Год прошел, как сон пустой…

Если сравнивать нынешний кризис с кризисом 1997–1998 годов, то это небо и земля. Сегодня ни правительство, ни предприятия не имеют крупной просроченной задолженности, как в тот период. Население, в принципе, имеет возможность исполнять свои самые насущные потребности, и это показывает то, что уроки прошлого кризиса были выучены. Конечно, не все мероприятия были воплощены в жизнь, но главный итог заключается в том, что тех трудностей, которые были прежде, нет. Конечно, имеется определенная просроченная задолженность. Судя по всему, она будет увеличиваться, уже достигнув $5 млрд по банкам, по заработной плате 5 млрд тенге, однако для нашей экономики это не такая уж тревожная цифра. Есть вопросы по механизму девальвации. Если в 1999-м она была проведена в условиях ужесточения денежной массы и инфляция даже тогда, в первые месяцы, выросла, то я не могу понять, почему этого не случилось в феврале-марте. По-моему, такие сферы, как финансы, торговля и строительство, показывают несколько завышенные показатели, чем на самом деле. Технически февральская девальвация 2009 года была сделана вовремя, это было необходимо, чтобы изменить денежные потоки.
Что касается самой антикризисной программы, то она стала программой выживания. И коллапса в Казахстане не случилось. Стабильная макроэкономическая ситуация – это уже отдача. Для этого использовались сверхдоходы от нефти, то есть как раз те деньги, которые откладывались для поддержки экономики во время кризисов.

Изначально Национальный фонд имел две функции: стабилизационную для ликвидации проблем с бюджетом, в первую очередь из-за нашей зависимости экспорта сырья, и сберегательную – для аккумуляции той части, которую сейчас экономика не в состоянии абсорбировать эффективно. И понимая это, мы их откладывали. Но возможности использования этих средств в экономике не всегда видны. Текущий макроэкономический кризис – классический случай использования стабилизационной части, но, к сожалению, разница между двумя функциями пропала. Кроме того, доходы от меди, хрома и так далее попали в бюджет, однако у нас есть и другое сырье – уран. Из-за того, что различие пропало, больше года решение о применении Национального фонда не принималось. Понятно, что его надо было принимать с осени 2007 года. Деньги Нацфонда – это такие же деньги бюджета, взятые через год, два или 20 лет.
Сложно оценить эффективность использования средств. Действительно, есть перевес антикризисного пакета в сторону фиксации проблем в банковской системе. Это хорошо было видно, когда туда ушли 4 млрд тенге по начальной программе. Туда же ушли и дополнительные деньги, если судить по презентации БТА – 7 млрд потратили правительство и «Самрук-Казына» на достижение нынешней ситуации в БТА.
К сожалению, не было пакетного стимулирования экономической активности. Что касается дорожной карты, то ее не было в начальном пакете антикризисных мер, хотя она имелась в предложении партии «Азат» весной 2008 года. Однако в том виде, в котором ее приняли, она оказалась очень маленькой – всего 160 млрд тенге, или чуть больше $1 млрд. Хотя понятно, что речь надо вести минимум о $5–6 млрд, причем еще с 2008 года. Кроме того, существуют проблемы в пакете рефинансирования предпринимательства. Во-первых, там только малый бизнес, а средний остался за бортом, во-вторых, на цели поддержки МСБ выделен всего один миллиард, хотя требовалось примерно от 7 до 12 миллиардов долларов еще с августа 2007 года. Прибавьте сюда девальвацию, после которой обслуживание кредитов еще более усложнилось. В отношении помощи банкам необходимо было прежде определиться, что мы хотим получить от фиксации банковской системы. Понятно, что был риск бегства депозитов, и последствия оказались весьма плачевными. Надо было также найти грань между гарантом банков и депозитами, однако этого не произошло.

Я бы хотел уточнить ситуацию по распределению средств в рамках антикризисной программы. Вся информация об этом содержится на сайте нашего агентства. Кроме того, есть рабочий орган по контролю за эффективным и целевым использованием средств. Так вот, с 15 мая по 20 июня нынешнего года была проведена проверка распределения средств банками, в результате которой были выявлены некоторые нарушения, и сейчас ведутся проверки. Банки, нарушившие процедуры, должны будут компенсировать потерю, которую они принесли государству.
Если брать антикризисный пакет, оцениваемый в $10 млрд, то там речь шла о шести направлениях: банковский сектор, рынок недвижимости, рефинансирование ипотеки, окончание объектов строительства, где освоено около 13% и основное финансирование переносится на следующий год. По МСБ идет 100%-ное освоение, также выделены средства на кредитование проектов реального сектора, по сельскому хозяйству «КазАгро» освоила порядка 70%. Также немалые средства направлены на сезонную работу. По банковскому капиталу освоение составляет 92%. Динамика освоения всех средств отражается у нас на сайте и сайтах «ДАМУ», «Самрук-Казына» и «КазАгро». Что касается двух банков, то в программе были определенны все необходимые критерии, но вопрос встал на стадии исполнения. Также были проблемы, например, в определении субъектов малого бизнеса, и нужно признаться, что в этом направлении была некая задержка. Проходило множество совещаний по определению четких критериев, без которых банки отказывались осваивать средства. И лишь когда «Самрук-Казына» и банки сняли эти вопросы, началась реализация программы.
Сейчас трудно оценить эффективность принятых мер, потому что антикризисная программа в основной части еще не реализована, особенно это касается ситуации с БТА и «Альянс Банком». Пока мы видим то, что неработающие кредиты растут, это порядка 31%, провизии у нас на уровне 32%, но беспокойство АФН вызывает то, что растет доля просроченных кредитов свыше 90 дней, эта цифра составляет порядка 14%. Просрочка продолжает расти и по строительству, однако больше всего – по МСБ и по ипотеке. Поэтому нужно ввести элементы фонда страховых активов, и данный вопрос обсуждается в правительстве. Пока эти средства приостановлены и используются как резервный счет.

Лично я считаю, что год – это слишком малый срок, чтобы подводить итоги антикризисным мерам правительства, они дадут положительный или отрицательный эффект только через некоторое время. Вопрос в другом: почему не обсуждаем саму программу? Ведь в ней не было учтено мнение экспертного сообщества и оппозиционных партий, которые предлагали свои альтернативные варианты. Взять, к примеру, помощь из Национального фонда. Сегодня никто толком не знает конечных бенефициаров банков, которым мы сделали миллиардные вложения. То есть непонятно, кому народ Казахстана помог выйти из кризиса. Или ситуация с малым и средним бизнесом. Я знаю сам, не по статистике правительства, а через своих друзей, насколько тяжело получить деньги для МСБ и на каком высоком коррупционном уровне все это происходит. В докризисные времена было легче работать с теми же коррупционерами, чем сейчас. При этом непонятно и то, чем занимается «Самрук-Казына», которая сейчас напрямую финансирует МСБ. Наконец, насколько государственное регулирование соответствует принципам либеральной экономики, как долго государство собирается оставаться в акционерах этих банков, кто придет потом, будет ли прозрачным механизм реприватизации? Существует много подобных вопросов, но внятного разъяснения по ним нет. Как следствие, несмотря на разговоры о миллиардных суммах помощи, это не внушает доверия населению, я уже не говорю про экспертное сообщество. Поэтому самый главный негативный итог в том, что у общества, у тех, кто работает в экономике, бизнесе, нет уверенности в том, что мы достигли дна и уже оттолкнулись от него, нет радужных перспектив на 2010–2011 годы.
Второе, о чем мы должны подумать, – это социальный аспект. Недавно я прочитал антикризисный план Барака Обамы. Так вот, он состоит из более чем 200 пунктов, по каждому из которых предусмотрены конкретные цифры и механизмы финансирования. Без внимания не остались даже такие аспекты, как организация ночлегов для неимущих. А каковы наши меры, если не считать создания новых рабочих мест? Да и то последние цифры говорят о том, что было создано 52 000 рабочих мест, но что это такое для 16-миллионного населения Казахстана? Или возьмем для примера льготное кредитование студентов, там лишь 0,3% средств было освоено. Почему? Разве нашим студентам деньги не нужны? Просто механизм не продуман как следует, и в социальном плане мы имеем реальный откат назад. Народ не почувствовал заботу власти, пошло дальнейшее отчуждение людей от власти. О чем это говорит? О том, что антикризисная программа была очень слабая, сырая, если хотите. Хотя еще на стадии ее обсуждения оппозиция предлагала объединиться и создать комиссию во главе с Президентом. Что получилось в итоге? Партия «Азат» и ОСДП не подписали меморандум «Нур Отана», потому что там остался всего один пункт из всех, что мы предлагали – недопущение актов социального протеста. Иными словами, получалось так, что «Нур Отан» будет монопольно распределять деньги, а все остальные не участвуют в процессе, хотя несут ответственность за социальное спокойствие.
Но кризис обнажил и политические недостатки системы. Ворон ворону, как известно, глаз не клюет. Так и исполнительная власть не может сама себя контролировать, для этого необходимы общественные институты. При наличии однопартийного парламента, который находится под влиянием исполнительной власти, это невозможно по определению. Вот почему мы заявляем о необходимости участия оппозиции, экспертов, журналистов в подготовке таких важных национальных программ, как борьба с кризисом. Прислушайся власть тогда к нам, и мы сегодня не ломали бы голову над тем, куда подевались все деньги. Мы бы точно знали, куда уходят деньги и когда какой именно они дадут результат.

По моему мнению, одним из недостатков антикризисной программы была слабая организация разъяснительной работы среди населения при отсутствии прозрачности. Как следствие ямка недоверия, которая образовалась осенью 2007 года, превратилась в пропасть. Как закономерный результат появился синдром, который я назвал бы антонимизмом: это когда правительство говорит одно, население принимает это противоположно. Например, чиновники говорят, что девальвации тенге не будет, люди тут же бегут в обменные пункты и скупают американские доллары.

Действительно, с точки зрения правительства наше население ведет себя, как «неправильные» пчелы. Их экономическое поведение не такое, как планируется. А то, что прикрепили силовиков ко всем денежным потокам, свидетельствует о том, что у нас нет должного управления ни в экономике, ни в правительстве. А главное, нет управления, основанного на доверии. Сегодня лет на 5–6 надо забыть о развитии, его как такового не будет. Поэтому условно надо было из 10 миллиардов 9 дать населению и лишь 1 банкам. Ведь что было в прошлые годы? Человек пять лет платит банку по 120 000 тенге в счет погашения кредита, потом ему говорят: «Ваш основной долг погашен только на 10 000, а остальные 110 000 вы платили за проценты. Вы считаете справедливым, когда банк с такой процентной ставкой еще просит помощи у государства? Поэтому, повторяю, деньги из Нацфонда надо было дать народу, он вернул бы свои кредиты, тогда и общество успокоилось бы и банки залатали бы дыры. Но мы пошли по другому пути.

Тем не менее у нас сейчас наблюдается определенный подъем в экономике, который генерируется сырьевым сектором, инвестициями в данный сектор. Другим источником роста являются государственные инвестиции. Остальная часть экономики завязана на потребителях. На потребителях завязан малый и средний бизнес, потому что он не является экспортно ориентированным и не делает для государства каких-то «больших вещей». В свою очередь плохая ситуация в МСБ ведет к падению розничного товарооборота. Но самый большой дамоклов меч – это ситуация с банковской системой, потому что она сейчас нефункциональна. Пока ясности с ней не будет, это тоже будет сильно тормозить экономику. Допустим, при удачном стечении обстоятельств проблема с банками рассосется, они продержатся этот год, а в следующем будет легче, если цены на нефть не подведут. Тогда к середине следующего года все рассосется само по себе. Но это можно сделать быстрее, если правительство скорректирует использование тех денег, которые сейчас не использованы, и еще добавит фискальное стимулирование.

Если рассматривать антикризисную программу правительства с практической точки зрения, то я, как представитель малого и среднего бизнеса, хочу сказать следующее. Да, есть дорожная карта, есть занятость простого населения, но в то же время средства, которые были спущены через банки для поддержки МСБ в размере 1 миллиарда долларов, до нас не дошли. Многие из нас подавали документы на получение этих денег, но реальность оказалась такова, что под разными предлогами было отказано в получении. Пресса же пишет, что такой-то банк освоил 90% средств, другой банк – 80%. И все время удивляешься: вокруг столько предпринимателей, а реально никто из них денег не получил. И сейчас, когда вопрос стоит уже о выживании малого и среднего бизнеса, возникает вопрос, кто и как получил эти кредиты? Есть и личное пожелание от нас, предпринимателей, чтобы был контроль над использованием антикризисных денег.
Практической отдачи от них мы не видим, кроме дорожной карты, структурных крупных и авральных проектов. А в реальности хотелось бы, чтобы предприниматели получали деньги и имели возможность создавать новые рабочие места, создавали экономическую активность. Вместе с тем не хватает доверия. Получается, что население больше работает «на кубышку», предпочитает попридержать деньги, опасаясь, что завтра будет еще хуже. Сама программа, быть может, очень хорошая, но хотелось бы, чтобы она правильно исполнялась, адресно помогала предпринимателям. Тогда был бы и эффект.

Нужно быть реалистом и понимать, что денег в экономике сейчас нет, у банков тоже денег нет, и у правительства на сегодняшний день тоже денег нет. Вот почему, когда я говорила об отсутствии концептуального наполнения антикризисной программы, то имела в виду, что изначально не была обозначена ее конечная цель. Иначе говоря, мы занимались латанием дыр, но не достижением генеральной задачи. Тот же Барак Обама поставил такую цель перед США – это повышение потребительской активности. Как только вырастет потребительская активность, вам почти не нужны будут банковские кредиты. Не нужно будет проверять целевое использование средств.
А что происходит у нас? Рассказывают, например, что приходят деньги в «Самрук-Казыну» в 9:45 утра, в 10:00 там уже сидят представители финпола, генпрокуратуры, КНБ. Четыре зама сидят на допросах, и никто из них под страхом смертной казни, увольнения, шантажа, подкупа или лести не подписывает никаких актов выполненных работ. Потому что если подпишут, завтра могут попасть в места не столь отдаленные.
Так вот, если мы говорим о средствах Национального фонда, то они в идеале должны использоваться не на латание дыр и ни в коем случае не на антикризисную программу, потому что мы имеем достаточно низкую эффективность от прямых субсидий на поддержание ликвидности банков. Мне понравились слова министра торговли Великобритании о том, что сегодня концепция национальных фондов претерпевает серьезный кризис. Время доказало их неэффективность именно в части сберегательной функции. Но мы сейчас имеем другой долгосрочно-стратегический вызов – это кризис доверия, особенно к финансовой системе, доверие к которой нарабатывалось более десяти лет. Схему захода государства в банки второго уровня оставим на совести политиков. Я имею в виду последствия глобального кризиса, когда мы говорим о посткризисном развитии финансовой системы. Каковы потенциальные источники внутреннего развития? Будем реалистами, экономическая стратегия в ближайшее время молниеносно не будет предусмотрена. На разработку механизма реализации уйдет год-полтора.

Все зависит от того, какой будет спрос, такое будет и предложение. Допустим, сейчас ВВП будет на стабильном уровне, потом будет посткризисный период. Мы для себя поставили ориентиры, какой уровень ВВП мы ожидаем. И вот на эти ресурсы можно будет рассчитывать. Не стоит рассматривать банковский сектор как единственный источник фондирования. Нами всегда обходится вопрос о фондовом рынке. На начальном этапе кредитование должно быть в банке, нужно найти отношения, научиться кредитной дисциплине, и когда кредитная история сформирована, субъект выходит на фондовый рынок. Что касается повышения доверия, несколько мер ведь было принято. В частности, будет рассматриваться вопрос о гарантировании вкладов юридических лиц. Действительно, в ряде стран в период кризиса гарантируются все депозиты. Однако мы не настолько богаты, чтобы сделать то же самое. Тем не менее наша система гарантирования будет улучшена. Система регулирования банков будет перестроена на большее качество. Второе направление – это потребительские финансовые услуги. Здесь нужно сделать больший акцент. Например, не нужно брать кредит, который ты не можешь обслужить, а следует брать кредит на условиях, которые тебе понятны и ты сможешь исполнять свои обязательства. Если не возьмешь кредит, который не сможешь обслужить, ты в период кризиса не останешься на улице, соответственно, не создается социальное напряжение.

Согласен с мнением, что самая главная причина, почему антикризисная программа не дала результата, заключается в том, что концептуально в ней не была заложена конечная цель – к чему мы должны идти. В основном это была программа выживания в реалиях кризиса, а не программа развития. Мы часто говорим, что кризис, с одной стороны, – это проблема, а с другой стороны – это шанс. А выживание это есть некое топтание на месте, что, в свою очередь, является движением назад, потому что мир так или иначе развивается. Мы этим шансом пока не воспользовались, и поскольку у нас отсутствовала генеральная линия, дальше детали начинали плохо работать, потому что сама концепция была заложена неправильно, и что мы имеем в результате? МСБ хорошо иллюстрирует общую ситуацию в экономике, потому что они не просто предприниматели, малый и средний бизнес – огромная социальная прослойка, кузница среднего класса. Соответственно, это огромная социальная проблема. Но вот было выделено 120 миллиардов тенге на поддержку МСБ, а если посмотреть на статистику, львиная доля этих денег ушла в северные области. То есть я хочу сказать, что одним освоением проблема не решается. Насколько это прозрачно, регулируемо, насколько контролируемо со стороны общественных организаций – вот в чем вопрос и вот от чего зависит конечный результат.
Второй момент – это множество посреднических организаций, которые расплодились в момент кризиса. Понимаю, что должен быть контроль. Но тому же МСБ деньги были выделены в ноябре 2008 года, а до адресата дошли весной следующего года. Причем на каждой инстанции росли проценты, пока до адресата не доходили по ставкам 14–16% годовых. Куда идут эти проценты – большой вопрос, тем более что в том же Нацфонде, если не ошибаюсь, деньги брали по 0,5–1%. Сам финансовый кризис можно сравнить с болезнью, которую либо побеждают, либо она усугубляется дальше. В нашем случае кризис начался с проблемы ипотечных кредитов в США, затем перерос в кризис финансовый, а с осени 2008-го – в глобальный экономический. И если дело пойдет так дальше, в сегодняшнем темпе, он рискует перерасти в кризис политический.
Конечно, нельзя отрицать, что, наряду с недостатками и недоработками, антикризисная программа в Казахстане имеет определенные позитивы. Однако, на мой взгляд, мы пока не смогли подступить к решению главного вопроса – выход нашей страны из кризиса перманентно зависит от цен на нефть и газ. Чтобы избежать этой зависимости не на словах, а на деле, необходимо правильно определить приоритеты экономического развития и, не распыляя силы и средства, двигаться к конечной цели – выживать не только за счет сырья.

• 60
• 57