивать с Польшей, где я бываю чаще всего, там совсем другая книжная ситуация. Вся мировая литература переводится на польский язык. Литературы больше, книжных магазинов больше, переводчиков – тоже. Я вижу, какая работа проводится, литература со всех языков переводится на польский. Казахстану, конечно, до этого далеко, но и у нас ситуация тоже в последнее время меняется.  

Мы, к счастью, все больше интересуемся своей собственной жизнью. Это с одной стороны, а с другой – Россия теряет авторские права. Многие авторы отказываются от сотрудничества с российскими издательствами и переводов в России. В этом случае в Казахстане открывается широкое поле для сотрудничества с авторами в переводе на русский язык. Возможно, даже возникнет какой-то обратный импорт книг… Такие случаи уже есть. Например, издательство Freedom Letters выпускает книги у наc, в том числе переводы с украинского языка.

– Что касается казахстанской литературы, на ваш взгляд, у нее есть будущее?

– Думаю, что определенно да. Я вижу, что наши авторы пишут о том, что происходит здесь и сейчас. Захожу в магазины и вижу, что молодые люди интересуются историей Казахстана. Так что, чем больше будет появляться книг о нас, о нашей культуре, тем выше будет интерес и к книгам и, следовательно, к авторам.

Отмолчаться не получится

– Какие еще темы сегодня интересны читателям, и насколько сложно писателям поднимать те или иные вопросы? Например, говорить о войне в Украине…

– Это сложный вопрос, на который напрашивается «людоедский» ответ, а я этого не хочу. Конечно, о войне пишут и ещё долго будут писать. Причём, одинаково интересна и позиция тех, кто за, и тех, кто против. Во всяком случае, такова реальность. Однако нам легко рассуждать, писать обо всём этом, сидя в кофейне. А в это время где-то совсем близко идёт война, люди теряют близких… Конечно, это «людоедство» какое-то получается. Понятно, что об этом ещё долго будут писать, но хотелось бы, чтобы таких поводов было меньше…

– Война – не единственная опасная тема. Есть ещё, например, так называемая пропаганда ЛГБТ. У нас к этому тоже очень трепетно относятся…

– Я руководствуюсь только одной цензурой – своей, внутренней. Исходя из этого, пишу о чем хочу, что меня волнует. Например, у меня есть рассказы с героями из сообщества ЛГБТ. Мне было интересно порассуждать на такую тему. У меня много знакомых из этого сообщества. Они спокойно живут и ни в какой пропаганде не нуждаются. Мне вообще странно говорить на эту тему в Казахстане. Удивляет петиция против пропаганды ЛГБТ, которой в нашей стране просто нет. Я знаю, о чем говорю: недавно был в Италии и там видел плакаты, которые можно расценивать если не как пропаганду, то как приглашение к диалогу на тему. Даже пост об этом делал в социальных сетях. У нас же этого нет. А в чем тогда проблема?

– Есть ли такие темы, которые вы никогда не стали бы затрагивать в книгах? 

– Не знаю, никогда об этом не думал, если честно. Я всегда говорю с читателем о том, что мне интересно, о чем не могу молчать. Я всегда пишу, основываясь на собственном жизненном опыте прежде всего, и не лезу в темы, о которых ничего не знаю. Ещё для меня очень важно никогда не сделать больно близким. Боюсь их обидеть, задеть…

– Кстати, а сами вы обидчивый? Часто писатели очень болезненно воспринимают критику…

– Я спокойно к этому отношусь, особенно если замечания конструктивные. О моих рассказах есть негативные отзывы. Я не обижаюсь, мне интересно мнение, если оно аргументировано. Например, один критик из России в рецензии на мой сборник рассказов отметила, что я не пишу для российских читателей. А я ведь и правда для них не пишу. Я – казахстанский автор…

Русский вне России

– Над чем сейчас работаете?

– Недавно закончил монографию, посвященную русскому языку за пределами России. На примере современной Польши. Казахстан и Польша сегодня – две самые важные страны для русского языка. Убираю за рамки Украину, потому что там ситуация тоже в этом контексте важная, но совершенно другая. Я же в своей работе говорю о пространстве вне войны, хотя бы технически. Казахстан в этом контексте важен, потому что у нас живет очень много носителей русского языка, этнически не-русских, и это важно. 

Буквально на днях вышел учебник русского языка для иностранных студентов Иллинойского университета. Событие очень любопытное, потому что издание рассказывает учащимся о русском языке на примере не только России – без балалайки, без медведей. У студентов благодаря этому появляется понимание, что русский язык – это не только Россия. Конечно, в этом пособии сегодня не хватает, например, Узбекистана или Азербайджана, но, я думаю, что оно будет дополняться.

Однако вернусь к тому, почему в моем исследовании важен именно Казахстан. У нас свой русский язык. Есть много слов-заимствований из казахского языка, которые отличают его от русского языка в России. В Польше сейчас меняется восприятие русского языка. Его меняют русскоязычные украинцы, чью русскую речь слышно на улицах повсюду, к примеру. В других областях применения отношение тоже меняется.

– Какое будущее, по вашему, ждет русский язык в Казахстане?

– В идеале – это биллингвальное сообщество, в котором люди свободно общаются на двух языках. Мы к этому идем, и теперь уже быстрее. Такая ситуация была в Украине до 2014 года. Если посмотреть украинское телешоу «Голос» – выступающие конкурсанты могли говорить на украинском языке, жюри отвечать на русском и так далее. И никаких вопросов это не вызывало. Я бы хотел, чтобы так было у нас, плюс еще третий язык – английский. Он тоже важен.

В целом, биллингвальная ситуация была бы идеальной для нас. Более сложный сценарий – это если мы начнем сокращать количество русского языка в нашем лингвистическом пространстве. Однако столкнемся с тем, что нам нужен какой-то язык для трансляции произведенных в Казахстане знаний за границу. 

Острый дефицит

– А как же английский, разве он не годится для этой цели?

– Он подходит идеально, только, к сожалению, сегодня у нас в стране не самый высокий уровень владения языком Шекспира. Еще меньше  носителей английского языка, владеющих казахским. Конечно, сейчас искусственный интеллект позволяет переводить с казахского на английский язык какие-то научные материалы, однако с художественными текстами это не работает. Нужен носитель английского, чтобы перевести казахскую литературу на язык Шекспира и Уайлда, а таких специалистов сегодня практически нет. Это, наверное, сейчас самая востребованная профессия в мире казахстанской литературы.

В итоге, мы используем русский язык как транзитный. Если сейчас книга переводится с казахского на английский, чаще всего она переводится через подстрочник или через перевод на русский язык.

– Неужели у нас нет людей, которые владеют и казахским, и  английским, и русским?

– Их единицы, а носителей английского языка, которые в совершенстве владеют казахским, чтобы переводить литературу – вообще несколько человек, так что русский язык используется в качестве транзитного.

Мы не первые, кто с этим сталкивается. Например, эта проблема встала перед Евросоюзом, когда Великобритания из него вышла, все конференции проводились на английском языке. Встал вопрос, почему мы продолжаем пользоваться английским языком, и тут кто-то вспомнил, что в Евросоюзе есть Ирландия и предложил считать английский языком этой страны и спокойно продолжать пользоваться. 

Те, кто раньше думал, что язык существует в контексте одной конкретной культуры, сегодня убеждаются, что это не так. Язык способен существовать в контексте другой культуры, а можно свою культуру передавать на другом языке. Например, можно писать казахстанскую прозу, стихи на русском языке, при этом транслируя контекст казахской культуры. 

Война в литературе

– С научными языковыми проектами понятно, а новой художественной историей читателей порадуете?

– Есть одна задумка сейчас, но она пока в голове. Для меня это нормальный опыт работы. Несколько лет могу что-то записывать, какие-то наброски делать. Это будет продолжение рассказов «Соль», «Соль просыпается» и повести «Бася».

– В них будет что-то про войну?

– Естественно! Невозможно сегодня избегать этой темы. К тому же, война между Россией и Украиной касается моих родственников, есть и личные эмоции. Не молчать – мой долг как писателя. История показывает, что все войны заканчиваются переговорами и миром. Потом уже разгребать последствия приходится людям, которые остаются на этих территориях. И это множество личных историй, связанных с обидами, травмами, потерями. Уходят годы, чтобы какое-то примирение произошло. Конечно, об этом пишут и будут писать. Мне кажется, что война для русскоязычного пространства еще долго-долго будет оставаться главной темой, причем и для российских, и для русскоязычных писателей. Для всех, кто пишет, рефлексирует на русском языке. Во всяком случае такие книги будут точно востребованы. 

Фото из личного архива Юрия Серебрянского

• 52
• 47