Землетрясение в Алматы: здания надежны, а город опасен

Аресты турецких архитекторов и застройщиков, пытавшихся спешно покинуть свою страну после трагических землетрясений поставили закономерный вопрос – а что ждет в аналогичной ситуации Алматы? Но известный архитектор и промышленный дизайнер Айдар Ергали считает, здания в Алматы более «правильные» в плане сейсмоустойчивости, чем в Турции. Если что и погубит город в случае землетрясения, так это богатый частный сектор, и ветхое жилье, возведенное до начала 70-х годов.

Заборы-убийцы

– Очень важно, что СМИ поднимают тему последствий предполагаемого землетрясения в Алматы, потому что в соцсетях идет какая-то истерия, – говорит он. – Представляю, сколько сейчас людей смотрит в сети ужасные кадры из Турции. Как результат – растет психологическое давление: у нас будет еще хуже, все здания упадут, потому что «казнокрады все разворовали». Это очень вредные разговоры, я не понимаю, почему государство не проводит разъяснительную работу среди населения.

В целом, конечно, в случае землетрясения ничего хорошего нас, как и любую другую страну, не ждёт. Человечество больше знает о соседних галактиках, чем о причинах катастроф на земле. Но, к счастью, у нас есть нормативы, которыми пользуются проектировщики и строители всего мира, работающие в сейсмоопасных зонах. С точки зрения этих норм можно классифицировать здания по степени подверженности рискам. Как архитектор-проектировщик, я определяю для себя несколько категорий критически опасных зданий в городе, на которые нужно незамедлительно обратить внимание.

Прежде всего – это ветхое жильё, его в нашем городе очень много. Есть строения даже 30-х годов прошлого века, когда никаких понятий об устойчивости зданий не было вообще. Они построены на бутовых фундаментах, у них неармированные стены и деревянные перекрытия. По современным нормам, такие здания однозначно относятся к категории опасных. Их надо сносить, либо, если они являются памятниками истории и архитектуры, усилить, но это, как все знают, обходится намного дороже. То есть этот вариант пригоден только в каких-то исключительных случаях, во всех остальных от ветхого жилья нужно избавляться как можно быстрее. В Алматы много лет существует программа по его сносу, но она очень медленно реализуется. Поэтому я очень слабо верю, что власти способны решить более сложную проблему – реконструировать микрорайоны. Уж слишком масштабы большие, а вложения требуются колоссальные. С другой стороны, я бы не сказал, что панельные дома являются критичными, разве что эстетически вызывают депрессию, но информации о том, что они разрушились со временем, я нигде не встречал, хотя их ресурсы и в самом деле ограничены. Дело в том, что навесные панели в местах креплений могут изнашиваться, их надо разбирать. Однако эти дома не представляют такую первейшую задачу для города, как старые здания, построенные до 1969 года.

Вторая категория рисков – это частный сектор. Полагаю навскидку, что он занимает порядка 40% площади города. Охватывая его полукольцом, этот сектор сильно влияет на инфраструктуру и на проходимость дорог. Разрушения там однозначно будут иметь место. Здесь очень много зданий, построенных в 90-е и в начале нулевых без всяких рабочих проектов неквалифицированными бригадами откуда-то из-под Намангана. Заборы вокруг них представляют каменные стенки из сплитерных блоков и прочего штучного материала с очень жидкими фундаментами. При землетрясении они упадут первыми, засыпав собой узенькие улицы, поэтому спасателям потребуется очень много времени, чтобы добраться до этих зон.

Третья проблема – застройки в предгорных зонах. Я много писал о том, что по своим геологическим и инженерным качествам они не приспособлены не то что для массового, а вообще для любого строительства, поэтому Алматы был когда-то городом-садом. Не трогать эти склоны являлось наиболее рациональным решением проблемы, связанной с оползнями. Власти, собственно, этим и занимались – озеленяли город вовсе не для того, чтобы иметь красивые виды из окна, как думают сейчас, а потому, что знали, что застраивать предгорья категорически нельзя. А сегодня, когда я езжу на Каменское плато, у меня просто сердце разрывается – как люди в таких количествах могут делать такие глупости?! Там крутые склоны застроены в невероятном количестве, чем попало. У глины есть хоть какая-то несущая способность только в том случае, когда она совершенно сухая, а когда в каждом дворе вырыт колодец, который даёт большие утечки влаги, то она собирается в водоупорных слоях, вызывая тем самым серьёзную оползневую опасность. Оползень – это когда целый склон горы, десятки гектаров земли, могут сползти вниз. Никаких инженерных путей решения укрепления этих склонов на сегодня не существует в принципе.

Это опасное слово «разлом»

– Какое жилье подлежит сносу?

– К несейсмоустойчивому жилью можно автоматически относить всё, что построено вплоть до шестидесятых годов, а я бы взял еще выше – до 1969-го, когда у нас появился первый отечественный СНиП по сейсмике, где были определены расчёты строительных коэффициентов. Этот документ от сегодняшних норм тоже отличается в разы, но есть основание считать, что здания с конца 60-х годов построены хоть с каким-то учётом сейсмической опасности. С тех пор эти нормативы ужесточались. Они и сейчас меняются, становясь всё ближе и ближе к международным нормам. И расчёты коэффициентов, которые сильно влияют на мощность несущих конструкции зданий касательно сейсмики, отличаются от самых первых (от 1969 года) в разы в лучшую сторону. Качество бетонирования современных зданий, даже при очень высоком уровне коррупции и воровства, несравнимо более высокое, чем в советское время – просто потому, что технологии строительства сейчас совершенно другие.

Очень важно, что официальные СМИ поднимают эту тему, потому что в соцсетях нагнетается истерия. Во-первых, в обиходе у горожан появилась новое слово – разлом, во-вторых, они против высоток. Я тоже не очень большой сторонник высотного строительства – на мой взгляд, во многих районах города (например, на Розыбакиева-аль-Фараби) реальный перебор с этим. Но это больше инфраструктурные проблемы, когда дорожная сеть, инженерные коммуникации и прочее не соответствуют пропускной способности района. А то, что высотное здание однозначно упадёт, потому что высотное – полная чушь. Оно может являться опасным только вследствие каких-то ошибок при проектировании и строительстве с точки зрения нормативов. Чтобы делать какие-то выводы, надо проводить экспертизу, но в целом они априори не являются сейсмоопасными.

– А чем опасны разломы? Они же, если посмотреть карту Алматы, действительно, пересекают город во всех направлениях.

– Начнем с того, что вообще подразумевается под разломом. В 70-е годы по выбросам радона (радиоактивный газ природного происхождения – Ред.) в грунты учёные определили, что где-то между тектоническими плитами проходит какая-то трещина. Точки соединения между собой этих линий получили условное название – разломы. Они находятся очень глубоко, лежащая на них гигантская толща земли составляет где-то, наверное, километров 20 вглубь. Стоящая на ней стандартная девятиэтажка – песчинка для таких разломов. Достоверных научных данных о том, что именно в этом месте есть какая-то повышенная сейсмическая опасность, нет, так как люди ещё не научились достаточно хорошо исследовать геологию на таких огромных глубинах. Но поскольку эти разломы определены, то условно взяли по 150 метров в разные стороны, нарисовали полосы, заштриховали и сказали, что здесь строить не стоит, в крайних случаях – только здание, рассчитанное на 10-балльное землетрясение. Такая конструкция – это уже не дом, а бункер, где можно пересидеть землетрясение.

То есть все эти разломы очень и очень условны. Иначе говоря, если дом, в котором вы живёте, находится где-то рядом или даже касается зоны так называемого разлома, то на его реальную сейсмическую безопасность в бытовом смысле это не повлияет никоим образом. Я понимаю, что разломы – модный тренд, то, о чем я сейчас говорю, непопулярно, и все же предлагаю всем городским активистам забыть это слово – разлом, оставить его учёным и вообще не лезть в эту тему.

Оклеветанные высотки

– Со СНиПами мы определились, а вот то, что город плотно застраивается высотками, как-то повлияет на его сейсмическую безопасность?

– Разумеется. Представьте, что случилось землетрясение и весь народ (одномоментно два миллиона человек) выбегает на улицу и пытается на своей машине выехать. Это означает, что все дороги будут просто намертво забиты, и спасательные бригады, кроме как вертолетом в места, где требуется помощь, не смогут попасть. При этом особо тяжёлую технику вертолет не сможет доставить. Я, конечно, не хочу успокаивать алматинцев, говоря, что у нас всё хорошо. Как раз далеко не так. Службы ЧС очень слабо финансируются, не определены точно места сбора при землетрясении, а если они и есть, то не оборудованы достаточно хорошо и т.д. А раз никакой инфраструктуры нет, и если, не дай Бог, случится такая трагедия, то для меня большая загадка, как эта служба будет «разгребать» город. Поэтому, если здание построили с нарушениями – вокруг него, например, нет соответствующего процента озеленения, достаточного количества объездных дорог, нарушены инсталляции, то я, конечно, обеими руками за то, чтобы общество активно включалось в эти вопросы. Я видел в городе пару таких мест. Конечно, здесь сыграл роль фактор коррупции, но, на мой взгляд, это больше исключение, чем норма, потому что подавляющее большинство того, что построено в Алматы, отвечает нормам. При этом государство тоже должно вести активную разъяснительную работу по тем же, например, высотным домам и ветхому жилью.

Кроме того, у нас не финансируются научные работы по сейсмической опасности. НИИ сейсмологии находится в просто ужасающем состоянии. Я вообще удивляюсь, как он до сих пор существует. Есть ещё родственный ему КазНИИСА – институт сейсмостойкого строительства. Если он еще может кормиться подножным кормом (там, где строительство – много денег), то НИИ сейсмологии никаких серьёзных научных разработок не ведет из-за отсутствия достаточного финансирования. И когда сейсмологи говорят, что если в Алматы будет землетрясение, то весь город умрёт под завалами, а оно, утверждают они, обязательно будет, потому что каждые 100 лет периодически повторяется и т.д., то я их понимаю. Правильно делают, иначе привлечь внимание невозможно. Мы не можем позволить себе потерять ни этот НИИ, ни КазНИИСА. Оба института должны хорошо финансироваться, хотя землетрясение – это такая вещь, которая может и случиться, раз оно уже научно зафиксировано один раз, а может, и нет. Это – как с теми же разломами, про которые я сказал – всё очень условно.

Текущей безопасности (я имею в виду строительство в предгорных зонах) также уделяется мало внимания. Первым оно, напомню, появилось на склонах горы Коктобе. Там в ранний перестроечный период появилась сначала кафешка, а вместе с ней и водопровод. Из-за утечки воды начались какие-то подвижки грунта. Оползней, к счастью, до сих пор еще не было, но проблема, тем не менее, существует. Дело в том, что тяжелая телебашня, создавая чудовищное напряжение в грунте, сильно влияет на него. Трамплины на аль-Фараби тоже являются очень и очень тяжёлыми конструкциями – гора Сункар, где они построены, сейчас пошла трещинами.

И, тем не менее, нельзя сказать, что у нас совсем уж критическая ситуация. Хотя у нас и не самая развитая страна, все же элементарные процедуры и порядки при строительстве соблюдаются. Объекты проектируются профессиональными компаниями в соответствии с нормативами. То есть даже с учётом высокого уровня коррупции и неквалифицированных решений сама система в целом работает. Какие-то нарушения, конечно, есть, но государственная экспертиза в первую очередь проверяет несущие конструкции и пожарную безопасность, особенно, если речь идет о строительстве школ или детских садов.

Физические испытания

– А испытания на сейсмичность сдаваемых в эксплуатацию высотных зданий проводятся?

– Когда компания «Куат» поставила в нулевых на построенных ею объектах механизмы для их раскачки (если они не рассыпались, то считалось, что прошли испытания), то на самом деле это просто портило их. Настоящее тестирование проводится с помощью серьёзных программ по компьютерному моделированию. Что касается физических испытаний, то для этого существуют сейсмические платформы или площадки 10х10 или 5х5 метров, где ставят модель или ее фрагмент, а потом её трясут – в Youtube очень много видео на эту тему. Но таких платформ в стране у нас нет ни одной.

Институт КазНИИСА как бы призван разрабатывать такие сейсмоустойчивые конструкции, но это дорого, денег на такие вещи, как всегда, не хватает. Все средства, видимо, уходят на проекты типа ЭКСПО. А вот у кыргызов на такие жизненно важные вопросы финансирование почему-то находится. Поэтому производители каких-то фасадных или других строительных конструкций, которые хотят получить сертификат и разрешение на применение на нашем рынке, едут за заключением в Бишкек.

КазНИИСА – очень важный институт. Он обязательно должен быть, но не в том виде бишарашном виде, в каком существует сейчас. Он занимается чем угодно – коммерцией, согласованиями спецтехусловий, но только не научно– исследовательской деятельностью. Хотя в 80-е годы это был очень крутой по советским меркам институт. Серьёзно исследуя природные и техногенные катаклизмы, его сотрудники тесно взаимодействовали с зарубежными организациями и ездили на все случаи, связанные с землетрясениями, разрабатывали нормативы и конструкции, вводили какие-то новшества, придумывали фундаменты. Сегодня ничего этого нет. Что поделаешь: Казахстан – тоталитарная страна, у нас можно найти деньги на амбициозные проекты, а вот на то, что связано с жизнью людей – нет.

– Но в Турции, которая давно живет по законам рыночной экономики, тоже, выходит, экономят на безопасности, раз там случилось столько смертей и разрушений?

– В целом турки считаются крутыми строителями, там много серьёзных компаний, известных во всём мире. Они в Алматы строили Esentai Tower, второе по высотности здание в Казахстане. В то же время в этой стране – полный штиль с нормативами, потому что на самом деле это бедная страна, чрезвычайно контрастная и неоднородная.

Особенно серьезные проблемы у них с застройками, возведенными в 70-90 годах. Не знаю, как сейчас, но тогда сейсмические требования к строительству носили в Турции больше рекомендательный, чем обязательный характер. Думаю, что в этом смысле у нас ситуация получше, потому что в Казахстане, слава Богу, они всегда были обязательными.

И еще одна проблема, о которой нужно упомянуть. В Алматы крайне важно построить ливневую канализацию. Дождевые и талые воды создают ведь проблемы не только для дорог (они их убивают), но и существенно повышают сейсмическую опасность. Безопасность на любом участке зависит напрямую от типа грунта и в том числе от уровня грунтовых вод. При вибрации, при землетрясениях, в частности, может случиться эффект разжижения. Это самое страшное, когда грунт, насыщенный водой, в один момент фактически превращается в жидкость. И тогда, какое бы мощное на нём не построили здание, оно, естественно, разрушится и просто «нырнет» в землю. Однако строить ливневые канализации нужно не только по этой причине. Дело в том, что пресная дождевая вода в современном мире является большой ценностью, ее нужно собирать и использовать.

– В Алматы почему-то считают, что жильё, построенное когда-то японскими военнопленными, самое прочное.

– Это смешно. Наш народ, считая врачей шарлатанами, а лекарства – злом, лечится от онкологии БАДами. Жильё, о котором идет речь, из того же «фольклора». Оно возводилось из всякого мусора, потому что в то время нормальных строительных материалов не было. И строили его бедолаги-военнопленные, простые малограмотные японские рабочие и крестьяне, а вовсе не серьезные корпорации, работающие по каким-то крутым технологиям. Если эти дома, появившиеся в результате применения рабского труда, чем-то и отличаются от возведенных в то же время или чуть позже неяпонцами, то, скорее всего, в худшую сторону. Поэтому от таких мифов надо избавляться. Сделать это можно с помощью разъяснительной работы, но у нас очень мало людей, которые могут внятно рассказать людям такие простые вещи. Разве что Алмас Ордабаев, большой интеллектуал, доктор философии по архитектуре и историк материальной культуры.

Землетрясения не ожидается

Вот что говорит кандидат геолого-минералогических наук Илья Фишман об ожиданиях землетрясения в Алматы:

– Связывая это с событиями мая 1911 года, некоторые ученые утверждают, что существует некая мистическая предопределенность в цифре 100. А когда было последнее землетрясение до 1911 года? Правильно, в 1887-м. Согласен, в развитии Земли существует цикличность, но она измеряется десятками миллионов лет. Те незначительные землетрясения, которые происходят в Алматы и окрестностях – нормальный результат развития Илийской впадины, которая хорошо прослеживается вглубь геологической истории примерно на 30 миллионов лет. Если соотносить это с возрастом нашей планеты, то на земном циферблате миллион – всего лишь секунда. Вообще, что касается землетрясений, то наука пока еще находится в пути: системы, способной точно предсказать время сейсмического события, не создано. Были отдельные удачи, но они тут же сменялись неудачами, иначе говоря, здесь больше речь идет о теории вероятности.

Сейчас ряд серьезных ученых говорят о некоторой активизации земных недр. Но глобальной катастрофы в ближайшие 5-10 миллионов лет, скорее всего, не будет. В любом случае, ответ на вопрос о будущем планеты следует искать в ее прошлом, то есть больше вкладывать в геологическую науку. Впрочем, каждый, в конце концов, просит денег на свою отрасль. Я – не исключение. Однако в любом случае решение нужно принимать, соизмеряя риски с затратами. Ведь предупрежден – значит, спасен.

• 1011
• 634