Каратау: из Терискея на Кунгей

Есть у нас в республике места, о которых хотя бы понаслышке знают все — Боровое, например, или Баянаул. На юге страны к таким местам, без сомнения, можно отнести хребет Каратау, невысокую горную систему, протянувшуюся более чем на 400 км с юго-востока на северо-запад по территории трех областей: Жамбылской, ЮКО и Кызылординской.

Из Чимкента в Сызган
И так бывает — на протяжении менее чем ста километров пути одно и то же колесо у «Ауди», на которой мы ехали, лопалось дважды. Так что за помощью в райцентр Сузакского, самого северного района ЮКО, пришлось добираться на попутках. Глядя на встающий на горизонте хребет, мы вспоминали историю здешних мест. По-научному хребет Каратау – это «остаточная цокольная возвышенность, окруженная новейшими поднятиями», и населен он был с глубокой древности. Именно здесь археологи обнаружили одни из древнейших на территории бывшего СССР стоянки первобытного человека. С IV века до нашей эры в здешних местах жили загадочные племена кангюев, чью историю ученые только начали восстанавливать. При этом медные и свинцово-цинковые руды в недрах Каратау добывали издревле. Помощь в лице выделенной акимом района «Нивы» прибыла часа через два. И мы снова в пути. 300 км к северу от Чимкента. Слева хребет Каратау, справа бескрайняя равнина, предтеча знаменитой глинистой пустыни Бетпакдалы. Еще 70 км по пустому шоссе – и мы в ауле Козмолдак, сельского округа Сызган. Проводники будут только завтра, мы решаем дождаться их в горах, но прежде осмотр местной достопримечательности. В 1999 году здесь был возведен великолепный мазар. По местным легендам, именно в здешних местах погребен Сангылбий, прародитель казахского племени конырат. Сангылбий был одним из тех, кто в 1206 году поднимал на белой кошме Темучина, ставшего с тех пор «потрясателем вселенной» Чингисханом. Однокупольный мазар впечатляет своими размерами. На фоне аула, явно переживающего нелучшие времена, он смотрится чем-то инородным. Кстати, выяснилась любопытная деталь. Ярко-голубая плитка, которой выложен купол мазара, была содрана турецкими реставраторами со стен и куполов мавзолея Ахмеда Ясави в Туркестане, а предприимчивые сызганцы таким образом передали своему пращуру, который был язычником, часть святости великого суфия. Дует горячий ветер, клубы пыли закрывают дома и скотные дворы небольшого аула. А мы наконец отправляемся в ущелье, откуда начнется новый этап путешествия.

Под сенью белых фигур
Преодолевая многочисленные мелкие ручьи, «Нива» карабкается вверх по ущелью. Вокруг хаос холмов, на которых все чаще появляются скальные выходы. Странно, но вдоль ручьев почти нет деревьев, только пни, говорящие о том, что местное население свело древесную растительность на топливо. На дорогу вдруг выскакивает пустынная куропатка – бульдурук. А в небе парит огромная стая черных грифов. Не менее 30 этих величественных и редких ныне птиц описывают над нами концентрические круги. Возможно, где-то в холмах лежит павшая лошадь или корова… Дорога, по которой мы едем, была некогда проложена геологами, нашедшими в здешних местах месторождение талька. Сейчас здесь совершенно безлюдно. Разработка месторождения так и не началась. Зато геологи бросили здесь часть своего оборудования. Буровая вышка, какие-то железные проржавевшие агрегаты и относящиеся к 70-м годам «автографы» на камнях… Здесь автомобильная часть маршрута заканчивается. Завтра должны приехать на лошадях проводники, которые покажут нам путь к высшей точке хребта Каратау горе Бессаз – 2176 м. А пока «Нива» отправляется назад, а наша троица, в составе которой кроме меня телеоператор Рустам Корчиев и пресс-секретарь акима ЮКО, заядлый путешественник Кенес Исмаилов, отыскивает в небольшом ущелье на берегу ручья место для ночлега. На здешних скалах масса выходов белой породы. Особенно потрясают два белых силуэта: мужчина и женщина. В сгущающихся сумерках они, кажется, начинают шевелиться, и порой чудится, что скоро они спустятся к нам, чтобы узнать, кто же нарушил здешнее уединение. Но тишины наступившей ночи не нарушает ничто, кроме шума ручья и шелеста трав…

Подъем на терискей
Утро выдалось безоблачным, и краски ущелья казались неестественно яркими. Здешнее не тронутое скотом разнотравье вообще поразительно богато. Местами среди колокольчиков и маков попадаются целые поляны дикого лука и чеснока, мелкого, но весьма съедобного. Проводники, местный ветеринар и молодой чабан приехали часов в 10. Грузим рюкзаки на лошадей, сами идем пешком. Начинается подъем на хребет, а точнее подъем на терискей. «Терискей» и «кунгей» – очень емкие и присущие только казахскому языку понятия. Терискей – это северный склон хребта или горы, он более влажный и более суровый. Кунгей – склон южный, здесь раньше сходит снег, меньше влаги и растительности. Природа терискея и кунгея всегда разная, но, наверное, нигде это не проявляется так ярко, как в Каратау. Жители Сузакского района так и называют свой край Терискей, чем подчеркивают здешнее своеобразие и отличие от тех, кто живет в Кентау и Туркестане, то есть на Кунгее. Заросшая травой тропа ползет вверх, порой попадаются грибы, но их немного. Зато скалы, местами густо покрытые лишайниками, очень живописны. Вкрапления белой породы на них сменяются зелеными окислами меди, потом синими, а местами скалы отливают металлическим блеском. Даже далекий от геологии человек поймет, какое многообразие пород кроется в недрах хребта. Набранную с большим трудом высоту вдруг приходится сбрасывать, поскольку тропа пересекает глубокое ущелье. И вот здесь понимаешь, почему Каратау носит такое название, окружающие ущелье скалы совершенно черные. Мы карабкаемся вверх, и вот тут самое время вспомнить о человеке, который открыл хребет Каратау для современной науки.

Николай Северцев
Первое описание хребта дал ученый, чья жизнь неразрывно связана с Южным Казахстаном, – Николай Алексеевич Северцев, и было это всего 150 лет назад. Был он зоологом по образованию. По поручению императорской академии наук весной 1858 года он прошел из Ак-Мечети (Кызылорды) вверх по Сырдарье для изучения хребта Каратау. По пути делались зоологические сборы. Здешние места в ту пору еще принадлежали Кокандскому ханству. И ученый был схвачен. Впоследствии Северцев вспоминал: «Кокандец ударил меня шашкой по носу и рассек только кожу. Второй удар по виску, расколовший скуловую кость, сбил меня с ног – и он стал отсекать мне голову, нанес еще несколько ударов, глубоко разрубил шею, расколол череп… я чувствовал каждый удар, но, странно, без особой боли…» Ученого спасли два других кокандца, прекративших расправу. Раненый и больной Северцев пробыл месяц в плену в Туркестане и, как он писал позднее «… впервые познакомился с южными предгорьями Каратау в самых неблагоприятных для наблюдений условиях». Освободили ученого кокандцы лишь после ультиматума командования российских войск, располагавшихся в Ак-Мечети. После возвращения в Петербург Николай Алексеевич отказался от места доцента в Киевском университете и вновь вернулся в Среднюю Азию. Вторично он исследовал Каратау в 1865-1866 годах и именно тогда доказал, что этот хребет не отдельная горная страна, а северо-западный отрог Тянь-Шаня и длина его 420 км.

С точки зрения науки
Современная наука определила, что горы Каратау сложены докембрийскими и палеозойскими породами, причем весьма своеобразными, что и определяет многообразие залегающих здесь полезных ископаемых. Хребет лежит в пределах шестибалльной сейсмической зоны, хотя никаких свидетельств о разрушительных землетрясениях в здешних местах не сохранилось. Вопреки устоявшемуся мнению Каратау не слишком древние горы. На перевале Чакпак горы до сих пор растут со скоростью 12 мм в год. А вот массив высшей точки хребта горы Бессаз, или как его называют местные жители Мынжылкы (тысяча кобылиц), гораздо древнее окружающих гор.

Перевалы и долины
К обеду второго дня путешествия мы достигли очередного перевала, седловину которого обрамляли удивительно причудливые скалы. Здесь резко континентальный климат показал все свои прелести. Жара мгновенно сменилась холодом, налетел шквальный ветер и полил дождь. Пришлось сооружать импровизированное убежище из полиэтилена под большим камнем. К счастью, он оказался быстротечным, и мы продолжили путь среди хаоса скал и переплетения небольших узких ущелий. Вскоре выяснилось, что северный склон – терискей – мы миновали. Впереди лежали долины внутренней части хребта. И по странности окружающий пейзаж здорово напомнил Тибет из знаменитого фильма с Брэдом Питтом. Сразу за перевалом мы попали в красивейшую долину, где были снег и водопад на ручье. Остатки каменной кладки какой-то постройки. Скала в виде лика идола и скала с отпечатавшимся на ней белым пером. Уходить отсюда не хотелось. Ну чем не «место силы» по Кастанеде. На выходе из долины в очередной раз обращаем внимание на то, как зарастают горные тропы. Процесс этот естественный, ведь нагрузки на здешние пастбища значительно сократились. Если раньше в ауле, откуда мы начинали путь, содержалось 60 тыс. голов овец, то сейчас их там 15 тыс., а здешние пастбища, по словам специалистов, оптимально могут прокормить 40 тыс. голов скота. Между тем день клонился к вечеру, и стало ясно, что нашим мечтам о достижении Бессаза сегодня не сбыться. Вокруг раскинулись долины внутреннего Каратау с типичными ландшафтами горной тундры: небольшие болотца, мхи, мелкие и очень яркие цветы, образующие целые ковры. Местами мы встречали заброшенные загоны для скота и остатки каменных хижин. На одну из таких хижин и указали нам проводники как на место для ночлега. Из надписи на камне выяснилось, что построил ее в 1932 году некий Ирисмат-ака, вероятно, скрывавшийся от коллективизации. Прямо возле хижины мы набрали прекрасных грибов. И тут выяснился любопытный нюанс: наши проводники очень удивились тому, что мы хотим их есть, и еще больше удивились, узнав, что на чимкентском базаре за килограмм таких грибов можно получить 200 тенге. И это в то время, как все грибные места в степях области давно поделены местными жителями, делающими на грибах неплохой бизнес. Грибной суп приправляем найденными здесь же диким луком и крапивой… Рядом шумит речка Баялдыр, которая доставляет столько хлопот Кентау, заливая тамошние шахты. На закате проводники уезжают. Весь дальнейший путь нам предстоит проделать в одиночестве и по словесному описанию, оставленному нашими недавними спутниками.

Тоскаул
Утром третьего дня путешествия, едва взойдя на очередную седловину, натыкаемся на несколько каменных могил, возле которых разбросаны рога архаров, причем среди рогов, выбеленных временем, попадаются и совсем свежие. Оказалось, что Кенес еще накануне выяснил у проводников, что это могилы легендарного батыра Тоскаула и его семьи. Все они были вырезаны джунгарами. В XVII-XVIII веках в период наиболее ожесточенной борьбы Казахского ханства с его восточными соседями джунгары рвались на юг именно через ущелья Каратау. Батыр Тоскаул, легендарный исполин, долго удерживал здешний перевал пока джунгары не явились сюда со значительными силами. Батыр погиб, вся его семья была вырезана. Имя Тоскаула до сих пор чтят в здешних местах, и охотники считают своим долгом приносить ему в жертву рога добытых животных. К периоду борьбы с джунгарами относятся и расположенные в Каратау сигнальные башни, на которых разводились костры, и поселения-убежища, куда местные жители скрывались при приближении врагов.

Бессаз
Сразу за перевалом Тоскаула оставляем рюкзаки в долине и начинаем подъем на массив Бессаз, возвышающийся черными массивами над зелеными джайляу. Бессаз в переводе с казахского означает «пять источников влаги», и действительно в здешних местах масса родников. Вскоре на склоне горы мы с удивлением увидели пару мирно пасущихся ослов, а потом наткнулись на каменную нору с разложенными там вещами. Впоследствии выяснилось, что здесь расположились охотники на архаров. Этого редчайшего зверя в Каратау осталось не более 300 голов. Лицензия на его отстрел для иностранцев стоит 9000 долларов и дается только с разрешения института зоологии НАН РК. Но местные жители истребляют архара нещадно, а охранять его здесь просто некому. Сокращение численности горного барана привело к тому, что архарам угрожает депопуляция и полное исчезновение. Но охотники уверены, что «в своих горах они вправе стрелять кого угодно». Впрочем, двум джигитам-охотникам на этот раз не повезло: архаров они даже не видели. Забегая вперед, замечу, что не видели их и мы за все путешествие. Идем вверх по тропе, петляющей среди скал и осыпей. Вновь налетает ветер, льет дождь, который переходит в град. Подъем на вершину занял часа два. В сложенном из камней туре мы не обнаружили никакой записки. Налетавший с юга ветер, казалось, хотел смести нас на северную сторону, где виднелся знаменитый поселок уранодобытчиков Таукент. Ну вот и все, высшая точка Каратау покорена. Можно возвращаться к людям. Впереди спуск в Кентау, но мы и подозревать не могли, какие испытания уготованы нам впереди…

По старой тропе
Ветер и дождь не дают нам покоя и на спуске. Но едва мы дошли до рюкзаков, как выглянуло солнце. Доедаем последние продукты. Тропа, на которую указали нам проводники, должна вывести нас к людям, живущим на Кунгее, часов через пять. Если бы мы знали, как неверны оказались эти расчеты!.. Сначала тропа была просто великолепна. Некогда по ней перегоняли скот на продажу с северного склона на южный. Пользуются ей и сейчас, но редко. Пересекаем широкую долину, поднимаемся на гребень. Возле тропы целое поле каменных курганов. Те, что побольше, а значит, и побогаче, были ограблены еще в древности, о чем свидетельствуют заросшие травой воронки на насыпях. Бедные курганы внимания древних грабителей могил не привлекли, у современных археологов руки до них не дойдут тоже еще очень долго. Так что захороненных под ними саков никто не потревожит. Хотя в нужном нам направлении идет немало ущелий, проводники заранее предупредили нас, что все они очень узкие и почти непроходимые. Тропа ведет по сухому плато с крошащимися под ногами камнями, больше похожими на декоративную плитку. А вот и первый петроглиф. На покрытой патиной, почти черной скале отчетливо видна… свастика. Этот древний солярный символ был присущ многим народам. И остается только гадать, кто и когда выбил ее здесь. Но то, что рядом мы нашли выбитые на камне изображения архаров, говорит в пользу того, что тропой этой пользовались издревле. Но что это? Мы спускаемся со склона очередного увала, и вдруг тропа разбегается по трем направлениям. Указующего камня, как в сказках нет. И мы решаем идти по центральной тропе, которая показалась нам наиболее набитой. Ах если бы знать, как мы ошибались…

Без руля и ветрил
Сначала наш путь плавно спускался по склону широкого сая, заросшего прекрасными тюльпанами. В одном месте на склоне мы увидели три идеально ровных круга, образованных растительностью. На ум сразу пришли загадочные круги на хлебных полях, которые оставляют НЛО. Наш феномен объяснить, наверное, труднее. Но солнце клонится к закату, надо спешить. Тропа выводит на большую поляну. Из огромного камня течет родник. Вокруг остатки каменных хижин. А одна из них вообще была вырублена в скале. Кто и когда здесь жил? Есть, правда, надпись на скале, датируемая 1987 годом, но вряд ли строили хижины из камня жертвы перестройки… Вновь подъем по склону, вновь изображения архаров на камнях. И вдруг тропа обрывается. Справа и слева глубокие узкие ущелья, по которым струятся потоки. Кенес предлагает вернуться к развилке. Я уверен, что до темноты мы не успеем сделать это, и настаиваю на спуске в ущелье. Движение вниз по реке – гарантия выхода в цивилизацию. Камни сыпятся из-под ног. Закатное солнце вдруг закрывает огромная туча. Еще минута, и град, величиной с фасоль, барабанит по нашим телам. Промокаем до нитки в считанные секунды. До темноты еще минут 40, но психика сдает. Кажется, что наступает ночь, а на этом крутом склоне просто негде прилечь. Скорее вниз… Место для палатки на стыке двух ущелий нашли с трудом. Есть нечего, да и промокло все вокруг настолько, что разведение костра было бы сущей пыткой. Благо палатка встает сама. Засыпаем мгновенно.