Бертольд Брехт – об истинных организаторах Кантара

Истинное искусство не устаревает, но порой даже наполняется новым, более грозным содержанием. К такому выводу можно прийти, посмотрев спектакль Немецкого драматического театра Алматы по «Трехгрошовой опере» Бертольда Брехта. Премьера его состоялся на днях.

Пьеса Брехта в этом году отметит 95-летие. Ее первое исполнение в 1928 году вызвало общественный скандал и поляризацию мнений. Одни считали ее рубежным, ломающим каноны шедевром. Другие – омерзительной пародией на общество. Одна газета тогда писала: «Брехт и Вейль… полны большевистской одержимости. В этом кругу преступников и шлюх, где говорят на языке клоак, возрождающем темные и порочные мысли, и где основу существования составляет извращение полового инстинкта, — в этом кругу топчут все, что хотя бы в отдаленной степени напоминает о нравственных законах, — даже Библия служит здесь источником цитат для оправдания преступной аморальности. Вотще стали бы мы искать в этой драматургической трясине глубоких побуждений человеческого сердца…»

И действительно – в пьесе нет ни одного положительного героя, в классическом смысле этого слова. Брехт был марксист, и свое видение буржуазного мира и буржуазной морали воплотил в этом произведении с поистине патологоанатомической объективностью. Такой же позиции, судя по всему, придерживаются и создатели нашего спектакля. Центральным объектом сцены в спектакле является громадная железная клетка, в которой и происходит все действие. Режиссер спектакля Наталья Дубс сумела найти, на наш взгляд, самую адекватную визуальную метафору происходящего перед глазами зрителей. Кто бы ты ни был, что бы ты не делал, каких бы глубин падения ты не достиг и к каким бы высотам духа не воспарял – ты все равно остаешься в клетке лицемерной и жестокой буржуазной морали, это твой жизненный удел.

Роль бандита Макхита, по кличке Мэкки-Нож с большой силой исполнил молодой актер Ахметказы Зангар. Его персонаж, конечно, вор, мошенник, беспринципный ловелас и жесткий руководитель банды, должный вызывать лишь отвращение, неожиданно оказывается даже в чем-то симпатичным. По крайней мере, на фоне окружающего его общества -одетых в серое нищих и воров. Его белая рубашка, охватывающая атлетический торс, порой воспринимается под светом театральных софитов как метафора заключенной в стальную клетку птицы, стремящейся на волю. Но вся его привлекающая поначалу симпатию зрителя энергия и сила направлены ко злу. Ко злу, которое всеми способами стремится стать респектабельным.

Но центральными персонажами спектакля становятся не мелкий бандит Макхит, а расчетливый и циничный предприниматель Джонатан Пичем и его жена Селия. Джонатан Джереми Пичем, владелец фирмы «Друг нищего», благотворительного заведения, под вывеской которого скрывается притон жуликов, попрошаек и воров. Это изощренный предприниматель, ведущий свое дело на современном уровне организации. Его философия проста: если мир порочен, то надо быть дураком, чтобы не делать на этом деньги. В одном из зонгов она выражена совершенно недвусмысленно:

Жену продавай ни за грош!

Не брезгуй ничем и нигде!»

Ярко и выразительно раскрыл фарисейский и жестокий характер Пичема исполнитель его роли Антон Дударев. Ему удалось воплотить указание Брехта по поводу этой роли: Пичем – это не обычный скряга, деньги для него ничего не значат. Это великий и страшный манипулятор людьми, гений организации, умудряющийся брать деньги и с грабителей, и с ограбленных, и с государства, уже ощутившего силу таких властителей «глубинного народа». Когда Пичема хотят арестовать, он только намекнул, что по щелчку его пальцев на площади и улицы Лондона выйдут тысячные толпы обездоленного народа, неся с собой хаос и разрушения – и власть, в лице шерифа Пантеры Брауна (отличная, тонкая работа Алекса Германна), немедленно тушуется, сдается: с такой подпольной силой ей не справиться…

Эпизод поневоле возбуждает тягостные ассоциации. Разве в Алматы в прошлом году не происходило то же самое? Разве шокирующий разгром города, стрельба и трупы на улицах, миллиардные убытки не стали в огромной мере результатом действий таинственных и так и не названных кукловодов? Мы этого не знаем до сих пор. Пьеса Брехта создавалась в пору глубочайших общественных перемен. В Германии Гитлер рвался к власти, до которой оставалось еще пять лет. В СССР Сталин уверенно и неуклонно шел к Гулагу. Ортега-и-Гассет уже писал свой трактат «Восстание масс». И именно тогда Брехт гениально угадал нарождающиеся социальные технологии управления массами, которые сегодня, развившись и обогатившись, потрясают весь мир, все страны. Уже нигде нет «островков спокойствия». В США обездоленные и маргиналы захватывают Конгресс, болсонаристы в Бразилии просто взрывают правительственные учреждения, недовольные исходом выборов. В соседней с нами стране власти успешно изменяют общественное сознание людей и направляют их воевать против своих соседей – и те идут убивать с энтузиазмом, вызывающим у нормальных людей ужас!

Очевидно, осознавая это, пусть и смутно, авторы спектакля попробовали на своем театральном языке, если и не найти ответы, то хотя бы поставить вопросы нашего сегодняшнего дня. И в этом смысле закономерно, что спектакль в Немецком театре назван не «Трехгрошовая опера», а «Господин и госпожа Пичем». Акценты смещены весьма продуманно.

Но вернемся к спектаклю. Роль Селии Пичем, верной помощницы и жены Джереми Пичема, исполнила Александра Башкатова. Это, очевидно, потребовало от нее больших внутренних и профессиональных усилий, но она отлично справилась с задачей. Атмосфера цинизма и лицемерия, в которой существует ее персонаж, не могла не сказаться на рисунке роли, но он смягчается юмором и чисто женским обаянием.

Новые грани характера своего персонажа, дочери Пичема Полли, ставшей женой Макхита, удалось продемонстрировать на сцене и актрисе Анне Говоровой. Роль потребовала от нее не только больших творческих, но и чисто физических усилий. Чего стоит, например, сцена брачной ночи Макхита и Полли, когда молодые супруги располагаются на верхних сегментах железной клетки, имея под спиной только узенькую перекладину! Символика сцены понятна: хоть и воспаришь, а дальше клетки не убежишь…

Одним из самых ярких и забавных эпизодов спектакля стала сцена перебранки Полли и еще одной подружки Макхита, Люси Браун (актриса Ярослава Гребенкина). Женщины ожесточенно спорят и ругаются из-за мужчины, доходя в своем ожесточенном столкновении до высот базарной ссоры. Что, как и должно быть, вызывает живой интерес публики. В любви компромиссов нет, и дурак Макхит, уныло сидящий в клетке, огребает по полной, когда обе женщины его предают. Все по поговорке: «Порядочные женщины не ценят, когда их любят, а потом изменят». Непорядочные – тоже.

По ходу спектакля разбросаны много режиссерских находок, подчеркивающих разные стороны характеров персонажей или обостряющих эпизод. Так, к примеру, проститутка Дженни, дважды предающая по ходу действия пьесы Макхита, приходит к Пичему за гонораром. И он, чтобы, наверное, два раза не ходить, заставляет ее сделать ему фелляцию, одновременно читая по-немецки что-то из Библии… Вот здесь пожалеешь, что не знаешь языка – неужели он читает псалмы?! Макабрический эпизод сделан виртуозно, лицемерие Пичема выявлено со всей наглядностью. А вот ощущения пошлости у зрителя не остается, только смех.

Особо следует сказать о музыкальном сопровождении спектакля. Изобретение Брехта – зонги. Музыкальные куплеты персонажей, к сожалению, в спектакле, идущем на русском языке, исполняются по-немецки. У зрителя и слушателя, не владеющего языком, это вызывает недоумение. Ведь зонги несут в себе огромную часть смысловой нагрузки, открывают новые ипостаси характеров персонажей, служат, по мысли Брехта, важнейшей социальной функции театра – будить мысль, зовущую к действию. А здесь эти смыслы для зрителя недоступны. Поэтому блестящее исполнение зонгов многими действующими лицами (особенно хочется отметить Ренату Клетт) со всей их страстностью и мастерством, доносит до зрителей только смутные эмоции, а хотелось бы, чтобы доносило смыслы…

Так старинная история из жизни бандитов, нищих и проституток способна говорить нам что-то новое и о сегодняшнем дне. И говорить, и волновать, и заставлять думать. Потому что театр – это особое искусство, оно напрямую связано с явлениями политики и социальной жизни. И он по своей природе не может стать просто искусством для искусства, существовать как «башня из слоновой кости» для избранных. Иначе эта башня неизбежно превращается в железную клетку.

• 69
• 55