Динмухамед Кунаев подготовил Казахстан к независимости

20 января, 2023

Динмухамед Кунаев шутил, что родился при капитализме, всю свою сознательную жизнь строил социализм, а вот конец жизни по иронии судьбы опять проходит при капитализме…

«Кунаевщина»

Сын его младшего брата – Эльдар Кунаев, который находился рядом с дядей в последние годы жизни, утверждает, что тот никогда не был ортодоксальным коммунистом, более того – был руководителем почти современной формации.

– Нет, я не говорю, что Димаш Ахмедович отрицал коммунистические идеи, но ведь многие руководители начинали свою деятельность с райкомов и горкомов, а он пришел с производства – с начальников рудоуправления, – говорит племянник. – И, руководя Советом министров республики, потом Академией наук, затем снова возглавляя Совет министров, был не партийным, а государственным деятелем и ученым. То есть, как у человека много повидавшего, у него был более реалистичный и обоснованный подход к руководству республикой. Меня поразило, что журнал «Форбс-Казахстан», который по сути дела пишет об успехах капиталистической жизни, анализируя в канун 100-летия его деятельность, назвал его руководителем почти современного типа. Ведь страну он оставил после себя подготовленной к таким изменениям. Его наследством в хорошем смысле слова воспользовались другие руководители. Результат налицо – страна не разрушилась, а стала развиваться дальше.

– После декабрьских событий 1986 года его сильно критиковали. Как он пережил этот период?

– Я тогда был работником горкома партии, и все происходило у меня на глазах. В те дни бригада ЦК КПСС выехала в Алма-Ату, чтобы заняться подсчетом казахов по головам: сколько человек из числа лиц коренной национальности находится на руководящих должностях и вообще – с какого периода в республике стали превалировать казахские кадры? Так готовилась основа для того, чтобы вменить Димашу Ахмедовичу обвинение в том, что Казахстан погряз в национализме. Этот нелицеприятный термин потом был упомянут в Постановлении ЦК КПСС, вышедшем в 1987 году. Все кончилось тем, что Димаша Ахмедовича исключили из состава Политбюро ЦК КПСС и подвергли обструкции. В советских газетах того времени появился даже такой термин как «кунаевщина».

Нашей семье в те годы пришлось нелегко. Меня, например, выгнали отовсюду, откуда только можно было выгнать, даже просто на работу было трудно устроиться. Димашу Ахмедовичу было вдвойне тяжело. Отрицалось ведь все, с чем было связано его имя. И все, что он сделал хорошего, мазалось черной краской. Но время очень скоро все расставило по своим местам: в 1990 году совершенно изменившийся Советский Союз очень тихо отменил очень громко принимавшееся Постановление о казахском национализме.

– Динмухамеда Кунаева некоторые пытаются упрекать в том, что он проявил малодушие и не вышел в те декабрьские дни на площадь, где лилась кровь совсем еще юных.

– Это откровенная ложь. Как только он услышал о событиях на площади, примчался в ЦК компартии республики, даже не успев одеться, как следует. Просто ему не дали выйти к народу. Это подтвердил в своих воспоминаниях член Политбюро ЦК КПСС Михаил Соломенцев, который возглавлял прибывшую в Казахстан комиссию, и второй секретарь ЦК компартии Казахстана Олег Мирошкин.

Димаш Ахмедович готов был выйти к народу, но Колбин остановил его: «Идите домой, мы сами разберемся». Эти слова фактически означали приказ «Не пускать!». А то, что случилось 17-18 декабря – это было явное проявление великодержавного шовинизма и откровенного предательства со стороны Михаила Горбачева. Накануне этих событий Димаша Ахмедовича готовили к ордену, провожая на пенсию, называли золотым фондом партии. Однако стоило проявиться национальному сознанию людей, воспротивившихся решению кадровых вопросов в ЦК КПСС, как мгновенно все изменилось.

В те дни была попытка возбудить по команде генерального секретаря ЦК КПСС уголовное дело против брата Кунаева – моего отца, президента Академии наук Казахской ССР Аскара Кунаева. Об этом мы узнали от Владимира Калиниченко, бывшего следователя по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР. Но сажать отца было не за что, поскольку президент Академии наук не занимался товарно-денежными отношениями. И тогда отца, единственного после смерти Каныша Имантаевича Сатпаева академика союзной академии наук, сняли со всех постов и низвели до заведующего лабораторией. Коллеги-химики очень хотели ему помочь. Пять лауреатов Нобелевской премии решили ходатайствовать о выдвижении Аскара Кунаева на эту премию. Но отец был скромным человеком и отказался от этого, он только в 1999 году решился подать заявку на ее соискание. Его работа прошла первый тур, но 31 марта его сердце остановилось.

Кстати, президентом Казахской академии наук отец стал вопреки воле Димаша Ахмедовича. Столкнувшись с этим, ученые, избиравшие его тайным голосованием на эту должность, написали Брежневу. Тот позвонил Димашу Ахмедовичу, чтобы сказать: «Не мешай брату. Если ученые хотят избрать его своим президентом – это их воля».

– Кстати, о Сатпаеве. Говорят, что между первым казахским академиком и Динмухамедом Кунаевым были очень непростые отношения.

– Это все надумано. Никогда никаких натянутых отношений не было. Может быть, у академика Сатпаева была некоторая ревность, когда вместо него в 1952 году поставили во главе национальной Академии наук молодого тогда ученого Динмухамеда Кунаева. В 1955 году, когда Димаш Ахмедович стал председателем Совета Министров Казахстана, первое, что он сделал – добился, чтобы Сатпаева восстановили в должности, и он вновь стал президентом Академии наук, хотя на это место готовили совершенно другую кандидатуру. Был период, когда родственники Сатпаева были недовольны, они писали в ЦК КПСС, что роль первого академика в истории науки Казахстана умалчивается. Когда приехавшая из Москвы комиссия установила, что имя академика увековечено в названиях улиц, города, политехнического института, вопрос был закрыт.

– Как складывалась жизнь Димаша Ахмедовича после декабря 1986 года?

– Одно время он не имел права никуда ездить, давать интервью, фактически был под домашним арестом. Да все и так остерегались опалы – никто не приходил и не досаждал звонками. А в 1992 году, когда страна обрела независимость, мы с ним проехались по южным областям республики. Я невольно стал в те дни свидетелем любви и уважения к нему простого народа. Каждый стремился пожать его большую теплую руку, просто прикоснуться к нему. Помню, одна молодая мать, державшая на руках ребенка, никак не могла дотянуться до него. Отчаявшись, крикнула: «Димаш-ата, хотя бы плюньте в сторону моей девочки, пусть это будет вашим благословением» – «Как же я плюну на нее?!», – ответил он, и, пробравшись сквозь плотную толпу, погладил ребенка по голове.

Почему его народ так любил? Думаю, потому, что у него, истинного сына народа, было мышление гражданина своей страны. У него была мечта, которую он и не скрывал ни от кого – чтобы Казахстан стал независимым. Он даже втайне молился об этом. Перед сбором нового урожая Димаш Ахмедович традиционно объезжал все области. Бывая в Южно-Казахстанской, обязательно заезжал в Туркестан, в мавзолей Ахмеда-ходжа Яссауи. Я слышал однажды, как, бросая в каменный колодец мелочь, шепотом просил благополучия для своей страны.

Не скажу, что он был верующим, но как все казахи, почитал аруахов. Однако в экстремальных ситуациях рассчитывал только на себя. В такие минуты он внутренне собирался, ни единым мускулом не выдавая паники. Одна из таких – селевой поток на Иссыке в 1963 году. Тогда в Казахстан приехал первый заместитель председателя Совета министров СССР Косыгин. Димаш Ахмедович, в ту пору председатель Совета министров Казахской ССР, возил его в горы. И надо же случиться такому – ледник, сорвавшись с горы, упал в озеро Иссык. Косыгин, как зачарованный, смотрел на идущую к берегу огромную волну. Димаш Ахмедович, рассказывают, взяв его под локоть, негромко позвал: «Алексей Николаевич, надо немедленно покинуть эту территорию». И как только они сели в машину и тронулись – волна снесла мост, на котором они только что стояли.

Что я еще могу сказать о нем? Благородный, добрый, отходчивый, требовательный. Никогда не был озабочен материальным вопросом. Жил не скажу что аскетично, но все его наследство – квартира со всем содержимым, книги, зажигалки…

К моменту, когда Союза не стало, на сберкнижке у него было 15 тысяч рублей. Он решил купить на эти деньги машину, а на них была очередь. Спасибо – помог Заманбек Нуркадилов. При его содействии перегнали с запада республики «Волгу». Позже бизнесмены привезли ему американский автомобиль «Понтиак Гран-при». Она мягко ездила, и ему очень это нравилось. Водитель, он же и повар, очень много возил его по Казахстану на ней. Потом эта машина перешла по наследству мне. Когда она совсем состарилась, я ее отреставрировал и подарил музею-квартире Димаша Ахмедовича.

Коренной алмаатинец

Советскую Алма-Ату называли детищем Динмухамеда Кунаева. Сам коренной алмаатинец, он лелеял любимый город и знал в лицо всех архитекторов, которые создавали его облик. Здесь ему была знакома каждая улочка, каждый микрорайон, его любовь к родному городу проявлялась в постоянных объездах, которые он совершал, не ставя в известность городские власти. И если обнаруживал беспорядок, тут же звонил мэру города. Кенес Аухадиев, во второй половине 70-х председатель исполкома Алма-Атинского городского Совета, рассказывал: если первый секретарь компартии Казахстана обращался к нему «Кенеке» – значит, все спокойно, а если «товарищ Аухадиев» – жди замечаний.

– До 1959 года я не был лично знаком с Димашем Ахмедовичем, – рассказывал его сосед по лестничной площадке, видный государственный деятель Султан Джиенбаев (1921-2018). – Первая моя встреча с ним происходила при следующих обстоятельствах. В конце года на отчетно-выборной конференции горкома партии мне (в ту пору я работал первым секретарем Фрунзенского райкома партии Алма-Аты) было поручено выступить с предложением – избрать почетный Президиум во главе с первым секретарем ЦК КПСС Н.С.Хрущевым. После отчетного доклада первое слово для выступления в прениях тоже было предоставлено мне. На конференции присутствовал первый секретарь ЦК КПК Казахстана Д.А.Кунаев и все члены бюро. Я вкратце доложил о работе райкома партии и более подробно остановился на недостатках в работе горкома партии и горисполкома, особой критике подверг работу алмаатинских архитекторов. Они заслуживали этого: дома строились бессистемно, фасады были непривлекательными, проспект Ленина совершенно не соответствовал своему названию. В те годы это была обычная узенькая улочка, где совсем не было красивых зданий. Видимо, многие со мной были согласны: мое выступление было встречено аплодисментами.

Через месяц меня пригласили в ЦК Компартии Казахстана на прием к первому секретарю. Димаш Ахмедович предложил мне перейти в аппарат ЦК КПК заведующим отделом плановых, финансовых и торговых органов.

Свое приглашение он аргументировал следующим. В 1960 году республика (столица не была исключением) испытывала большие трудности со снабжением мясопродуктами, особенно в первом квартале. Димаш Ахмедович, сказав, что я опытный по части снабжения человек, попросил, нет, скорее потребовал сделать так, чтобы не допускать перебоев с поставками мяса на прилавки. Я сообщил ему, что забой скота в основном проходит осенью, поэтому надо построить холодильные емкости, чтобы заложить туда впрок 15-20 тонн мяса. «Тогда в первом квартале перебоев с ним уже не будет наверняка», – сказал я. Он одобрил мое предложение и дал указание срочно построить холодильные емкости. С той поры этот вопрос уже не вставал так остро.

Почти также – быстро и достаточно легко – мы решили и другую проблему. В Алма-Ате в те годы не было крытого колхозного рынка, а в Ташкенте, куда я специально ездил, рынок, имеющий все удобства, был просто на загляденье. Когда рассказал об этом Димашу Ахмедовичу, он сразу дал указание спроектировать и построить такой же колхозный рынок и в Алма-Ате.

Динмухамед Кунаев не просто любил Алма-Ату, он ее оберегал. И в первую очередь от возможных селей и землетрясений. В 1967 году было принято решение о строительстве плотины, способной защитить город. Через шесть лет мощнейший сель проверил ее на прочность: огромные массы накопившейся талой воды стали просачиваться сквозь нее, была опасность, что плотину прорвет. Все без исключения жители Алма-Аты, находящиеся в сознательном возрасте, в те дни в полной мере ощутили, как можно сконцентрироваться и в кратчайший срок принять единственно правильное решение.

Из воспоминаний еще одного видного государственного и общественного деятеля, бывшего зампреда Совмина Казахской ССР Мануры Ахметовой:

– Когда город встал перед угрозой прорыва плотины, я работала вторым секретарем Калининского райкома партии. Перед нами была задача – выставить 500 сварщиков. Мы работали всю ночь, собирая их. Ни один из этих простых работяг не сказал «я устал» или «не могу». Ни у кого из них не лежал в кармане партбилет, но когда они слышали, что город в опасности, отвечали коротко: «Уже выезжаю».

Все силы – и армейские части, строители и просто добровольцы – были брошены на спасение города: Динмухамед Ахмедович, страшно переживая за судьбу Алма-Аты, был на передовой – сам возглавил штаб по его спасению. К счастью, благополучно выпустив накопившуюся воду, смогли укрепить плотину, а через несколько лет и нарастить ее. Но это не прошло даром: в 1974 году у Кунаева случился обширный инфаркт. Близкие думали, что ему придется распрощаться с работой, но он сумел встать на ноги. Правда, боли в сердце с тех пор его не оставляли: порой они бывали настолько сильные, что он приставлял к груди остро отточенный карандаш, чтобы одной болью перебить другую. И еще одна деталь: до болезни курил очень много, но после инфаркта бросил, однако если рядом кто-то дымил, с удовольствием вдыхал дым.

В 1993 году, когда Динмухамеда Кунаева не стало, город еще не потерял своего обаяния и колорита. Той эклектичной, современной застройки, что царит сейчас, он, к счастью, не увидел….

… В 70-х годах по всему Советскому Союзу пошло модное увлечение – народ вспомнил и полюбил парные с веником. Руководители крупных предприятий стали строить для своих работников небольшие баньки, по Алма-Ате же поползли слухи: министры понастроили себе шикарные бани, а рядовому горожанину и помыться-то толком негде – все бани старые. Эти слова каким-то образом дошли до первого секретаря ЦК компартии Казахстана. И тогда Динмухамед Кунаев дал команду построить такой комплекс, какого еще нигде нет.

Главным архитектором проекта выступил 28-летний архитектор Вадим Хван. Он изучил всю мировую литературу, посвященную этому вопросу – начиная от римских терм и заканчивая современными банями. Медики, с которыми он работал, объяснили: раз комплекс будет оздоровительным, то в основе процесса должны лежать положительные эмоции. Нужно, чтобы человек, едва войдя в “Арасан”, сказал: “Ох, как здесь красиво!”. Строительство объекта первый секретарь ЦК компартии Казахстана курировал лично. Но факт остается фактом: Динмухамед Кунаев ни разу в жизни не воспользовался тем, что по праву можно назвать его детищем. Почему? На этот вопрос, наверное, уже никто не ответит. Зато все самые именитые гости Алма-Аты – главы государств, министры, космонавты, артисты – мылись здесь.

– Я родился в декабре 1991 года, а Кунаева не стало в июле 1993 года, – говорит продюсер телевизионных проектов, алмаатинец Нурлан Мухамеджанов. – Его сейчас подвергают критике, особенно националисты. Мол, так держался за кресло, что «без мыла» лез к Брежневу. Но я считаю, что он 20 лет руководил республикой не за счет соратничества с генсеком, а благодаря эффективному руководству. В моем представлении это простой, работящий, доступный человек.

Жил он в маленькой квартирке на Тулебайке (улица им. Мукана Тулебаева. – ред.). Сейчас там находится музей его имени. Когда я побывал там, то у меня сложилось впечатление, что это был очень скромный в быту человек. По нынешним временам это обыкновенная, очень просто обставленная трехкомнатная квартира. Мне отец рассказывал, что когда Леонид Брежнев, впервые побывав в Алма-Ате, пришел в гости к Кунаеву, то, уткнувшись из зала прямо в спальню, удивился: «И это все?». А хозяин, говорят, ответил, что поскольку у него нет детей, то ему с женой вполне хватает этой квартиры.