Что заставляет чиновников превращаться в правозащитников?

В 2017 году Женевская прокуратура закрыла расследование дела по подозрению в отмывании денег, открытого в 2012 году в отношении семьи Храпунова? Оно шло семь лет. По версии бывшего чиновника, в середине 2000-х Назарбаев уже подумывал о своем уходе и поэтому начал убирать людей, которые могли доказать его преступления: Нуркадилов, Сарсембаев, Сарыбай Калмурзаев и…Храпунов. Но как и почему человек из самого близкого окружения Назарбаева стал правозащитником? Как и на каких условиях ему предлагали вернуться? Об этом в интервью exclusive.kz рассказал Виктор Храпунов.

– Вам были предъявлены достаточно серьезные обвинения после того, как вы выехали из Казахстана. Как вы добились того, что Женевская прокуратура закрыла расследование дела по подозрению в отмывании денег?

– Для начала я хотел бы объяснить, почему все-таки мы приняли решение выехать за пределы Казахстана. Во-первых, Назарбаев начал убирать людей, которые знали незаконную схему обогащения членов его семьи. Первым пострадал Заманбек Нуркадилов, когда заявил о своей готовности рассказать о тех преступлениях, которые совершил Назарбаев в части присвоения ресурсов страны. Второй жертвой стал Алтынбек Сарсенбаев, выступивший против медиа-империи Дариги Назарбаевой. Затем для меня стало неожиданностью исчезновение заместителя председателя Госкомпривата, объявленного в международный розыск. Это тот человек, который организовал все незаконные тендеры для Назарбаева, а значит мог в какой-то момент об этом рассказать. Потом неожиданно скончался и Сарыбай Калмурзаев. Поскольку я тоже был свидетелем схем незаконного обогащения по Алматы, то тоже вполне попадал в этот список. Все резиденции, санатории, дома отдыха постепенно становились частной собственностью Назарбаева. Возможно, еще тогда он собирался отойти от дел и подчищал за собой. Поэтому, когда мы приняли решение выехать, я написал заявление об уходе. Назарбаев назначил мне встречу и предложил мне любой пост на выбор. Я сказал, что мне нужно подлечиться. Он дал мне три месяца. Но, поскольку я видел, что тучи сгущаются, то официально отказался возвращаться назад. В марте 2011 года в Женеву приехал Канат Саудабаев, чтобы уговорить меня вернуться. Конечно, я отказался. И тогда уже через несколько недель Генпрокуратура объявила о возбуждении в отношении меня двух уголовных дел. Она также написала соответствующее письмо в Швейцарию с просьбой оказать правую помощь в расследовании денежных ресурсов, которые мы, якобы, заработали в Казахстане и отмывали в Швейцарии. Они попросили арестовать все наши активы, а меня и членов моей семьи экстрадировать в Казахстан. Местный офис, рассмотрев это прошение, в экстрадиции сразу отказал, но предложил разделить требования об оказании правовой помощи и экстрадиции. И, как принято в Швейцарии, после того, как было принято решение об оказании правовой помощи, было возбужден процесс, который длился семь лет. Прокуратура Женевы допрашивала меня, всех членов моей семьи, руководителей компаний, которые с нами работали и провела доскональный анализ. И это при постоянном участии Генеральной прокуратуры и финансовой полиции Казахстана, хотя у нас было право не согласиться с этим. Более того, наш прокурор в Швейцарии попросил у нас разрешения передать протоколы этих допросов в Казахстан и мы тоже на это согласились.

То есть, в течение семи лет шло тщательное изучение всех финансовых потоков и в 2017 году прокуратура швейцарской конфедерации закрыла это дело. И это была для нас чистая победа. С нас сняли все обвинения, которые выставил Казахстан.

– У нас принято считать, что преследуют только оппозицию. Но вас точно нельзя было к ней причислить. Вы входили в самый близкий круг Назарбаева и, насколько я знаю, он к вам относился с достаточно большим уважением. Но судьба очень круто изменила все, и вы теперь занимаетесь правозащитной деятельностью. Это был осознанный выбор или решение, которое вы приняли под давлением обстоятельств?

– Когда мы находились здесь, в Швейцарии, Казахстан вел против нас агрессивную и не честную политику. Они нанимали дорогостоящих адвокатов, слежку за нами устраивали, но именно это и сподвигло Швейцарию предоставить нам политический статус. Это один из тех факторов, который повлиял на моё мировоззрение.

Но я не могу согласиться с тем, что я был близок к Назарбаеву. Он меня ценил как кризис– менеджера, когда нужны знания, опыт, организаторские способности, умение поставить дело.

– То, что вы породнились с Аблязовым, было главная претензией к вам?

– Да, родство с Мухтаром Кабуловичем, конечно, было последней каплей. Как у нас принято, перед этим событием я должен был сам поставить об этом в известность президента. Но когда я ему об этом сказал и он узнал, что моим сватом станет Аблязов, он в сердцах мне сказал, что выбрал для себя не того родственника. Я ответил: выбрали дети, они полюбили друг друга, мы с Лейлой решили не мешать им. И вот тут я почувствовал, как он разозлился: «я никогда на праздник своего врага не пойду». И после этого, конечно же, отношение круто поменялось.

Но и без этого ко мне были очень серьезные вопросы. Когда мы открывали терминал Алматинского аэропорта, президент поблагодарил меня за работу и…поручил передать его Тимуру Кулибаеву. Я ответил, что в таком случае он должен заплатить городу 60 миллионов долларов. Он даже не попрощался, сел в машину и уехал.

Когда бельгийская компания Трактебель начала работать в Алматы, мне поручили встретиться с ними в Кранс-Монтане. Мы не очень нехорошо поговорили, поскольку они выполнили не все свои обязательства. Моя позиция была жесткой – пока я министр энергетики Алматыэнерго вы не получите. Но бельгийцы все же появились в Алматы. Никакого европейского качества не дали, никаких новшеств не принесли. И я написал об этом Назарбаеву. Он меня поддержал, как ни странно. Но когда бельгийцев выгоняли из Казахстана, правительство обязало город вернуть им 50 миллионов долларов, которые в виде взятки взял на Назарбаев. Конечно, я возмутился. Бюджет города тогда был 147 миллионов и 50 миллионов я должен был отдать Трактебелю за то, что он уйдет с рынка? Мы нашли 30 миллионов, а 20 миллионов я взял в кредит у французского бизнесмена Аркадия Гайдамака, с которым мы в итоге рассчитались. Но незадолго до этого Назарбаев пытался заставить меня передать ему Алматыэнерго за те же 20 миллионов. Я возразил, потому что компания стоила 2 миллиарда долларов – пусть их заплатит. Тогда он не нашелся что сказать. Но позже меня опять пригласили в резиденцию президента в Алматы. В приемной я встретил Утемуратова. Мы зашли вместе и Назарбаев мне говорит: передай ему Алматыэнерго, а он рассчитается с Гайдамаком. Я опять отвечаю: не могу. Почему? Не могу отдать компанию стоимостью 2 миллиарда долларов за 20 миллионов. Вы сами завтра с меня спросите, почему отдал за бесценок? Потом он попытался заставить меня отдать Алматыэнерго Кулибаеву. Ответ мой был тем же.

Потом пришла Дарига Назарбаева и потребовала обеспечить избрание четырех депутатов от партии Асар. Я ответил, что агитация не входит в мои обязанности. Ни один из ее кандидатов не прошел. Победили нуротановцы. Но Дарига объявила меня врагом номер один.

Приходила и Алия Назарбаева. Попросила отдать под строительство жилья Центральный стадион Алматы. Я ответил, что это невозможно. Она обиделась. Потом пришла опять и потребовала территорию городского зоопарка, чтобы опять же строить жилье. Я не отдал. Но те, кто пришли на мое место, оказались гораздо сговорчивей. Вот так накапливалось недовольство ко мне.

• 34
• 35