Зачем казахи умирали за чужую страну

В первый год войны потери Красной Армии пленными составили 1 млн 998 тыс. человек. В 1942-м – 1 млн. 374 тыс, в 1943-м – примерно столько же, эти цифры пошли на убыль только в 1944 году – около 400 тысяч.

Многие из представителей тюркских народов и республик Центральной Азии оказались в Туркестанском легионе, созданном вермахтом (вооруженными силами нацистской Германии в 1935-1945 годах). К декабрю 1945 года, когда союзники передавали их советской стороне, в нем находилось 24448 казахов. Эта цифра зафиксирована в отчете генерала Голикова (в 1954-м стал маршалом СССР), которого в январе 1944 года назначили начальником Главного управления репатриации военнопленных при совнаркоме СССР. Сколько казахов погибло, когда их использовали в карательных операциях против партизан в Сумской области Украины, на территории Калмыкии и Белоруссии (в частности, деревни Хатынь), неизвестно.

– С этим документом я ознакомился в Центральном государственном архиве новейшей истории РФ, начиная с 1917 года (с Ленина и Троцкого) до роспуска компартии в 1991 году, – рассказывает кандидат исторических наук, автор монографии «Национальные воинские соединения Казахстана на фронтах войны» Кайдар Алдажуманов. – Поэтому отношение к Туркестанскому легиону у меня двоякое, больше – отрицательное, хотя степень вины каждого легионера надо проверять персонально.

– Как казахи попали в этот легион?

– Из Казахстана с июня 1941-го до конца мая 1945-го было мобилизовано в армию людей всех национальностей 2 млн 213 тыс. человек, плюс с 1939 до начала войны в рядах РККА служили 170 тыс. казахстанцев, в том числе и казахов. В Алма-Ате уже в первые дни войны была сформирована знаменитая 316-я стрелковая (Панфиловская) дивизия, одновременно 312-я в Актюбинске.

Обе дивизии отправились на Западный фронт, потом 316-ю вернули на Ленинградский фронт, далее – в Подмосковье, а 312-я воевала между Тулой и Москвой. Маршал Рокоссовский в своей книге «Солдатский долг» писал, что через полтора месяца боев после начала войны они вывели 312-ю стрелковую дивизию на отдых, чтобы переформировать ее, так как в ней оставалось всего 147 бойцов из 12 тыс.

Так как фронту требовалось пополнение, 13 ноября 1942 года было издано секретное постановление «О формировании национальных воинских соединений», согласно которому, в союзных (Туркменская, Узбекская, Таджикская, Казахская, Киргизская) и 4 автономных республик в составе РСФСР (Башкирская, Калмыцкая, Чечено– Ингушская, Кабардино-Балкарская) поручалось создание 20 кавдивизий и 15 отдельных стрелковых бригад. Воинские соединения должны были быть укомплектованы здоровым и крепким личным составом из представителей местных национальностей, в возрасте не старше 40 лет. В постановлении отдельным пунктом значилось, что обмундирование, людское и конское снаряжение, седла, подфуражное и прочее довольствие, конский состав, холодное и частично огнестрельное оружие должно быть обеспечено за счет ресурсов местных бюджетов. Казахстану поступила разнарядка – сформировать три кавалерийские дивизии и две стрелковые бригады. 100-я стрелковая казахская бригада, куда вступила Маншук Маметова, формировалась в Алма-Ате, 101-я – в Актюбинске, 105-я кавалерийская дивизия – в Джамбуле, 106-я – в Акмолинске, 95-я – в Усть-Каменогорске. В каждой из дивизии и бригад было по пять тысяч человек.

После обучения военному делу эти воинские соединения были оправлены на фронт. 100-я и 101-я бригады воевали очень хорошо, но через полтора года боев от первоначального численного состава оставалось всего 20 %. 101-я держалась дольше всех, ее начали переформировывать к концу 1943 года, но только в августе следующего года она была соединена с другими этими стрелковыми дивизиями. Часть бойцов 106-й Акмолинской кавалерийской дивизии в мае-июне 1942-го попала в плен по вине советского командования (генерала Хрущева и маршала Тимошенко). Оно решило уже после битвы под Москвой выяснить, в каком направлении будут наступать немецкие войска. Часть военных специалистов считала, что противник будут стремиться к бакинской нефти – на Кавказ. Решили попробовать небольшие наступательные операции на разных участках фронта. Провели их на Западном фронте, южнее Харькова и прорвали немецкую оборону чуть ли не на 100 километров вглубь, на запад. После этого командующий фронтом маршал Тимошенко и начальник политуправления Юго-Западного направления Никита Хрущев забросали Сталина рапортами о продолжении наступления, чтобы освободить Харьков и начать наступление на Днепропетровск. Начальник генерального штаба РККА маршал Шапошников был против – войска могли попасть в окружение, но его оппоненты смогли убедить Сталина.

Наступление началось 12 мая, а на третий день пять советских армий попали в окружение – в так называемый «харьковский котел». Большинство бойцов 106-й дивизии погибли, оставшиеся в живых попали в плен.

Одним из них был комиссар дивизии, старший политрук Нурхан Сеитов. После того, как в 1945 году англичане передали его советской стороне, он попал в Бутырскую тюрьму, но поскольку до войны он занимал пост наркома легкой промышленности Казахстана, министерство госбезопасности СССР дало указание – сосредоточить всех наиболее значимых деятелей Туркестанского легиона в Алма-Ате, где они должны предстать перед военным трибуналом. Суд состоялся в апреле 1947 года. Сеитова приговорили к высшей мере наказания, которую потом заменили 25 годами лишения свободы, так как смертная казнь в те годы в СССР была временно отменена. Он оказался в лагере на Магадане, а 13 сентября 1955 года президиум Верховного Совета СССР под председательством маршала Ворошилова вынес указ о реабилитации лиц, служивших немецкой стороне во время оккупации. Четверо из 49 осужденных казахов, легионеров-туркестанцев, к тому времени уже умерли в лагерях, а Сеитов оказался в больнице для душевнобольных. Его не стало в феврале 1956 года.

– Вы осуждаете этих людей?

– Нет. У них не было выбора. Сеитов вообще не воевал на стороне немцев, но его привлекали в качестве преподавателя– пропагандиста в школу, где немцы обучали легионеров. Оказавшись в Туркестанском легионе, пытался связаться с польскими партизанами, но его выдал соотечественник-казах из его же дивизии. После этого его стали перекидывать из лагеря в лагерь, пока не попал в 1944 году в концлагерь Маутхаузен.

– Какое отношение к Туркестанскому легиону имел первый казахский диссидент Мустафа Шокай?

– Самое прямое: он был инициатором его создания. В Российском государственном военном архиве хранятся дела армии генералов Колчака, Деникина, Дутова, а также документы генерального штаба Народного войска Польского, где фигурирует и его имя тоже. Когда я работал в этом архиве, то ознакомился с содержимым папки, которая так и называлась «О сотрудничестве Мустафы Шокая с польской разведкой».

Небольшое отступление. В 30 годах прошлого века, когда Польшу возглавлял Юзеф Пилсудский, Великобритания превратила ее территорию в лагерь диверсионных антисоветских действий. После того, как в 1939 году Германия захватила эту страну, материалы генерального штаба войска Польского попали в руки сотрудников Abwehr – немецкой военной разведки, а в 1945-м, после взятия Берлина, – их советских коллег.

Теперь о Мустафе Шокае. Когда Германия в мае-июне 1940 года частично оккупировала Францию, премьер-министр Филипп Петэн возглавив коллаборционистское правительство, стал сотрудничать с гитлеровцами. После нападения Германии на СССР, Мустафу Шокая, проживавшего в то время в пригороде Парижа – городке Ножан-сюр-Марн, как эмигранта из СССР, взяли под арест и привезли в Берлин, где вскоре предложили сотрудничество.

Немцы и сами не ожидали такого количества военнопленных – почти 2 миллиона в первые же недели войны. И когда арестованный ими по обвинению в связях с британской разведкой Мустафа Шокай предложил им создать Туркестанский легион, они подхватили ее: у них уже был аналогичный опыт на территории оккупированных стран. В случае с военнопленными-азиатами вначале появился Туркестанский национальный комитет. Мустафа Шокай, став его руководителем, разъезжал с агитационной работой по лагерям, где они содержались.

16 ноября 1941 года на территории Польши был сформирован первый Туркестанский полк. Мустафа Шокай, пусть и ненадолго, возглавил его.

– Он пошел на этот шаг осознанно или под давлением обстоятельств?

– Шокай с самого начала не воспринимал страну Советов. Эмигрировав после падения Кокандской автономии за границу, получал деньги от генерального штаба Польского войска, на которые выпускал антисоветские статьи в периодических изданиях, позже вместе с башкирским политэмигранотом Ахметом-Заки Валиди начал издавать журнал «Яш Туркестан».

Спустя чуть больше месяца после создания Туркестанского легиона его не стало – 27 декабря он умер в берлинском госпитале якобы от сыпного тифа. Но я видел в Российском военном архиве следственные дела известных деятелей легиона. Некоторые из них утверждали, что его отравил узбекский иммигрант Вели Каюм-хан. Этого человека в 1922 году в числе других 75 представителей Средней Азии руководство Туркестанской автономной республики, а именно Турар Рыскулов, отправило на учебу в Германию. Но он, отучившись, остался в Европе. Когда началась война с СССР, он стал заместителем председателем Туркестанского национального комитета, а после смерти Мустафы Шокая – первым руководителем.

Вспоминается встреча с одним из командиров Туркестанского легиона Баймирзой Хаитовым, занимавшим должность начальника военного отдела. Когда в 1995 году Казахстан праздновал 150-летие Абая, он оказался в числе приглашенных. Меня прикрепили к нему в качестве сопровождающего, но когда я пытался расспрашивать его о Туркестанском легионе, он старательно переводил разговор на другую тему.

– Сейчас бытует мнение, что без союзников СССР никогда бы не выиграл войну. Это действительно так?

– Основной удар по нацистской Германии все-таки нанесли советские войска. Союзники воевали очень осторожно. Они не хотели, подобно маршалу Жукову, превращать людей в пушечное мясо.

Хочу подчеркнуть вклад нашей страны в победу над нацизмом. Из Казахстана союзной промышленности в годы войны поставлялось около 74% меди, а каждая девятая пуля, как говорил академик Сатпаев, отлита из казахстанского свинца. Кроме того, Казахстан, не считая спецпереселенцев, принял около 550 тыс. эвакуированных

Виноват в том, что остался жив

Мадина Берекова, внучка одного из казахов, чудом выживших в харьковском «котле»:

«Мой дедушка Юнусов Мустафа воевал в 106-й кавалерийской дивизии. Он с болью рассказывал нам, как гибли его товарищи в бою. Оружия не было. Одна винтовка на десять человек. Все остальные бежали за ним, пока его не сразит вражеская пуля насмерть, а винтовку тут же перехватывал следующий.

Некоторые солдаты не спали по пять суток. Дедушка рассказывал, что, когда отряд куда-то следовал маршем, солдаты, идущие посередине строя, спали. Прямо на ходу. Потом менялись с теми, кто шел по краям, чтобы те тоже как-то могли вздремнуть.

Я была маленькая и смеялась: «Как могли идти и спать?» А он отвечал: «Можно, еще как!»

Он попал в плен. Несколько раз вместе с товарищами пытался бежать. И в 1944 году ему это удалось. При побеге все те, кто был внутри толпы, выжили и присоседились к Красной армии. Но потом многих расстреляли свои же советские солдаты.

После войны бедный мой дедушка был объявлен изменником и отправлен в какой-то лагерь. Он никогда не рассказывал о том, где сидел. Это было его тайной и болью. Так и прожил с болью в душе.

День Победы отмечал дома один. У него не было ни орденов, ни медалей, ни поздравлений. Только постоянные упреки только за то, что остался жив.

После его смерти, я помню, пришло какое-то письмо, где было сказано, что его простили и признали, что у него теперь будут льготы как участника Великой Отечественной войны.

Моя бабушка долго плакала: ведь он совсем чуть-чуть не дожил до этого письма…

Из мемуаров ветерана Второй мировой войны, историка искусств, хранителя музея «Эрмитаж» в Санкт-Петербурге Николая Никулина «Воспоминания о войне».

«Шло глупое, бессмысленное убийство наших солдат. Надо думать, эта селекция русского народа – бомба замедленного действия: она взорвется через несколько поколений, в XXI или XXII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных».

<…>

«Почему же шли на смерть, хотя ясно понимали ее неизбежность? Почему же шли, хотя и не хотели? Шли, не просто страшась смерти, а охваченные ужасом, и все же шли! Раздумывать и обосновывать свои поступки тогда не приходилось. Было не до того. Просто вставали и шли, потому что НАДО! Вежливо выслушивали напутствие политруков – малограмотное переложение дубовых и пустых газетных передовиц – и шли. Вовсе не воодушевленные какими-то идеями или лозунгами, а потому, что НАДО.

Так, видимо, ходили умирать и предки наши на Куликовом поле либо под Бородином. Вряд ли размышляли они об исторических перспективах и величии нашего народа… Выйдя на нейтральную полосу, вовсе не кричали «За Родину! За Сталина!», как пишут в романах. Над передовой слышен был хриплый вой и густая матерная брань, пока пули и осколки не затыкали орущие глотки».

<…>

«Конечно же, шли в атаку не все, хотя и большинство. Один прятался в ямку, вжавшись в землю. Тут выступал политрук в основной своей роли: тыча наганом в рожи, он гнал робких вперед… Были дезертиры. Этих ловили и тут же расстреливали перед строем, чтоб другим было неповадно… Карательные органы работали у нас прекрасно. И это тоже в наших лучших традициях. От Малюты Скуратова до Берии в их рядах всегда были профессионалы, и всегда находилось много желающих посвятить себя этому благородному и необходимому всякому государству делу».

• 34
• 26