Что война делает с политическим режимом и элитами России

Новая реальность заставляет игроков адаптироваться к жизни в условиях незащищенности и непредсказуемости. По аналогии с диким капитализмом можно говорить о наступлении дикого путинизма, когда никто не знает, чего ждать завтра, и все – вне зависимости от должностей и званий – готовы к арестам в любой момент.

В 2024 году интерес внешнего мира и самих россиян к внутриполитическим процессам в РФ значительно снизился. Правление Владимира Путина кажется вечным. Население продолжает поддерживать и власть, и войну. Санкции не привели ни к финансово-экономическому, ни к политическому коллапсу. Элиты вынуждены адаптироваться к реалиям и при этом становиться окончательно неприемлемыми для Запада. Однако такая «беспросветность» обманчива: война начала оказывать глубокое влияние и на сущность путинского лидерства, и на поведение элит, и на принятие и реализацию государственных решений. То, что со стороны казалось «крепостью», в действительности постепенно превращается в самоперестраиваемую конструкцию, где «несущая» роль путинских институтов и самого Путина обесценивается и замещается. Прочный режим перешел в состояние дикого путинизма, при котором роль центральной власти и Кремля размывается, а рвение «снизу», напротив, играет ключевую роль.

Несущая конструкция

Еще до войны в России начали говорить о десакрализации власти Владимира Путина, об уменьшении его роли арбитра, о потере интереса президента к рутине и его дистанцировании от принятия нестратегических решений. Путин давно и активно делегирует ответственность кабинету министров, губернаторам, Центробанку, спецслужбам и так далее. Это особенно хорошо было видно во время пандемии COVID-19, но и сегодня легко заметно. Себе Путин оставляет только те вопросы, которые, как выражается его пресс-секретарь Дмитрий Песков, являются «уровнем президента». Зоны ручного управления сузились до очень конкретных кейсов, но даже там личное участие президента становится все более поверхностным: никаких гарантий вовлеченным сторонам оно не дает.

Нынешнее положение Путина можно сравнить с несущей конструкцией дома: это опорные стены, на которых все держится. В глазах российских элит (даже той части, что негативно относится к президенту) Путин – залог «необрушения». В этом, кстати, и отличие от залога стабильности.

Начало полномасштабной войны с Украиной в феврале 2022 года стало сильнейшим потрясением, но не прервало стабильного внутреннего развития. По итогам первого года многие представители элиты не скрывали приятного удивления: система не только не обрушилась, но и неожиданно быстро перестроилась под новую реальность. При этом состояние рынка труда (низкая безработица и высокие зарплаты) и рост экономики (пусть и за счет масштабных военных инъекций) привели к тому, что население чувствует себя как никогда хорошо. Как подсчитал «Левада-Центр», оценки россиянами их жизненной ситуации улучшились после небольшого снижения в 2023 году и приблизились к своим пиковым значениям. Опрос проводился до августовского вторжения Украины в Курскую область, но и это событие кардинально картину не изменило.

То есть пока вне России бушует геополитическая стихия, смертоносная для российских акторов, внутри страны вполне можно полноценно жить и процветать, иногда даже лучше прежнего. И в этом проявляется политическая ценность Путина как несущей конструкции: она сама по себе мало что определяет с точки зрения ежедневной рутины и делового быта, но при этом предохраняет от внешнеполитической недружественной стихии.

Конечно, многие в элите мечтают о завершении войны и мирных переговорах. Но одновременно с этим в истеблишменте царит страх поражения. Война зашла настолько далеко, что сложилось устойчивое, хотя и не консенсусное понимание того, что теперь стране нужно стоять до конца. При этом мало кто мог бы объяснить, что такое «до конца». Но это точно не поражение в войне, так как при таком сценарии на РФ обрушатся масштабные финансовые, экономические и политические обязательства. И они, вероятно, будут разрушительными и с точки зрения внутрироссийского восприятия ситуации, и для экономики, и для политической системы, и для государства как института.

Однако у этого достоинства Путина как несущей конструкции есть очень неприятная и опасная для элит обратная сторона: война девальвирует эффективное политическое лидерство, что принципиально значимо с точки зрения стабильности и предсказуемости системы. Война, противостояние с Западом, выстраивание отношений с Китаем и Индией (и всем так называемым Глобальным Югом), конкуренция ценностей и цивилизаций – это все, что Путина сегодня трогает с эмоциональной точки зрения. Во внутренние процессы он вовлечен куда меньше.

Чувствительность Путина к внутриполитическим вопросам, болезненным для элит и общества, заметно снизилась. Он все чаще дает отмашки на решения и предложения, не особенно просчитывая долгосрочные последствия (примеры – признание экстремизмом ЛГБТ-движения или введение фактической цензуры в области культуры). Во второстепенных для него вопросах Путин все сильнее подпадает под внешнее влияние.

На практике такая ситуация приводит к доминированию решений, тесно связанных с приоритетами отдельных игроков или институтов. Это хорошо видно по тому, как распределяются активы иностранных компаний, как раскручивается маховик арестов, в том числе и высокопоставленных чиновников, как пересматриваются приватизационные сделки 90-х годов или даже как принимаются кадровые решения. И это формирует новую реальность, которая заставляет игроков адаптироваться к жизни в условиях незащищенности и непредсказуемости. По аналогии с диким капитализмом можно говорить о наступлении дикого путинизма, когда никто не знает, чего ждать завтра, и все – вне зависимости от должностей и званий – готовы к арестам в любой момент. Если в прежние годы политические риски могла нести инициатива, то сейчас опасным становится бездействие.

Назад в 90-е

В последнее время наблюдатели все чаще говорят о том, что Россия «возвращается» в 1990-е годы. Признаки этого – заметный рост преступности, проблема возвращения зэков с войны и связанные с этим резонансные убийства, распространение частных военных компаний (их создают, например, региональные власти и предприятия, вынужденные только в 2024 году потратить почти 1 млрд рублей на закупки антидронового оборудования), заказные убийства, рейдерские захваты.

Яркий эпизод – сентябрьская стрельба в центре Москвы у офиса Wildberries. История началась за несколько месяцев до этого. Крупный дагестанский бизнесмен, член Совета Федерации Сулейман Керимов вместе с партнерами договорился с Татьяной Ким – соосновательницей ритейловой платформы Wildberries – о слиянии этой компании с крупнейшим в России оператором наружной рекламы Russ. Идею презентовали Путину в виде геополитического орудия борьбы с «несправедливой западной финансовой и институциональной системой». «Это наш ответ Amazon», – примерно такими словами пояснили лоббисты свою инициативу, после чего легко получили высочайшее благословение.

Казалось бы, ничто не могло помешать успешному завершению задуманного. Однако вмешался человеческий фактор: контролировавшая Wildberries семья Бакальчуков распалась, и семейная драма превратилась в корпоративную войну с примесью политического противостояния. Сооснователь компании Владислав Бакальчук обратился за помощью к главе Чечни Рамзану Кадырову. В итоге противостояние привело к бойне в 500 метрах от Кремля, двум убитым охранникам (уроженцам Ингушетии), нескольким раненым, взаимным угрозам и обвинениям. Все оказались против всех: Чечня против Дагестана, Ингушетия против Чечни, сенатор против главы республики. Стали даже расползаться слухи о том, что Керимов якобы пытался заказать убийство Кадырова. В ответ тот объявил кровную месть, вновь продемонстрировав, что российский закон для руководства Чечни не писан.

Путин же, в июне поддержавший проект по созданию «русского Amazon» и тем самым как бы выступивший на стороне Керимова, в августе оказался с поездкой в Чечне. То есть оказал поддержку и Кадырову, без которого неизвестно каким пламенем может загореться Кавказ.

Еще один показательный пример – судьба YouTube в России. Позиция Путина до недавнего времени была близка к «политической»: никакой блокировки, пока нет сопоставимого по эффективности российского аналога. Однако сторонники бана нашли соломоново решение, сопоставимое по эффективности с блокировкой и при этом не требующее отмашки Путина. Официально не блокируя YouTube, они начали его замедлять. И постепенно этот видеосервис будут выдавливать из России – пусть даже это и вызывает иногда недовольство провайдеров и пользователей. Кейс с YouTube крайне поучителен. Он показывает, как элиты и власть учатся добиваться своих целей в обход Путина.

Наконец, нынешняя нерешительность Путина хорошо видна и в кадровой политике. Сильно постаревшие Лавров, Патрушев, Бортников, Бастрыкин, Сечин, Чемезов и прочие «свои люди» все еще остаются в системе государственной власти.

Строй без Путина

Что обычно делают с крупным зданием с несущими стенами, когда ожидаются стихийные бедствия, а конструкция уже устарела, потрескалась и может рухнуть на головы обитателям? Сооружение укрепляют дополнительными прочными конструкциями. То же самое сейчас происходит и с путинской Россией.

После того как Путина переизбрали на очередной срок, вопрос насчет потенциального преемника из табу для обсуждения среди российских элит окончательно превратился в анахронизм: теперь это не только не актуально, но и неинтересно. И это тоже показательно. При сильной персонализации власти вопрос «Кто будет после?» принципиальный. Но в российских реалиях мало того, что невозможно предсказать имя преемника: все настолько привыкли к вечному Путину и встроенной в суть системы неопределенности по этому вопросу, что начинают учиться функционировать так, чтобы при любом исходе сохранить хоть что-нибудь.

И еще один важный нюанс: чем старее Путин и чем более оторванным от жизни он кажется, тем меньше элиты верят в принципе в его способность гарантировать стабильную передачу власти. Ведь выбрать наследника – это только половина успеха, его нужно еще «короновать», обеспечить ресурсами и накачать политическим весом. И чем позднее Путин приступит к этой операции, тем слабее будет его контроль над процессом. При этом путинская старость – это не через десять-пятнадцать лет, а реалии 2024 года.

Практически все крупные игроки внутри власти сейчас живут, следуя логике, что при Путине может быть все: и мятежи, и вторжение иностранных войск на территорию России, и массовая мобилизация с протестами, и политические убийства, и ядерная война. В этой новой реальности, когда вне России – война, а внутри страны – возвращение 90-х, каждый начинает строить свои собственные несущие конструкции. Одновременно с этим разгневанные обитатели здания все охотнее подпиливают опорные конструкции своих врагов – причем часто под соусом патриотизма и борьбы с неблагонадежными. Только за последние месяцы можно было наблюдать немало живописных картин политических баталий.

Яркий пример политического строительства демонстрирует нам Дмитрий Медведев. Война превратила его в одного из самых радикально настроенных ястребов. Он борется за влияние, проводя экспансию сразу на нескольких направлениях. Во-первых, в сфере ВПК: в Совбезе специально под Медведева создаются тематические комиссии. Во-вторых, в IT-отрасли: в октябре чиновник возглавил совет директоров «Ростелекома». В-третьих, в «Единой России», которой Медведев руководит на посту председателя: в июне на место автономного и амбициозного секретаря генсовета партии Андрея Турчака пришел покладистый и удобный Владимир Якушев.

Свои конструкции строит и спикер Госдумы Вячеслав Володин, пытающийся возглавить борьбу с западным влиянием внутри страны и удержаться в роли ключевого арбитра в отношениях Кремля и системной оппозиции (это ему удается все хуже и хуже). А на уровне правительства особенно выделяется новый министр энергетики Сергей Цивилев, чья активность дала почву для слухов о грядущем усилении контроля государства над нефтяными компаниями. Такие разговоры по понятным причинам вызывали сильное раздражение нефтяников. И на этом фоне глава «Роснефти» Игорь Сечин занялся восстановлением долгие годы неактивной президентской комиссии по ТЭКу, состав которой предварительно укрепил влиятельными силовиками. 

Не отстают губернаторы, депутаты, сенаторы, а также разного рода активисты, сторонники традиционных ценностей, православные и прочие ультрапатриоты. Поднимается массовая борьба с ЛГБТ, фурри, квадроберами, чайлдфри, абортами и прочими «деструктивными идеологиями». Сюда же вписываются и последние изменения в миграционной политике: война всколыхнула беспрецедентную волну борьбы с мигрантами и спровоцировала ужесточение законодательства. Все это – вопреки экономическим приоритетам, которые заключаются в снижении дефицита рабочей силы.

Наконец, можно добавить к этому очередной путинский каприз: на высокопоставленных позициях теперь должны быть «ветераны СВО». Причастность к войне стала мощнейшим политическим инструментом, который используется и для собственного карьерного роста, и для борьбы с конкурентами.

Активизация спящих ферментов

Со стороны это все может показаться элементами некоего четко спускаемого сверху курса на более мощный политический контроль, усиление вертикали и централизацию управления. Но на самом деле все не так. Происходит вызванная войной ферментация политического поля, где теперь поднимаются на поверхность спавшие долгое время радикализированные запросы (и в элитах, и в обществе). Активизировались силы, для которых продвижение своих собственных мини-повесток, подразумевающих запрет чего-либо, – это способ выживания и нарабатывания ресурсов. В этом смысле в сегодняшней России уже совершенно неважно, что будут запрещать завтра. Процесс начинает жить своей собственной жизнью. Даже в абсолютно лояльном СМИ – радио «КоммерсантЪ FM» – колумнист Дмитрий Дризе не выдержал и в эфире обратился к власти: «Скажите просто, что можно, а все остальное по умолчанию окажется под запретом». В нынешнем диком путинизме уже мало что зависит от самого Путина: ультраконсервативная инерция столь сильна, что скоро ставить барьеры на пути этой волны будет слишком опасно для устойчивости всей конструкции.

Дикий путинизм – период позднего правления Путина, когда президента интересуют лишь вопросы войны и внешней политики. В остальном же его личное участие в функционировании страны стало не просто минимальным, но и зачастую бессмысленным. Страна, погруженная в острейшее геополитическое противостояние с половиной мира, постепенно погружается внутриполитически в состояние необходимости выживания: каждый сам за себя. Идет передел собственности, с огромной скоростью растет бизнес на войне, запреты и криминализация целых сфер общественной жизни становятся формой приспосабливания к длительному периоду неопределенности. К этому стоит добавить и военный колорит: постепенное вооружение самых разных региональных объектов, органов власти и предприятий, которым не приходится рассчитывать на федеральную защиту от обстрелов или дронов.

Все пока проходит мимо народа, предпочитающего ничего не замечать, никому не верить и ничего не слышать. Но сама по себе природа дикого путинизма направлена в том числе и на все более активное вмешательство в частную жизнь. Это уже хорошо видно по тому, какую музыку нельзя слушать, какие фильмы нельзя смотреть, какие программы нельзя устанавливать и какие формы частного поведения грозят штрафами, тюремными сроками, отчислениями из вузов и публичным осуждением. Вне всяких планов и задумок Кремля страна сама по себе движется в сторону патриотично-силового беспредела, где залогом успеха будет не близость к Путину или его соратникам, а готовность действовать в логике «кто сильнее – тот и прав», но под флагом путинизма (лично Путин для этого не только не нужен, но может даже и мешать). Наблюдается подъем разного рода морализаторов, преследователей и прочих патриотов с административным или финансовым ресурсом. В такой ситуации крайне сложно будет просто оставаться в стороне, ожидая прихода лучших времен.

Положительная новость во всей этой истории заключается в том, что усиливающаяся дикость путинизма в гипертрофированной форме одновременно будет становиться и угрозой самой системе. Рано или поздно (хотя и, очевидно, нескоро) это может открыть окно возможностей для обсуждения стратегий выхода из войны, рационализации управления и поиска путей нормализации жизни.

Полная версия здесь.

• 218
• 125