Центральная Азия может взорваться: взгляд из Лондона и Вашингтона

Россия в очередной раз попыталась поссорить Астану и Ташкент, предложив создать газовый союз. Но даже если эта идея будет реализована, то только после Путина. Тем временем, ситуация в регионе взрывоопасна из-за начавшегося системного инфраструктурного кризиса. Наследие СССР обветшало, а новая экономика за 30 лет авторитаризма так и не была создана. Поэтому нас ждут протесты не политического, а социально-экономического характера. Так считают Алишер Ильхамов, директор аналитического центра Central Asia Due Diligence (Лондон), Рафаэль Саттаров, политолог (Вашингтон).

Россия в очередной раз попыталась поссорить Астану и Ташкент, предложив создать газовый союз. Но даже если эта идея будет реализована, то только после Путина. Тем временем, ситуация в регионе взрывоопасна из-за начавшегося системного инфраструктурного кризиса. Наследие СССР обветшало, а новая экономика за 30 лет авторитаризма так и не была создана. Поэтому нас ждут протесты не политического, а социально-экономического характера. Так считают Алишер Ильхамов, директор аналитического центра Central Asia Due Diligence (Лондон) и Рафаэль Саттаров, политолог (Вашингтон).

– Некоторое время назад Узбекистан дал понять, что ему не нравится затея с трехсторонним газовым союзом между Казахстаном, Узбекистаном и Россией. Астана традиционно заняла уклончивую позицию. Понятно, что России нужно куда-то экспортировать свой газ, но в целом – где истоки этого проекта и каковы ваши прогнозы по его реализации или нереализации?

Алишер Ильхамов: На мой взгляд, это была реакция на проект двустороннего соглашения между Узбекистаном и Казахстаном, который содержал пункт о том, что в случае нападения на одну из стран стороны будут оказывать друг другу содействие. Очевидно, это было сделано с проекцией на давно существующую угрозу со стороны России. В принципе, этот двусторонний союз мог бы стать потенциальным каркасом для суверенной центральноазиатской интеграции. В прошлом такие попытки предпринимались при Каримове и Назарбаеве, но Россия каждый раз сама себя приглашала в эти образования и фактически занимала доминирующие позиции по отношениям к странам региона. И сейчас, когда была опубликована эта проекция (может быть, россияне знали заранее о подготовке этого соглашения), Путин выдвинул эту идею – «Давайте создадим трехсторонний союз». Скорее всего, это была реакция на публикацию проекта соглашения, чтобы не дать ему реализоваться. Такое вот отработанное «ноу хау» – они себя попытались пригласить в этот союз, и если бы он был бы создан, то, естественно, Россия заняла бы доминирующее положение в нем в силу своего статуса «тяжеловеса». Токаеву, который встречался с Путиным после публикации проекта, видимо, не хватило смелости возразить. Он дал понять, что он, в принципе, не против, учитывая, что на этой встрече с Путиным и с российским правительством решались многие другие вопросы по сближению. Возможно, для Токаева это – способ обезопасить Казахстан от агрессии, решить вопросы экспорта газа и так далее, но, дав предварительное согласие на эту идею, он не согласовал ее с Узбекистаном. Конечно, он был застигнут врасплох.

Но Ташкент ожидаемо отказался, поскольку это не отвечает его интересам. Особенно учитывая то, как прозвучала идея о таком союзе. То есть это представлялось как союз, который будет решать, в том числе, и вопросы в области газовой сферы. Когда же прозвучала критика, в администрации президента Токаева дали задний ход, заявив, что это будет газовый союз всего-навсего, а не геостратегический и политический союз. Но даже в таком качестве он совсем не отвечает интересам Узбекистана, поскольку он был бы связан по рукам и ногам, пытаясь выйти на альтернативные торгово-логистические и газовые маршруты.

После визита Токаева Путин позвонил в Ташкент. После это появилось заявление, что Узбекистан готов сотрудничать по конкретным газовым проектам, но не видит необходимости создания трехстороннего союза. В такой ситуации Астана, чтобы не оказаться в глупом положении, заявила, что должна рассмотреть этот вопрос с точки зрения санкционного режима, что фактически «затягивает» вопрос по союзу, и после отказа Ташкента ситуация сама собой разрешилась.

Рафаэль Сатаров: Идея, когда газодобывающие государства образовывают союз, как, например, ОПЕК, не так уж плоха. Но она была бы успешна, если бы цели всех сторон совпадали. Для России это, конечно же, геополитика, и она в любой момент может перекрыть транзит, если вдруг у нее испортятся какие-либо отношения со страной. Мы это уже неоднократно наблюдали и наблюдаем: Россия перекрывала поставку газа даже для своей союзницы Беларуси – еще до военных действий. В Узбекистане хорошо понимают, что это означает увеличение мер давления по отношению к нему. Если бы желание образовать конгломерат возникло у самих энергетиков или бизнес-групп, то это был бы другой вопрос. Но для России это всегда т.н. «политический понт». Но я предполагаю, что она время от времени еще будет возвращаться к этой идее. Известно, что у Кремля было желание и договоренности даже с талибами по поставке им нефти, газа.

У Казахстана и России есть желание расширить газо– и нефтепроводы до южно-азиатских государств – Индии, Пакистана. Там растущие экономики, демографии и активные домохозяйства. И если смотреть с точки зрения экономики, идея нормальная, только опять-таки: она реализуема только без Путина.

– Все понимают, что сегодня узбеки, казахи вынуждены балансировать. Но куда больше склоняется этот баланс – к России или к Западу? Является ли продуктивной такая позиция – сидеть на двух стульях?

Алишер Ильхамов: В Узбекистане наблюдается «газовый коллапс». Складывается парадоксальная ситуация: страна добывает в год минимум 50 миллиардов кубометров газа, часть его экспортирует и при этом находится на голодном пайке. Это свидетельство провала экономической политики Узбекистана, который не сумел сбалансировать вопросы газоснабжения, газодобычи и экспорта газа. Но частью проблемы является то, что значительная часть газовых месторождений в Узбекистане контролируют российские монополии Газпром и Лукойл, есть соглашение о разделе продукции. Узбекистан сейчас, видимо, не осмеливается эти соглашения пересмотреть, чтобы направить часть газового потока на внутренние потребности, этот вопрос пока остается нерешенным. То есть, фактор России здесь присутствует в косвенной форме. В этой ситуации и следующие вопросы о сотрудничестве будут решаться в рамках газового контракта. Хотя внутренние вопросы должны быть решены в первую очередь.

Что касается баланса сил на геополитическом уровне, то мы видим ослабление и изоляцию России. Это благоприятный момент для стран региона, чтобы расширить взаимное сотрудничество без вмешательства России.

Речь не идет о том, чтобы обрывать все связи с Российской Федерацией – это серьезный игрок в экономическом плане. Речь о том, чтобы избавиться от ее диктата. Кремль претендует на право контроля внешней политики государств, которые входят в так называемую буферную зону – это бывшие советские республики за исключением Прибалтики. Это было одной из причин агрессивного отношения России к Украине. Киев стал сближаться с Европой, и Москва воспринимает это как нарушение своих особых прав. Мы видим, что Москва недовольна и сближением Узбекистана со странами Запада, особенно США. Страны региона, особенно Казахстан и Узбекистан, пытаются следовать многовекторной политике во внешней сфере (что и называется сидением на двух стульях). При этом Казахстан и Узбекистан не могут себе позволить оборвать отношения с Россией за счет отношений с Западом или с Китаем. Политика многовекторности должна сохраняться в качестве приоритета и страны региона не должны давать России возможности диктовать им, с кем иметь отношения. Нужно этой линии придерживаться.

– Как вы думаете, в какой степени мы сейчас усиливаем свои переговорные позиции? Можно ли сказать, что мы стали более независимыми, стали четче артикулировать свою позицию? Есть ли сейчас возможность вести себя более независимо?

Рафаэль Сатаров: Я бы использовал другую фразу – не «сидеть на двух стульях», а «сидеть за различными столами». Мир огромен и разнообразен, и мы становимся частью глобального мира. Не надо все вкладывать в так называемый пантюркизм, не надо вводить свою идентичность в пустыни арабского мира и не надо государствам Центральной Азии превращаться в подтанцовку под маоистскую музыку китайского императора. Такое поведение должно меняться, но, к сожалению, в обществах центральной Азии есть до сих пор стремление искать потенциального большого брата – Эрдоган, Пакистан, Китай… Никто не закрывается от России. Россия просто занимает соответствующее место исходя из своей роли в глобальной экономике и производстве. Государства Центральной Азии в первую очередь не должны превращаться в новый Пакистан, где царит инфраструктурный бардак, но есть милитаристский угар. Они озабочены проблемами мифического сионизма, борются с глобальной Азией, Западом, но при этом ведут себя лицемерно, когда дело касается уйгуров…

Не надо впадать в новые утопии, главное – удержать себя от иллюзий и вкладываться в инфраструктурное развитие, и сотрудничать именно с технологически развитыми странами.

Возможности – это исторический процесс, когда вся мировая политика и мировой порядок меняются, появляются новые игроки и новые амбиции, в том числе и у государств Центральной Азии. Чтобы заявить о себе, нужно иметь политическую волю: мы не хотим, как раньше, быть «чайханщиками», держа полотенце для больших геополитических «дядечек». Центральной Азии некуда бежать и мы обречены сотрудничать ради решения инфраструктурных проблем. А они колоссальные. Все эти годы наши политические деятели, наша интеллигенция говорили обо всем что угодно, кроме проблемы деградации инфраструктуры. Сегодня требуются огромные вложения по типу программы Рузвельта в Америке в 30-40-е годы – массовые инвестиции в строительство мостов, линии электропередач, железных дорог…

Самое главное – снизить весь этот ненужный пафос, который сводится к этнографии, песням и пляскам, и как раз-таки работать над решением социальных проблем. Без решения социальных проблем регион может взорваться. Демография, рождаемость, домохозяйства, потребности экономики растут, и для этого нужно менять всё. Инфраструктура, которая была выстроена в 60-70 годы, абсолютно непригодна для такого уровня демографии, который сложился в странах Центральной Азии.

Превращение Узбекистана в импортёра энергетики как раз связано с тем, что газовые трубопроводы устарели. Пример? Репортеры едут в деревню в Кашкадарье, там жители говорят: в 70-е годы советская власть принесла им газ, а вот при независимости власть оставила сельских жителей без газа. Второй момент: Узбекистан растёт, демография растёт, экономика растёт, плюс нация очень молодая, и ее потребности растут, хотя власть находится в неофеодальном мирке.

Но бояться зависимости от импорта не надо, следует бояться как раз таки олигархизации, зависимости от каких-то компаний, которые, и в общем, и в целом, являются филиалами Газпрома, и фактически являются проводниками амбиций Кремля.

– Сейчас все говорят о неком «окне возможностей» для Центральной Азии. Мы сейчас вдруг оказались нужны Европе, Западу, потому что им нужны транспортно-логистические маршруты в обход России. Как вы думаете, есть это окно возможностей и способны ли мы им воспользоваться?

Рафаэль Сатаров: Если и есть окна возможностей, то они очень рискованные. Война Путина против Украины, все эти зверства показали: авторитарные руководители Центральной Азии выглядят более рационально. Франция, например, нуждается в казахском, узбекском уране, в нефти и газе, и поэтому может долго терпеть наших боссов. И это риск для обществ Центральной Азии потому, что политики, крупные организации будут стремиться не обидеть наших руководителей. Необходимые реформы для деолигархизации, для диверсификации, для увеличения прав и свобод граждан могут затормозиться – и в результате Рахмон, оба Бердымухаммедова будут желанными гостями, а народы-то могут не выиграть. Окно возможностей — это окно во многом для государств, для политиков, но не для обществ и простых людей.

Алишер Ильхамов: Конечно, определённый интерес у Евросоюза к нам есть, но пока трудно сказать, в чём он конкретно заключается. Я пока не знаю, насколько важны энергоресурсы нашего региона, учитывая большие расстояния и большие инвестиции, которые нужно будет вкладывать. С точки зрения железнодорожного транспорта, этот проект уже развивается благодаря инвестициям Китая. В этом плане может быть какой-то встречный поток помощи стран Евросоюза.

В геополитическом плане, видимо, есть беспокойство, что Центральная Азия может оказаться под слишком большим контролем и влиянием Китая и Российской Федерации. Это несет с собой такого рода риски, как, например, обход санкций, а во-вторых, возможность консолидировать именно эти энергоресурсы под контролем России, которая может усилить давление на мировые рынки. Такой монополизации в этой сфере европейцы, видимо, не хотят допустить, и поэтому протягивают свою руку помощи и сотрудничества странам Центральной Азии. Естественно, наши страны тоже очень сильно заинтересованы как в экспорте своей продукции, так и, например, в импорте каких-то технологий и инвестициях. Пока уровень инвестиций со стороны Евросоюза в наш регион не очень высокий – в Казахстане, конечно, повыше, но в основном в сфере энергетики. Что касается развития других отраслей, пока активность не очень высока. Не знаю, когда сойдутся эти взаимные ожидания, но я думаю, что эти двери, конечно, должны быть открытыми с обеих сторон.

– Вы считаете ситуацию в регионе взрывоопасной и не только в силу экономических факторов. Это и внутриполитическая ситуация, и сложные отношения между Таджикистаном и Кыргызстаном, и то, что случилось в Нукусе. Есть ли у вас ощущение, что те же события в Каракалпакстане и наши события в январе каким-то образом связаны? Есть ли признаки внешнего вмешательства?

Рафаэль Сатаров: Узбекское общество наконец-то поняло, что нельзя играть с примитивным местечковым национализмом. Это очень опасная тема для государств Центральной Азии. И я скорее увидел бы в каракалпакских событиях то, что национальное меньшинство заявляет о своих правах громко. О методах можно спорить.

В казахских событиях же сыграли злую шутку нерешённость совокупности социальных, экономических, инфраструктурных проблем. Не было лозунгов о демократии, свободе слова, созыве казахского курултая или избрании народного парламента. Всего этого не было, люди поднимали лозунги социально-экономического плана.

В регионе, к сожалению, ощущается неготовность решать активно социально-экономические проблемы, повышать уровень образования и вывести наше общество на мировую технологическую и образовательную цепочку и т.д. Зато есть какой-то исторический оппортунизм и какая-то этнография. Вот это все огорчает. И в ситуации, когда чиновничий и силовой произвол никуда не уходит, неофеодальная олигархия вновь и вновь поднимается. И эти люди используют свои экономические возможности для аккумуляции власти и капитала. Эта тенденция может привести к опасной черте.

Алишер Ильхамов: Если говорить о внутриполитической составляющей, кризисы привязаны к периоду президентских сроков. В Казахстане, на мой взгляд, эти события произошли во многом из-за усталости от правления Назарбаева, когда накопилось очень много проблем, в том числе коррупционных, несмотря на то, что Назарбаев внес в развитие страны очень большой вклад, поскольку обеспечил относительно либеральную экономику. Причем, более либеральную, чем в Узбекистане и в России, благодаря чему мы видим определенную разницу уровня развития в области даже государственного управления между Узбекистаном и Казахстаном.

В Узбекистане немного другой лаг, он не совпадает с казахским. Если в Казахстане январские события были завершением периода правления Назарбаева, то сейчас начинается новый период. Токаев еще не проявил себя в полной мере, и общество дало ему карт-бланш по крайней мере, на семь лет. Токаев обещал не переизбираться, хотя я сомневаюсь, что он будет соблюдать это обещание. И тогда возникнет очередной кризис, если он решит продлить свой президентский срок.

У Мирзиеева близится к завершению уже второй срок, и вполне очевидно, что он пойдет на следующий срок с перспективой на пожизненное правление. Это тоже будет создавать определенную усталость в сочетании с острыми социально-экономическими проблемами. Кризис в Каракалпакстане не очень сильно затронул мейн стрим общества в Узбекистане, но это шаг на пути к политическому кризису в стране.

Этот кризис постепенно будет нарастать и это заставит власти закручивать гайки и сближаться по методам своего правления с режимом Ислама Каримова. Видимо, это станет триггером кризиса, который неизвестно чем закончится. То есть может произойти такой хаос, который имел место в январе в Казахстане или может произойти какая-то смена элит. Но то, что кризис назревает поэтапно, пошагово – это очевидно.

• 166
• 175