Россия потеряла ЗРК С-400, которые купил Китай

О великом художнике вспоминают его зять и названый сын. 

Шакену Айманову в этом году исполнилось бы 105 лет. А не стало его 22 декабря 1970 года, он погиб в Москве. В этот день, сразу после окончания пленума Союза кинематографистов СССР, ему сообщили, что на следующий день он во главе делегации советских кинематографистов должен вылететь в Объединенные Арабские Эмираты. Была пятница, конец рабочей недели, и Айманов поспешил в Госкино, чтобы успеть оформить документы. Возвращаясь, не стал спускаться в подземку, а решил просто перейти улицу. Дошел до середины, и тут машины пошли сплошным потоком, и на него налетела белая «Волга». Айманова отбросило на бордюр. В 12 часов ночи режиссер скончался на операционном столе института имени Бурденко…

«Конец атамана» 

— Мы улетали из Москвы с прахом Айманова вечерним рейсом, — вспоминает народный артист СССР Асанали Ашимов. — На пассажирских лайнерах в то время не разрешалось перевозить тело, но Кунаев добился. Пассажиры, услышав скорбную весть, подходили к нам выразить соболезнование. Когда стали разносить ужин, никто к нему не притронулся. Самолет был словно мертвый – все сидели без движения. Приземлились мы ранним утром, но площадь перед зданием аэропорта была полна – алматинцы пришли встречать Айманова. Многие из них не верили, что его больше нет в живых. Кто-то из киношников сказал в день его похорон: «Конец атамана» и конец Айманова». А меня, видимо, атаман спас: он погибает, но мой Чадьяров остается живым.

Люди думают, что в эту картину я попал по блату (я ведь был женат на его дочери Майре), но режиссер, приглашая меня на роль, думал в первую очередь о себе. Все творческие люди эгоисты, и Шакен Кенжетаевич не исключение. Будь иначе, он снимал бы только актеров-родичей из Среднего жуза. Например, своего родного брата Каукена Кенжетаева. Но Шакен-ага не знал ни жузов, ни музов, он ценил в людях творчество. Во мне ему в первую очередь приглянулась внешняя фактура. Съемки «Кыз Жибек», где я играл Бекежана, были в самом разгаре, когда появился сценарий картины «Конец атамана». Очерк в «Известиях» о казахском чекисте Касымхане Чанышеве прочитал Кунаев и встретился с Аймановым, тогда художественным руководителем «Казахфильма», чтобы сказать ему: «Это же готовое кино! Почему не снимаете?». Шакен Кенжетаевич тут же позвонил Андрону Кончаловскому, молодому, подающему большие надежды сценаристу и режиссеру. Сказал, что «Казахфильм» получил госзаказ и срочно нужен сценарий. Кончаловский приехал в Алма-Ату, и они вместе с полковником КГБ Тропининым в одном из санаториев сели писать сценарий. Перед этим Айманов пригласил Андрона домой и познакомил со мной: «Вот артист, который будет играть главную роль. Под него и пиши».

У меня сердце упало от этих слов: «Как же так?! Я ведь уже занят в «Кыз Жибек»! Я не успею!». Шакен Кенжетаевич невозмутимо ответил: «Не вздумай отказываться. Зарубежные артисты снимаются одновременно в нескольких картинах. И ничего – успевают». Ну хорошо, как-нибудь приноровлюсь. А как быть с бородкой? Сбрить я ее не могу – тогда это будет уже не Бекежан, а у чекистов ведь не должно быть каких-то особых примет – ни бородавки, ни родимого пятнышка, ни шрама. Шакен Кенжетаевич всегда славился тем, что мог найти выход из самой, казалось бы, безвыходной ситуации. Он велел оставить только бородку: «Ничего, в кино художественный вымысел допускается». Так бородка и осталась у меня на всю жизнь…

«Конец атамана» был готов даже раньше «Кыз Жибек». Мы его сняли всего за три месяца. Шакен-ага, кажется, остался доволен моей работой. Я это понял уже после окончания съемок. Он позвонил из монтажной мне домой и попросил дочь: «Майкоза (он так ласково называл Майру), передай через Асанали чего-нибудь вкусненького». Прибегаю с полными сумками, а он сидит, уже расслабленный, с рюмкой коньяка в руках. Я накрыл стол, Шакен-ага хорошо закусил (он вообще любил вкусно поесть, а уж стряпню дочери просто обожал), и похлопал меня по плечу: «Жаксы, бала!».

… Я никогда не задумывался о возрасте Шакена-ага. Оказывается, было ему всего 56. Доброжелательный, простой и никогда не унывающий весельчак – таким он сохранился в памяти тех, кто его знал. Остроты так и сыпались из него, вызывая вокруг веселое оживление. Казалось, Шакен Кенжетаевич всегда был в движении, и, сколько помню, все знакомые и малознакомые люди «паслись» в его карманах. На просьбу занять денег он, не отрываясь от шахмат, отвечал: «Возьми в кармане». И думаете, кто-нибудь возвращал ему долги? Я сам ни разу такого не видел. А каким Шакен был на сцене! Никогда не забуду его Петруччио в «Укрощении строптивой». Когда они вместе с Катариной — Хадишой Букеевой — выходили на сцену, зрительный зал вставал как один – настолько это было красиво и торжественно. Другого такого человека, на кого хотелось бы равняться, быть чем-то похожим, встретить мне в жизни больше не довелось.

Меня потрясал диапазон его общения. От старика чабана, которого он случайно встретил в степи и подружился на всю жизнь, и до всемирно известных звезд. Помню, как на международном кинофестивале, который проходил в Москве в конце 60-х, Шакен Кенжетаевич на банкете в ресторане «Националь» отплясывал с Элизабет Тейлор буги-вуги… Подозреваю, что делал он это впервые, но он и его партнерша удостоились первого приза.

«Земля отцов» 

Народный артист РК, певец Мурат Ахмадиев считает Шакена Айманова своим названым отцом.

— Если мой родной отец Абдураим научил меня отдавать искусству пения душу, то названый отец, Шакен Айманов, открыв глаза на творческий мир, дал понять, что только трудолюбием и добрым отношением к людям можно в жизни добиться чего-то, — говорит он.

Рядом с основоположником казахского кино Мурат Ахмадиев прожил три года.

— Я стал знаменитым в 14 лет, когда на казахском телевидении (это был 1965 год) сняли мой первый фильм-концерт, — вспоминает он. — Я ведь, как поющий мальчик, выигрывал все школьные творческие олимпиады – районные, городские, областные, республиканские. 

Когда фильм показали по центральному телевидению, меня стали заваливать письмами со всех концов Союза, и называть не иначе как казахстанским Робертино Лоретти. Легендарная Лазиза Аймашева, одна из первых в республике телевизионных дикторов, повезла фильм за границу. По приезде она рассказывала, что в Канаде по просьбе телезрителей его крутили семь раз за вечер. Многие искали со мной дружбы. От звездной болезни спасли отец и мать. Они в отношении меня, старшего из четверых детей, поступили очень мудро. Они внушали, что голос мне подарен Богом, а сам я еще ничего не сделал, чтобы быть лучшим. Мать, например, чтобы не снесло «башню», подсовывала то одну, то другую работу по дому.

Тот фильм попался на глаза московскому режиссеру Владимиру Курочкину, и он пригласил на пробы в фильм «О чем молчала тайга». Я сыграл в этой картине роль хакасского мальчика Алеши, моими партнерами были Лев Поляков и Георгий Жженов. После выхода фильма меня стал разыскивать «Казахфильм». Ассистент режиссера, которая пришла за мной в школу, сообщила по дороге на киностудию, что мной интересуется сам Айманов, мне эта фамилия тогда ни о чем не говорила. Киностудия располагалась на пересечении улиц Комсомольская и 8 марта, в том здании, где сейчас находится филармония имени Жамбыла. Первое, что бросилось в глаза — по огромному коридору расхаживают люди со знакомыми мне лицами. Среди них я узнал, например, молодого Асанали Ашимова. Меня привели в большой кабинет, а там накурено и полно народу. Все крутились вокруг двоих шахматистов. Одного я узнал сразу. Это был Алдар-Косе из одноименного фильма! «Это и есть Шакен Айманов», — сказала ассистент. Сидевший напротив него человек оказался знаменитым кинооператором Марком Берковичем. 

Айманов велел готовить меня к пробам. Пока я переодевался, Шакен-ага рассказывал, кого я должен сейчас сыграть: «Тебе 14 лет, ты влюблен в 18-летнюю односельчанку Марьям. Ты едешь в поезде, проснувшись ночью, будишь соседа и рассказываешь чужому человеку о своей любви». Я представил сцену, прочитал текст и начал играть. Второго дубля не потребовалось. С фильмом «Земля отцов» мы объездили много стран и фестивалей. Запомнилась поездка в Азербайджан. Две киностудии – «Казахфильм» и «Азербайджанфильм», сколотив команды, на бакинском пляже играли в футбол. За то, что я забил много голов, Шакен-ага прозвал меня Паркуяном – это знаменитый нападающий сборной СССР. Те, кто меня знает с той поры, и сейчас зовут меня так.

Когда фильм был успешно сдан, Шакен-ага пришел к нам домой. Наша семья сидела за чаем. Айманов прямо сказал моим родителям: «У вас четверо детей, выучить всех сразу будет трудно, а у Мурата есть и способности, и возможности стать кинорежиссером. Отдайте мне его на воспитание». Для моих родителей Айманов был большим авторитетом, и они согласились. Я переехал жить к Айманову. Моя жизнь с той поры стала совсем другой – не лучше, а интереснее и насыщеннее. Человек-фейерверк, человек-праздник, он не любил одиночества. Если шел в ресторан, то обязательно с компанией, и за всех платил. Кстати, большой гурман, дома готовил только сам. При этом продукты закупались только свежайшие и только на рынке. Но люди тянулись к нему, конечно, не из-за того, что в его доме можно было вкусно поесть. С ним было просто интересно. Рассказы, которые нигде услышишь, песни, танцы, остроумные анекдоты и шутки…. Я каждый день учился у него чему-то. Казалось бы, что особенного – сходить вместе с ним на базар за продуктами? А это был великий урок – относись к людям, которые будут сидеть вечером у тебя за столом, с уважением.

Всех подкупали широта его души, позитивный жизненный настрой, искрометный юмор и огромная эрудиция. Знаменитости с мировыми именами с удовольствием принимали приглашения побывать в его доме. Там я видел Элину Быстрицкую, Надежду Румянцеву, Наталью Фатееву, Анатолия Зацепина, Михаила Пуговкина и даже Софи Лорен. Элина Быстрицкая, помню, приняла меня из-за маленького в те годы роста за подростка лет 12, хотя мне шел уже 17 год. Увидев, что она обнимает и тискает меня как ребенка, Шакен Кенжетаевич пошутил: «Осторожнее. Он ведь у нас почти жених». Кстати, знаменитая актриса оказалась гораздо красивее, чем на экране – даже не верилось, что эта красота реальная. А Софии Лорен оказалась очень скромной. Пробыла она у нас недолго – всего часок-другой, выпила чаю, а потом одарила всех своей ослепительной улыбкой и попрощалась.

Шакен Кенжетаевич хотел, чтобы я после школы поступил вначале на актерское отделение Щепкинского училища, а после на режиссерский факультет ВГИК. Но тут у Айманова один за другим пошли проекты. «Ангел в тюбетейке», «Конец атамана»… В эпизоде сватовства городского старика к героине Амины Умурзаковой я, кстати, сыграл в «Ангеле» парнишку, который вместе с сестренкой азартно отплясывает. Актеры любили работать с Шакеном Кенжетаевичем. Ведь почему в Казахстане так и не создано ни одной комедии, способной вызывать такой же искренний добрый смех, как аймановские? Потому что сам он на съемочной площадке не нервничал, а актерам предоставлял творческую свободу.

… В 1969-м мы с Аймановым не успели в Москву – он освободился только осенью. «Ничего, поедешь в следующем, — сказал мэтр. — А чтобы не терять время, поучись год в консерватории». Все планы оборвались после трагической гибели Шакена Кенжетаевича… В память о нем я, единственный из 12 поступивших на факультет хорового дирижирования с подготовительного отделения, закончил консерваторию. Остальные не выдержали: наш факультет был одним из самых трудных даже для тех, кто окончил музыкальную школу или училище. Но мне опять повезло. Мой консерваторский педагог Базаргали Жаманбаев сделал из меня, не имевшего за плечами музыкального образования, профессионального музыканта.

Меня потом часто спрашивали, чему я научился, живя рядом с Аймановым? Сегодня на этот вопрос я бы ответил так: он научил меня быть уверенным в себе. Когда я поступил в консерваторию, Шакен-ага сказал, помнится, своим племянникам – сыновьям старшего брата Абдукарима: «Учитесь у него трудолюбию. Пройдет время и он станет столь известным, что у него будут брать автографы». Мы все тогда посмеялись: я совсем не походил на того человека, каким видел меня в будущем Шакен Кенжетаевич. Но он, видимо, знал, о чем говорил. Закончив консерваторию, я создал ансамбль «Яшлык», чья слава не уступала знаменитому «Дос-Мукасану». Наш ансамбль первым среди музыкальных уйгурских коллективов получил звание лауреата премии Ленинского комсомола Казахстана.

Я живу с чувством, словно звезда Шакена Айманова продолжает освещать мне дорогу. Да, я не стал кинорежиссером, но стал деятелем культуры. И сейчас стараюсь делать все, чтобы через нее поднимать духовность народа. И не только родного уйгурского, а всех казахстанцев, поскольку смею считать себя таким же интернационалистом, каким был мой великий названый отец.

иллюстрации из открытых источников

• 63
• 65