Желтоксан глазами очевидца

События, произошедшие в Алматы 17–18 декабря 1986 года, всколыхнули не только Казахстан и Советский Союз, но и весь мир. Достаточно сказать, что о них на протяжении целого года писали ведущие СМИ Великобритании, Франции, ФРГ, США и других стран. Несомненно, это массовое выступление молодежи является одной из наиболее ярких и трагических страниц отечественной истории.

Тем более не укладывается в голове, что, несмотря на обилие публикаций, почти все аспекты Желтоксана до сих пор изобилуют «белыми пятнами». Остается неизвестной судьба многих из тех, кто стал жертвой жестоких избиений и репрессий, потерял здоровье, подвергся изощренным моральным издевательствам и пыткам, сравнимыми с теми, что практиковали сталинские палачи. Часть документов просто-напросто уничтожили. Сожгли даже списки лиц, доставленных в те дни в отделы милиции.

Страх, вбитый в нас в декабре 1986 года дубинками солдат спецчастей МВД СССР, многократно усиленный последующими карательными мерами и тотальным информационно-идеологическим прессингом, посеял и взрастил недосказанность. А недосказанность, как известно, искажает правду, порождая мифы и многочисленных «героев», якобы бывших среди тех, кто бросил вызов Системе, не способной избавиться от родимых пятен тоталитаризма. Большинство из нас трусливо отсиживалось тогда в теплых квартирах, со страхом выглядывая из-за штор, когда на улицах раздавались душераздирающие крики и неистовый лай служебных собак.

В науке есть такое понятие – «катастрофическое сознание». Это особый тип ментальности, сохраняющийся до настоящего времени в постсоветских странах. Такой тип сознания сформировался в результате беспрерывной череды социальных потрясений, преследовавших советских людей, начиная с самых ранних периодов истории государства, построенного на крови и страданиях миллионов. Катастрофическое сознание постоянно генерирует и усиливает страх, обрекающий человека на отчужденность и равнодушие. Эти чувства доминируют даже тогда, когда мы разумом понимаем, какую трагедию переживают общество и отдельные его члены. Меня потрясло откровение Алтынай Асановой о том, что на поминки по ее дочери Ляззат, ставшей теперь одним из символов жертвенного подвига казахской молодежи, никто не решился прийти ни на седьмой день, ни на сороковой.

Итак, что произошло в те дни. 18 декабря 1986 года практически все СМИ СССР передали сообщение ТАСС, которое начиналось следующим образом: «Вчера вечером и сегодня днем в г. Алма-Ате группа учащейся молодежи, подстрекаемая националистическими элементами, вышла на улицы, высказывая неодобрение решению состоявшегося на днях Пленума ЦК Компартии Казахстана. Сложившейся ситуацией воспользовались хулиганствующие, паразитические и другие антиобщественные лица, допустив противоправные действия в отношении представителей правопорядка, а также учинив поджоги продовольственного магазина, личных автомашин, оскорбительные действия против граждан города».

Ложь с первых строк. Не вечером, а уже рано утром 17 декабря на площадь имени Брежнева начали стекаться группы молодежи, которых возмутила новость о внезапной смене накануне первого секретаря ЦК Компартии Казахстана Кунаева на никому доселе неизвестного Колбина. С самого начала шествия по улицам и выступления на площади носили мирный характер. Однако власти не сделали ничего, чтобы сразу разрядить обстановку. Не было такого опыта, и быть его не могло у тех, кого не приучили к социальной рефлексии, предполагающей способность воспринимать требования других. Зато был опыт использования армии в разные годы в Тбилиси, где по митингующим стреляли из пулеметов. В Темиртау и Шымкенте, где впервые использовали курсантов военных училищ. В Новочеркасске, где рабочих усмиряли с помощью танков и т. д. В Алма-Ате командующий Среднеазиатским военным округом генерал Лобов категорически отверг требование Колбина о вводе войск. Пришлось снова привлекать курсантов военных училищ и солдат внутренних войск, спешно переброшенных в город на самолетах из разных регионов СССР.

17 декабря в 18.00 они начали силовую акцию по вытеснению молодежи с площади, используя дубинки и саперные лопатки. В военных полетели камни и палки, начались неизбежные в таких случаях беспорядки. До того, как шествия приобрели массовый характер, не было предпринято ни одной попытки выяснения причин протеста и равноправного диалога с представителями молодежи. Вместо этого – призывы разойтись и угрозы применения силы. Живые выступления всего нескольких лидеров общественного мнения, а не дежурные выхолощенные речи партийных функционеров, могли повернуть события в совершенно другое русло. Этого, судя по всему, ждала и молодежь. Был эпизод, когда колонна студентов остановилась у здания, где размещался Союз писателей, в надежде, что к ним выйдет кто-нибудь из «инженеров человеческих душ». Никто не вышел, лишь едва заметно шелохнулись шторы на двух-трех окнах.

Безусловно, бесцеремонное устранение Д. А. Кунаева, 42 года находившегося на различных высоких должностях, в том числе 25 лет возглавлявшего партийную организацию республики, было болезненно воспринято частью казахов. Но это был только повод для выражения протеста. При всем уважении к личности Кунаева, его вряд ли можно считать истинным покровителем nationality power. Казахским языком, как пишет Радик Темиргалиев, Динмухамед Ахмедович владел только на разговорном уровне, в то время как Жумабек Ташенев, сменивший его на посту председателя Совета министров, проводил мероприятия на родном языке.

Разумеется, нельзя обвинять только Кунаева в том, что казахский язык именно в годы его правления был низведен до примитивно-обиходного уровня. Но факты – упрямая вещь. Даже в столице функционировала всего одна казахская школа, которая долгое время не имела своего здания. С большим трудом открывались классы с казахским языком обучения. Открытие единственного в Алматы детского сада, в котором малышей начали обучать и воспитывать на родном языке, посчитали проявлением «национального эгоизма». Тираж книг, издаваемых на казахском языке, в 1986 году был в 3 раза меньше того, что печаталось на русском языке, уменьшившись по сравнению с 1980 годом более чем на четверть. Разовый тираж газет на казахском языке также был в 3 раза меньше того, что издавалось на русском языке.

Есть один весьма нелицеприятный факт. Мало кто знает, с какой готовностью руководство Казахской ССР принялось исполнять постановление Политбюро ЦК КПСС от 31 мая 1979 года «Об образовании Немецкой автономной области». Уже 15 июня того же года ЦК Компартии Казахстана направил в Москву конкретные предложения о границах и других вопросах этой автономии. Автономию предполагалось создать за счет отдельных районов Северо-Казахстанской, Целиноградской, Карагандинской, Павлодарской областей на их стыке с центром в Ерментау. В период с 17 по 22 июня в Целинограде состоялись массовые акции протеста. Тем не менее, руководство республики продолжало заверять Москву, что в Казахстане сделают все, «чтобы образование Немецкой автономной области провести как важное политическое мероприятие». Вопрос был снят с повестки дня только после того, как сами немцы стали требовать восстановления прежней автономии в Поволжье.

С таким бы рвением возрождали казахский язык, защищали аулы от деградации и исчезновения, пытались изменить статус поставщика ресурсов, обрекавший республику на вечную роль сырьевого придатка. По поводу последнего обстоятельства российский историк Сергей Абашин уточняет: «В так называемом общесоюзном разделении труда Средней Азии однозначно отводилась роль аграрно-сырьевого придатка. Конечно, так не говорили, а говорили «внутрисоюзное разделение труда», это был такой более гибкий и идеологически приемлемый термин, но мы понимаем, что, в общем, это был именно аграрно-сырьевой придаток».

Что такое «внутрисоюзное разделение труда»? Всего лишь несколько примеров. В Казахстане разрабатывались крупнейшие в СССР месторождения угля и руд, содержащих различные металлы. Но, например, весь экибастузский уголь вывозился на Урал. Туда же, на Челябинский и Магнитогорский металлургические заводы, поставлялась вся добываемая железная руда.

Перерабатывающая промышленность находилась в зачаточном состоянии. Односторонне развивались легкая и пищевая промышленность. Опять же всего один, но весьма показательный пример. Казахстан вывозил в центральные районы и Поволжье до 85 процентов шерсти, а собственные потребности в шерстяных тканях удовлетворялись всего на 20–25 процентов. Да что там шерсть! Поставляя в различные регионы Советского Союза огромные объемы пшеницы, в основном для западных районов РСФСР, сами ввозили муку.

Транспортная сеть создавалась исходя из интересов развития добывающей отрасли. Неудивительно, что многие железнодорожные линии (Есиль – Аркалык, Ерментау – Айсары, Жарык – Жезказган и другие) были тупиковыми. Удельный вес автомобильных дорог с твердым покрытием был самым низким среди других республик СССР.

Назовите хотя бы одно градообразующее предприятие, ориентированное на полный цикл производства, возникшее в 60–80-е годы. Если бы они были, мы бы не стали свидетелями появления городов-призраков в 90-е, когда резко упал спрос на казахстанское сырье в связи с экономическими трудностями, которые переживала Россия. Как возникали и что представляли собой эти города? Эта тема, к сожалению, не стала предметом серьезных исследований.

Основание Аркалыка, например, было связано с разработкой крупнейшего месторождения боксита, сырья, используемого для производства алюминия. Думаете, этим было положено начало развитию алюминиевой промышленности Казахстана и производству соответствующей продукции, хотя бы кастрюль? С развалом СССР Аркалык пополнил число депрессивных городов.

Город Актау своим рождением обязан Прикаспийскому горно-металлургическому комбинату, осуществлявшему добычу и переработку урановой руды, запасы которой оказались исчерпанными к началу 90-х годов. От депрессии город спасла разработка нефтегазовых месторождений в годы независимого развития Казахстана. Меньше повезло десяткам других городов, являвшихся сырьевыми базами для различных отраслей промышленности СССР. Например, к началу 90-х иссякли рентабельные запасы руды, за счет которых функционировал свинцово-цинковый комбинат в Текели. Город стал депрессивным. В эти годы не было построено ни одного предприятия, изделия которого пользовались бы таким же спросом, как украинские авиадвигатели, горьковские станки с числовым программным управлением, белорусские МАЗы, литовское искусственное волокно, аппаратура рижской «Радиотехники» и многое другое.

Гейдар Алиев не был в столь доверительных отношениях с Брежневым, как Кунаев, но он сумел убедить его в строительстве крупнейшего в Европе завода бытовых кондиционеров, оснащенного оборудованием от Toshiba Corporation. Какие там кондиционеры по японской технологии? Даже в производстве простых товаров народного потребления Казахстан занимал одно из последних мест, хуже была ситуация только в Таджикистане и Туркмении.

Да, были отдельные предприятия, выпускавшие высокотехнологичные изделия. Например, Петропавловский завод тяжелого машиностроения, на котором собирались мобильные комплексы с баллистическими ракетами средней дальности (SS-20, SS-21, SS-23). Это средство массового уничтожения людей на Западе не без оснований окрестили «Сатаной». (Хорошо, хоть сам Казахстан не прозвали родиной шайтана.)

48% продукции промышленности производилось на предприятиях союзного подчинения. По данным академика Салыка Зиманова, предприятия, находившиеся в подчинении самих союзных республик, к середине 80-х годов выпускали только 5% промышленной продукции, а остальные 95% приходились на долю предприятий союзного подчинения. В СССР предприятия союзного подчинения в среднем отчисляли из прибылей 2% в бюджет республик, в Казахстане это отчисление составляло только 1%.

Износ основных фондов в промышленности в 1987 году составлял 44,2%, 53,8% совхозов по результатам 1985 года оказались убыточными.

Постепенно деградировало и само общество, о чем свидетельствует рост численности больных, состоящих на учете с диагнозом алкоголизм и алкогольный психоз. Если в 1980 году таковых насчитывалось 897 на 100 тысяч населения, то по итогам 1986 года эта цифра возросла до 1278. За пять лет «процветания» количество спившихся увеличилось более чем на 30%. А сколько было неучтенных, страдавших от алкогольной зависимости?

Как бы то ни было, казахи были далеки от того, чтобы сакрализировать персону партийного вождя. Главной причиной недовольства людей было глубокое разочарование в политике перестройки и фрустрация, вызванная завышенными ожиданиями. Совершенно прав спецкор «Комсомольской правды» А. Мурсалиев, который в своей статье «В декабре на площади Брежнева», опубликованной 2 сентября 1990 года, написал, что «не «за Кунаева» вышла молодежь в декабре, и даже не «против Колбина», а против голощекинского геноцида, брежневской лжи, против самой Системы».

Генерал-майор Виктор Мирошник, возглавлявший в 1986 году КГБ при Совете министров Казахской ССР, позднее признал, что в Алматы держала первый экзамен перестройка Горбачева. Здесь, по его мнению, «впервые столкнулись декларации о гласности, готовность людей на деле воспользоваться этими декларациями и старое мышление аппарата, не позволявшее этого».

Наиболее чувствительная часть общества в лице студентов вузов использовала свое конституционное право на свободу собраний, митингов, уличных шествий и демонстраций, в том числе на площадях, закрепленное в статье 48 Основного закона. Осуждать их за это было бы нелепо, и поэтому сразу же была вброшена версия о неких подстрекателях-националистах и «антиобщественных лицах».

18 декабря 1986 года, когда уже вовсю осуществлялись карательные акции, Михаил Горбачев направил Колбину телеграмму, в которой довел до его сведения содержание протокола заседания Политбюро ЦК КПСС, в связи с обстановкой в Алма-Ате. Были одобрены меры, принимаемые партийными и советскими органами, а также МВД и КГБ. Предписывалось разъяснять «националистический характер выступлений отдельных элементов, а также примкнувших к ним хулиганов, мародеров и лиц без определенных занятий».

Как всегда, местные «товарищи» оказались более ретивыми и беспардонными в таких оценках. Еще до заседания Политбюро ЦК КПСС, в ночь с 17 на 18 декабря, один из секретарей ЦК Компартии Казахстана в своем выступлении на собрании Алма-Атинского областного и городского партийного актива заявил о том, что молодежь, собравшаяся на площади Брежнева, «представляла собой махрово-националистическую, обезумевшую от принятия наркотиков и алкоголя массу». «Какое право имели эти хулиганы, большинство из которых были под воздействием алкоголя и наркотиков, выступать от имени казахского народа!», – гневно восклицали авторы обращения, опубликованного 27 декабря 1986 года в газете «Вечерняя Алма-Ата» под названием «Нам горько». (Позже КГБ Казахской ССР официально заявило, что не располагает данными о том, что в дни декабрьских событий на площади находились лица в состоянии алкогольного опьянения и наркоманы.)

Понятно, что текст обращения сочинили в отделе пропаганды и агитации ЦК Компартии Казахстана и согласовали с Москвой. Ставили ли подписи под ним те люди, которые потом это отрицали, вопрос неприятный, но все же второстепенный. Главное – сформулировали информационные посылы, вокруг которых выстраивалась вся последующая работа по очернению казахской молодежи, по втаптыванию в грязь памяти об их предках, много раз подтверждавших широту души народа, его запредельную толерантность и неиссякаемое миролюбие.

На совещании руководящего состава КГБ Казахской ССР 7 февраля 1987 года Колбин заявил, что оценка декабрьских событий 1986 года однозначна: это проявление национализма. Тогда же он с возмущением говорил о создании детских садов с воспитанием на казахском языке и столь же гневно отозвался об изучении арабского языка в одном из вузов: «Зачем? Коран читать?». Вдумайтесь в логику этих рассуждений! И насколько лицемерными они были для человека, многие годы работавшего в Грузии, где воспитание и обучение на родном языке были само собой разумеющимися вещами? А спустя семь лет в телефонном разговоре с судьями Конституционного суда РК С. Касимовым и Г. Кимом, которые пытались встретиться с ним в Москве для получения разъяснений по событиям декабря 1986 года, Колбин заявил: «Я не подчиняюсь законам вашего государства. Не хочу иметь никаких дел с Казахстаном. … Я не то что встречаться с вами – я вас видеть и слушать не хочу».

1 июля 1987 года ЦК КПСС принял постановление «О работе Казахской республиканской партийной организации по интернациональному и патриотическому воспитанию трудящихся». В нем события 17–18 декабря в Алма-Ате были названы «проявлением казахского национализма». Интересно, проявлением чьего национализма было участие в декабрьских событиях рабочего завода имени Кирова уйгура Абайдуллы Рузиева и его друзей – татар, азербайджанцев, турков? Как быть со студентом юридического факультета КазГУ Вадимом Ни, отчисленным из вуза «за политическую несознательность»? Русские Владимир Чистяков и Павел Кузнецов были жестоко избиты за то, что пытались защитить девушек от саперных лопаток солдат и арматуры дружинников. Они, похоже, попустительствовали «проявлению казахского национализма». Среди задержанных в те дни на площади Брежнева было 77 представителей неказахских этносов.

Продолжение следует…

Фото на обложке из отрытых источников.

• 427
• 169