Страхи «третьего возраста»

Волатильность тенге усиливает стресс в финансовой системе Казахстана. 

Индекс финансового стресса Казахстана от кредитного рейтингового агентства ACRA (ACRA SFSI KZ) в 2018 году вырос до 3,63 пункта с 2,6 пункта годом ранее. Возросшая нестабильность финансового рынка Казахстана связана преимущественно с валютными рисками, сообщили в агентстве. Увеличение стрессового индекса Казахстана по итогам 2018 года в основном вызвано ростом триггерного компонента, связанного с валютным риском — волатильность курса тенге выросла на 63% во втором полугодии 2018 года, тогда как триггер риска рефинансирования — спред ставок на рынке — за указанный период увеличился на 4%.

Во второй половине 2018 года наблюдалась тенденция постепенного ослабления курса национальной валюты Казахстана, однако в четвертом квартале волатильность тенге существенно повысилась. При этом рост триггера, связанного с риском рефинансирования, не был значительным, что отражает слабую волатильность рыночных ставок и, пусть и высокие, но стабильные дисбалансы по ликвидности. В целом стабильность последнего компонента обеспечила сдержанная процентная политика Национального банка, говорится в новом отчете ACRA.

В октябре 2018 года Нацбанк повысил базовую ставку на 0,25 процентных пункта до 9,25% на фоне ожиданий проинфляционного давления, связанного с внешнемакроэкономической средой, в том числе влиянием инфляции в России и ценами на базовые экспортные товары Казахстана. С тех пор ставка не менялась, что укрепляет стабильность по дисбалансу ликвидности, уровень которого в целом остается достаточно высоким.

Кроме того, на рынке наблюдается избыток ликвидности в тенге; о чем свидетельствует тот факт, что уже длительное время таргетируемый индикатор ТОNIА находится на нижней границе таргет-коридора Нацбанка. Избыток ликвидности может быть отчасти связан с выходом нерезидентов из нот регулятора, а отчасти — со стимулирующей политикой правительства Казахстана, нацеленной на поддержку ряда коммерческих банков страны, и с запуском новой ипотечной программы доступного жилья «7-20-25».

Что касается дисбаланса ликвидности в разрезе по секторам, то рост ликвидности в тенге отчетливо наблюдается в финансовом секторе и особенно заметен он у нефинансовых компаний. У населения ликвидность в тенге наиболее значительно выросла в начале 2018 года, а в нефинансовом секторе — во второй половине 2018-го. Если первое можно объяснить ростом номинальных доходов населения, то второе, вероятно, связано с оживлением кредитования в экономике.

Валютный дисбаланс обусловлен в основном динамикой нефинансового сектора: во второй половине 2018 года наблюдалось сокращение валютных процентных расходов при увеличении экспортной выручки. В связи с этим значение валютного дисбаланса практически не изменилось.

Однако данный фактор носит исключительно временный характер, так как сильно зависит от конъюнктуры внешних рынков.

Учитывая тот факт, что рост показателя стрессовости экономики Казахстана обусловлен триггерными компонентами, наиболее существенным потенциальным риском для страны является риск усиления волатильности валютного курса тенге. Это связано с тем, что в 2019 году ожидается снижение экспортной выручки при относительно высоком потенциале выплат по первичному доходу текущего счета платежного баланса, отмечается в отчете организации.

С точки зрения триггерного компонента, связанного с риском рефинансирования, существенных потенциальных рисков не наблюдается, поскольку инфляция и инфляционные ожидания, как ожидается, останутся на умеренном уровне, а Нацбанк сохранит стабильную процентную политику.

Стоит отметить, согласно исследованиям ACRA важность конъюнктуры нефтяных цен в формировании ВВП Казахстана переоценена: на протяжении почти 20 лет ключевым фактором служил структурный рост на основе базовых источников – труда и производственного капитала. В Казахстане вероятен перегрев экономики в связи с превышением итогового роста над структурным, что будет способствовать усилению инфляционных процессов.

Динамика сглаженного темпа факторной производительности Казахстана демонстрировала рост до 2003-го года включительно, снизившись до уровня 1,4%, это указывает на ослабевающий мультипликативный эффект от бума добычи нефти в 2000-2007 годах. В экономике страны остаются возможности для усиления отдачи от вклада базовых производственных ресурсов.

Потенциальный рост экономики Казахстана в целом совпадает с фактическим. С 2014 года разрыв между двумя показателями практически не наблюдается, а его величины в среднем колеблются примерно на нулевом уровне.

В связи с превышением фактического уровня роста ВВП над потенциальным есть вероятность перегрева в экономике, что может усилить инфляционные тенденции. Однако поддержка инфляционных процессов потенциальным перегревом может стать риском и потребовать со стороны регулятора дополнительных мер по изъятию ликвидности, приходят к заключению аналитики.

В Казахстане, как и в большинстве стран – экспортеров сырья, валютный риск сильнее, чем процентный, а уровень финансового стресса в системе в большей степени зависит от волатильности валютного курса, и в меньшей — от спреда ставок. С 2010 по 2013 год волатильность курса тенге была минимальной за весь период расчета индекса, что по времени совпадает с периодами нулевых значений финансового стресса в системе.

Также эксперты ACRA прогнозируют, что Россию, одного из ключевых торговых партнеров Казахстана, ожидает спад ВВП примерно на 2–3%. В варианте без стресса — замедление роста ВВП на протяжении двух указанных лет до менее 1%. Ввод в действие во второй половине 2019 года трубопроводных мощностей в США может привести к существенному снижению цен на нефть на мировом рынке. Этот эффект, вероятно, перевесит связанное с санкциями сокращение экспорта нефти из Ирана и последствия новых договоренностей в рамках ОПЕК+.

Снижение доли населения трудоспособного возраста, переход в режим более низкой инфляции, рост доли азиатских стран в товарообороте и финансовых отношениях, а также реализация заявленных мер экономической политики и сохранение уже введенных санкций — эти структурные явления будут определять развитие российской экономики в ближайшие 5–10 лет.

^{иллюстрации из открытых источников}

• 54
• 55