Отношение к детям как индикатор состояния общества

Инициатива прозрачности добывающих отраслей была инициирована Тони Блэром в 2002 году. В Казахстане она реализуется с 2005 года, по состоянию на январь 2019 года успешность внедрения стандарта ИПДО-2016 в нашей стране оценивалась как “значительный прогресс”.

Мы поговорили со Светланой Ушаковой, президентом ОФ “Институт национальных и международных инициатив развития” (ИНМИР), о том, зачем нужен стандарт ИПДО, почему ИПДО не может быть частью корпоративной социальной ответственности и как общество может приучить бизнес к открытости и ответственности.

— Светлана, как появилось понятие корпоративной социальной ответственности и о том, как общество может стимулировать ее развитие?

— Большая часть общества у нас не совсем понимает суть корпоративной социальной ответственности, саму философию. Она выросла из концепции устойчивого развития, которая базируется на учете экологических и социальных рисков при экономическом развитии. Когда мы говорим о корпоративной социальной ответственности, важно понимать, что мы говорим о бизнесе, а у бизнеса основная цель — получение прибыли. Почему бизнес пришел к КСО? Потому что в ХХ веке стало понятно, что учет экологических и социальных рисков не менее важен, чем учет рисков экономических. Забастовки или экологические катастрофы точно так же, как экономические кризисы могут подорвать экономическую стабильность корпорации. Отсюда и появился стандарт нефинансовой отчетности: компаниям нужно не только зарабатывать деньги, но и заботиться об экологии и работать с местным сообществом, с общественностью, чтобы обезопасить себя. 

Уровней КСО несколько, и первый связан с самой компанией. Мы все должны начинать с малого, с себя. Каждая компания должна соблюдать технику безопасности, трудовое законодательство, права человека, производить качественную продукцию согласно стандартам качества и т.д. Потом круг расширяется: компания начинает выстраивать систему поддержки близкого окружения работников компании. Например, оплачивает страховку работникам и их семьям , строит  детские сады их детям, отправляет сотрудников по путевкам в санатории и т.д. Вот когда это уже выполняется, компания готова выйти на следующий уровень: работать с населением, с экологическими и социальными рисками в регионе присутствия. Например, строить дороги для города и социальные объекты, поддерживать благотворительные программы и т.д. 

Понятно, что на практике у больших компаний эти уровни смешанные, поэтому не всегда понятно, кто за что ответственен и кто следить за исполнением обязательств. За соблюдением законодательства, естественно, следит государство в лице соответствующих органов. Общественность здесь может требовать принятия законов, регулирующих действия бизнеса. На внутреннем уровне, когда компания внедряет дополнительные стандарты социальной ответственности перед своими работниками, клиентами и другим близким окружением, роль государства уже слабее, зато велика роль трудовых коллективов, профсоюзов, а также отношение клиентов к продукции компании. Когда же мы говорим о третьем уровне, где проявляется в полной мере учет социальных и экологических рисков и их влияние на экономическое развитие компании, то здесь роль государства минимальна, зато взаимодействие компании и общественности становиться очень и очень значимым. На нас, как на общественность, ложится не меньшая доля ответственности по внедрению КСО, чем на компанию. Ведь именно общественность должна формулировать свои потребности, говорить о проблемах и предлагать компаниям пути решения. У общественности есть много сильных инструментов влияния на компании, которые игнорируют интересы сообщества или экологическую безопасность — от общественного мониторинга компаний по соблюдению того же экологического законодательства или трудовых прав работников до бойкота продукции компаний, которые грубо нарушают социальные и экологические нормы. Хотя стоит констатировать, что наше общество пока несколько инфантильно и слабо использует инструменты своего влияния.

— Но потребитель в Казахстане не может устроить бойкот любой компании. С малым и средним бизнесом проще, а что делать с государственными корпорациями? Например, я не могу как в Германии выбирать поставщика газа или электричества, и не могу отказаться от продукции этой компании, если мне не нравится ее отношение к работникам. Я как потребитель просто это не контролирую — за меня решает государство. И как мне тогда влиять на подобные корпорации?

— Это не вопрос КСО — это вопрос регулирования монополий в государстве, поэтому спрашивать нужно с государственных органов. А может даже и общественность, раз мы не требуем реформирования такого законодательства, которое лишает нас права выбора. Такое положение — результат монополии в определенной сфере производства. КСО вырастает из экономических выгод: если нет конкуренции, то КСО как инструмент в компании не нужна, ее просто незачем внедрять, никаких дополнительных благ компании она не принесет.   

— Расскажите про стандарт ИПДО (Инициатива Прозрачности Добывающих Отраслей) — он похож по концепту на КСО, но при этом не является ее частью.

— Действительно, ИПДО не является в чистом виде КСО, так как требования ИПДО обязательны и регулируются законодательством. Я бы назвала ИПДО начальной школой для развития КСО.  ИПДО – это инициатива, которая требует публикации данных об обязательных налоговых и неналоговых платежах компаний недропользователей государству. К обязательным платежам в нефтегазовом секторе относится также раздел “социальные инфраструктурные проекты”, сокращенно СИП. Они определены в лицензионно-контрактных условиях, т.е.это договорные обязательства недропользований. СИП — это не налог, но обязательный платеж, это деньги, которые остаются в регионе и должны направляться на решение социальных проблем или развитие инфраструктуры региона присутствия компании. От КСО СИП отличаются тем, что они обязательные, хотя по своей природе они тоже направлены на решение социальных проблем. Недропользование — достаточно рисковый бизнес, особенно с точки зрения экологии, да и на социальную среду недропользование влияет не всегда благоприятно. Поэтому и СИП, и экологические платежи должны направляться на снижение негативного влияния добычи ресурсов на жизнь, быт, экологию и здоровье людей. 

— Кто следит за внедрением стандарта на практике?

— В стандарте ИПДО прописано, что любые решения, будь то форма отчетности, выбор аудитора или что-то еще, принимаются в трехстороннем порядке. Это так называемый “волшебный треугольник” — государство, общество и бизнес (в данном случае добывающие компании). У нас в стране создан  Национальный Совет Заинтересованных Сторон, где каждую сторону представляют одинаковое количество людей, а решения принимаются консенсусом. Эти решения являются обязательными для всех участников. Если на НСЗС будет принято решение об изменении законодательства, то уполномоченные государственные органы предпримут необходимые меры для внесения этих изменений в законы РК.  Процедура выборов в Национальный совет прозрачна: они проходит раз в год, со стороны общества туда могут попасть и представители НПО, и физические лица — эксперты. Для представительства общественности в НСЗС и выработки общей позиции НПО создали Диалоговую площадку. На выборы в Диалоговой площадке не могут влиять и воздействовать ни государственные органы, ни добывающие компании.  Основываясь на своем опыте работы в различных межсекторальных инициативах и структурах, могу заявить, что это единственная на данный момент площадка, где общественность независима и может влиять на принятие решений и предлагать свои пути. Поэтому ИПДО — хорошая возможность научиться, пусть и пока на примере одного сектора, сотрудничеству трех сторон, совместному нахождению решений, их реализации и популяризации. Понятно, что не все получается сразу, но мы постепенно двигаемся вперед.

— Что происходит после выделения денег на  СИП добывающей компанией?

— Самый главный продукт стандарта ИПДО — это публикация отчета по сверке: сколько денег компания заплатила и сколько государство получило. Цель — исключить утаивание доходов добывающего сектора, как со стороны компаний, так и со стороны недобросовестных чиновников, показать прозрачность системы учета финансовых платежей. По большему счету, на этом ИПДО останавливается. Но смысл ИПДО все-таки в том, чтобы данные, которые публикуются в отчете по ИПДО, вызвали дискуссии в обществе. Они должны привести к активному диалогу между обществом и государством о том, как использовать доходы от добывающей промышленности для блага всех граждан страны. Когда мы не знаем, сколько мы зарабатываем как страна, мы не можем обсуждать, на что полученные деньги тратить. У нас, у общества есть право направлять запросы о целевом использовании тех же СИП. Точно такая же возможность есть у самой компании — они имеют право спросить с акимата: “Где тот миллион долларов, который мы выделили на СИП? Что на эти деньги было построено?”. И акимат обязан ответить на запрос.

— Но ведь каждый отчет каждой компании не проверишь. 

— Почему не проверишь? Проверишь. Надо только быть заинтересованными в результате. У нас достаточно инструментов и полномочий для такого мониторинга. Если общество не будет это самостоятельно контролировать, никакое КСО не будет развиваться на практике, даже если соответствующая стратегия и прописана где-то в планах и программах. КСО — это в первую очередь понимание и заинтересованность самого бизнеса в создании благоприятной экологической и социальной среды. Здесь не помогут международные организации или какие-то внешние стимулы, не может быть санкций, потому что КСО — вещь добровольная. Стимулировать ее развитие может только общество,  потребитель, клиент, то есть мы с вами. Но мы почему-то ждем, что за нас это сделает либо государство, либо международные организации. 

• 66
• 60