Ахметову отказали в УДО

Темур Умаров, Московский центр Карнеги

Эта осень запомнится в Казахстане волной антикитайских протестов. Увеличивающиеся долги перед Китаем, растущее присутствие китайских предприятий и товаров, неизменная схема «нефть в обмен на технологии», а также преследование мусульман в соседнем Синьцзяне усиливают опасения казахстанского общества перед китайской экспансией.

Недовольство растущей зависимостью от Пекина копится в Казахстане не первый год. Происходит это не в последнюю очередь потому, что казахские власти (как, впрочем, и власти других стран региона) не умеют говорить с людьми о балансе проблем и возможностей в отношениях с Китаем. Руководство официально отказывается признавать существующие риски, предпочитая вместо этого усиливать контроль над интернетом и искать провокаторов внутри и вне страны.

55 переносов

Второго сентября в Жанаозене – городе нефтяников на юго-западе Казахстана – сто человек окружили акимат (мэрию) города, требуя отменить план по «переносу 55 заводов из Китая в Казахстан». Опровержение информации о переносе от акима города их не убедило, поэтому на следующий день протестующих стало в пять раз больше.

Через два дня акции солидарности с жанаозенцами прошли в Актобе, Актау, Алматы, Караганде, Шымкенте и Нур-Султане (бывшая Астана). К первоначальному требованию постепенно добавились другие претензии к Пекину: китайские мигранты забирают у местных рабочие места, их предприятия загрязняют окружающую среду, компании массово скупают земли, власти КНР преследуют казахов в Синьцзяне, а руководство Казахстана закрывает глаза на все это в обмен на инвестиции и взятки.

Пока протест носил неполитический характер, власти действовали спокойно и шли на диалог – несмотря на то что акции не были согласованы, ни одного задержанного не было, а представители акиматов во всех городах общались с протестующими.

Однако митинги 21 сентября, организованные движением «Демократический выбор Казахстана» (признано экстремистским в Казахстане), глава которого оппозиционер Мухтар Аблязов сейчас живет во Франции, были жестко подавлены. Накануне власти задержали участников предыдущих акций, а в день митинга на площадях городов дежурили полицейские. Позже МВД Казахстана отчиталось о ста задержанных в восьми городах, видео с жестокостями полицейских разлетелись по соцсетям. 

Представители местных властей, чиновники и госструктуры пытались сбить недовольство, сводя все к проблеме фейков, и винили «некие силы». Формально они действительно во многом правы. Поводом для протестов стала рассылка в WhatsApp, которая была основана на новостях пятилетней давности: рамочное соглашение о 55 совместных проектах Казахстана с Китаем было подписано еще в 2015 году.

Отправлена рассылка была за неделю до первого государственного визита президента Касым-Жомарта Токаева в Китай, а вторая волна протестов (21 сентября) была организована за день до приезда в Казахстан председателя Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей КНР Ли Чжаньшу.

То, что рассылка началась в Жанаозене, тоже настораживает. В городе большие проблемы с безработицей – только в феврале 2019-го там прошел митинг молодежи по этому поводу. А протестный потенциал местного населения печально известен после расстрела бастующих нефтяников в 2011 году. 

Появилось много теорий, кто стоит за вбросами. Посол КНР в Казахстане Чжан Сяо заявил, что виноваты внешние силы, и намекнул на американского нефтяного гиганта Chevron. Анонимные телеграм-каналы увидели в митингах часть внутриэлитной борьбы за власть.

Однако куда важнее, что вброс привел к таким серьезным последствиям из-за того, что в казахстанском обществе очень сильны опасения по поводу растущего китайского влияния. Не будь этих опасений, не было бы и бурной реакции на фейки. И, как показали последние митинги, синофобские настроения могут использоваться различными силами во внутриполитической борьбе.

Другими словами, рассылки и фейки – лишь повод для митингов, а их причины лежат куда глубже. Но для руководства Казахстана намного проще разоблачать поводы, оправдывая таким образом ужесточение контроля и подавление любых протестов.

Страхи реальные и надуманные

Осенние протесты в Казахстане показали, что власти страны не умеют (а иногда и не хотят) держать общество в курсе условий сотрудничества с Китаем, внятно объяснить преимущества и риски совместных проектов. 

История с «55 заводами» (их число несколько раз менялось) началась еще в 2014 году и изначально действительно подавалась как «перенос» производственных мощностей несырьевого сектора из Китая в Казахстан. Через несколько лет планы по переносу превратились в «программу индустриального развития в рамках казахстанско-китайского сотрудничества».  

Много лет никто не говорил, что происходит с программой, какие проекты реализуются. Об этом снова вспомнили только с началом протестов, когда представитель казахстанского МИДа заявил, что во всех случаях китайская сторона выступает лишь поставщиком новых технологий, знаний и инвестиций, а в общей сложности проекты создадут 20 тысяч новых рабочих мест для казахстанцев. 

Но в реальность этого заявления поверить трудно. На данный момент только 15 из 55 проектов на общую сумму $4 млрд оказались реализованными, 11 – в работе, 27 – пока даже не начинали. В качестве реализованных проектов засчитывается в том числе простая покупка китайцами долей в капитале казахских компаний, что совсем не обязательно создает новые рабочие места.

Еще один источник тревог в казахстанском обществе – это торговля с Китаем. Точнее, высокая коррупция в этой области и махинации с документами на границе. Импорт из КНР в Казахстан, по китайской и казахстанской статистике, в 2017 году составлял $11,56 млрд и $4,69 млрд соответственно. То есть один и тот же показатель в казахстанском учете оказывается в два с лишним раза меньше, чем в китайском.

Из этой разницы около $1 млрд недочетов формировалось в специальной экономической зоне Хоргос, где периодически заводят уголовные дела о контрабанде, злоупотреблении властью и коррупции. Самое известное дело так и называлось – «хоргосское», в нем замешаны высокопоставленные чиновники таможни, Комитета нацбезопасности и Минфина. 

Также усиливает волнения по поводу китайской экспансии растущее количество зарегистрированных в Казахстане китайских юрлиц (+12% за последний год), подавляющее большинство из которых – малый бизнес (96%) и приобретение китайскими корпорациями контрольных пакетов казахских компаний в сырьевом секторе.  

Есть и проблемы, опасность которых несколько преувеличена. Одна из них – риск стать сырьевым придатком Китая. Более 90% экспорта Казахстана в Китай составляют нефтепродукты, металлы, химическая продукция и минералы, при этом Казахстан зависит от импорта наукоемких китайских товаров. Но ничего специфически китайского в этой проблеме нет, такова структура экономики Казахстана – 70% всего экспорта страны составляет сырье.

Крупнейшим импортером казахских товаров в 2018 году стала Италия, куда было отправлено почти 20% всего экспорта страны, из них 98% – минеральное топливо. Но никто в Казахстане не боится стать сырьевым придатком Италии. Сырьевой экспорт – важнейшая статья дохода в стране, и других способов наращивать бюджет у Казахстана просто нет. 

Другая надуманная опасность – растущий долг Китаю. На апрель 2019 года Казахстан был должен КНР $11 млрд. Это самый высокий показатель в регионе в абсолютном выражении, но его доля в ВВП Казахстана ниже, чем у любой другой страны Центральной Азии и составляет всего 6,5% (против 25% Киргизии, 20% Таджикистана, 16,9% Туркмении и 16% Узбекистана). Более того, с 2013 года объем внешнего долга Казахстана перед Китаем не растет, а снижается в среднем на 7% ежегодно. 

Много страхов связано и с трудовой миграцией, однако официальная статистика говорит, что угрозы нет. По данным Министерства труда за 2017 год, 43% всех иностранных рабочих в Казахстане приехали из Китая, но это всего 12 тысяч человек. Квота на количество рабочих из Китая на 2019 год составляет 23 тысячи человек.

Реальная цифра работающих в Казахстане граждан Китая может быть больше, но незначительно. И потом, массовая миграция из приграничного Синьцзяна, где минимальный размер оплаты труда 1460 юаней ($206), в Казахстан с его 2405 тенге ($6) кажется нелогичным. Просто в Казахстане, как и в России, контраст между густозаселенными городами соседа и собственными пустующими просторами порождает иллюзию, что китайцы хотят захватить для себя больше земли.

Вопросы передачи земли китайцам во временное или постоянное пользование вызывают больше всего недовольства в казахстанском обществе. Опасения по поводу захвата китайцами казахской земли были причиной многотысячных земельных протестов 2016 года. Тогда правительство Казахстана планировало внести поправки в Земельный кодекс и упростить процесс передачи земли в аренду иностранным физ- и юрлицам. Многотысячные митинги по всей стране вынудили Назарбаева наложить мораторий на внесение изменений в некоторые нормы кодекса до 2021 года. Президент Токаев пока не говорил о продлении моратория, однако не раз обещал, что землю иностранцам отдавать не будет.

Проблемы вокруг 

Дополнительное подтверждение своим опасениям общество в Казахстане находит в соседних странах. И то, что в других странах Центральной Азии (за исключением Киргизии) нет антикитайских протестов, еще не говорит об отсутствии там проблем.

Таджикистан продолжает передавать под контроль китайским компаниям свои недра в обмен на большие инвестиции и кредиты. Сегодня более 80% золота в стране добывают совместные китайско-таджикские компании, а в начале октября парламент одобрил передачу китайцам крупного серебряного месторождения в Памирских горах, освободив их при этом от налогов на семь лет (хотя для добычи всех разведанных там запасов достаточно и трех).

В сильной зависимости от Китая находится и Туркмения. За последние пять лет КНР стала практически единственным закупщиком туркменского газа и, соответственно, источником доходов – 86% добытого газа страны отправляется туда. Более того, специально для Пекина цена за кубометр в три раза дешевле, чем у других поставщиков, а часть денег (как и Душанбе) Ашхабад тратит на обслуживание своего долга. 

В Киргизии синофобские настроения нередко приводят к межнациональным конфликтам: в августе в массовой драке между киргизскими и китайскими рабочими на золоторудном месторождении Солтон-Сары пострадали 40 человек; весной 2018 года около тысячи местных жителей села Казарман ворвались в строящийся завод китайской «Джи Эл Макмал девелопинг» и подожгли его, а потом не пускали пожарных на территорию.  

В Бишкеке в начале 2019 года прошли три антикитайских митинга. Протестующие требовали депортировать всех китайских нелегалов и ужесточить правила выдачи виз гражданам КНР. Напряжения тогда тоже добавили фейки в социальных сетях.

Однако больше всего на восприятие современного Китая в Казахстане повлияла политика Пекина в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. Многие сделали из происходящего вывод, что китайцы видят во всем мусульманском и тюркском населении исключительно источник терроризма и экстремизма.

Эти страхи особенно обострились после частых появлений в СМИ новостей о том, как в Синьцзяне без согласия людей собирают их биометрические данные, запрещают общаться с иностранцами и выезжать за границу, увеличивают полицейский контингент, устанавливают сотни пунктов досмотра, разрушают мечети, запрещают совершать намаз, заставляют называть детей китайскими именами и многое другое.

К тому же в граничащем с Центральной Азией Синьцзяне проживает около полутора миллионов этнических казахов, 180 тысяч киргизов, 50 тысяч таджиков и 10 тысяч узбеков. Среди задержанных и отправленных в воспитательные лагеря Китая есть граждане Казахстана и Киргизии, их родные периодически выходят с пикетами к посольству КНР. 

В мае 2018 года на казахстанско-китайской границе была задержана этническая казашка Сайрагуль Сауытбай. Она незаконно пересекла границу, чтобы перебраться в Казахстан и воссоединиться там с семьей, бежавшей из Китая за два года до этого. Женщина под присягой сказала, что происходит в «лагерях перевоспитания» в Синьцзяне, и просила убежища на исторической родине. Китайская сторона все отрицала и просила экстрадировать Сайрагуль обратно, и так бы, скорее всего, произошло, если бы дело не вызвало широкий общественный резонанс. 

Под общественным давлением Сайрагуль Сауытбай освободили из-под стражи в зале суда, не отправили в Китай, но и не выдали статус беженки. Позже она вместе со своей семьей улетела в Швецию.

Появляются и другие истории: в октябре двое мужчин бежали из Китая и были арестованы в Казахстане. Некоторые оралманы (репатрианты) говорят о насильном содержании в лагерях, активисты создают проекты для реабилитации жертв китайских лагерей.

Эти истории показывают, как проблема с Синьцзяном ставит в тупик власти стран Центральной Азии. Они, скорее всего, разделяют недовольство своих граждан, но критика внутренней политики могущественного соседнего Китая может обернуться большими проблемами.

Показательным примером тут стала история с президентом Турции Реджепом Тайипом Эрдоганом. До обострения турецких отношений с Западом и экономического кризиса он позволял себе называть происходящее в Синьцзяне «геноцидом». Но на встрече с Си Цзиньпином в июле 2019 года тон турецкого лидера кардинально изменился – Эрдоган уже говорил, что жители различных этнических групп счастливо живут в Синьцзяне. 

Против своих

В глазах казахстанского общества все выглядит так, будто в споре между ним и Китаем руководство страны постоянно встает на сторону Китая. Особенно раздражает людей, когда власти открыто обвиняют их в «невежестве». Подобная мысль была и в заявлении Токаева о протестах: «Народ не должен вестись на подобные вещи».

Точно так же поступают власти и в Киргизии. Реакция президента Сооронбая Жээнбекова на антикитайские протесты была откровенно прокитайской и осуждающей своих граждан: «Мы должны быть благодарны китайской стороне за сотрудничество и помощь». 

Китай всегда считался удобным партнером для стран Центральной Азии, потому что в обмен на свои вложения не требовал практически ничего – только приверженность принципу «одного Китая» и борьбы с «тремя силами зла» (терроризм, экстремизм, сепаратизм). Однако в отличие от стран Запада, которые предварительно проговаривают условия сотрудничества, с Китаем существуют негласные правила. Среди них – табу на признание проблем в отношениях. В результате страх испортить отношения с Китаем приводит казахстанские власти к самоцензуре. 

Раньше руководство Казахстана легко отбрасывало все общественные страхи с помощью одного железного аргумента – китайцы много вкладывают. Но сейчас былых инвестиций уже нет: за 2015–2018 годы прямые инвестиции Китая в Казахстан составили всего $4 млрд, в два раза меньше, чем за 2011–2014 годы ($8,1 млрд). Одна из главных причин снижения – падение цен на нефть.

А дальше китайских вложений, по всей видимости, будет еще меньше. В декабре этого года подходит к концу флагманский инфраструктурный проект Казахстана «Нурлы жол» («Светлый путь»), который сопрягается с китайским Экономическим поясом Шелкового пути. Все, что Китай мог вложить в Казахстан, он уже вложил. По разным данным, совокупные инвестиции КНР в страну составляют $33–43 млрд.

Теперь Пекин будет ждать отдачи от вложений и тянуть время для еще большего усиления своих позиций на переговорах. В ходе недавнего визита Токаева в Китай не было подписано никаких конкретных (и даже расплывчатых) соглашений с инвестиционными планами.

Из своей первой поездки в Китай Токаев вернулся лишь с тремя протоколами по инспекционным, карантинным и ветеринарно-санитарным требованиям, которые помогут увеличить экспорт казахского молока, шерсти и льна в Китай. Хотя в целом и в этой тенденции нет ничего специфически казахстанского. Такой переход от количественного подхода к качественному – общий тренд для китайских инвестиций последних трех лет.

Экономический рост Казахстана зависит от отношений с Китаем, поэтому местные элиты прекрасно осознают необходимость сотрудничать. Но в то же время они боятся растущей зависимости. В таких условиях властям Казахстана (и других стран Центральной Азии) будет сложнее подавлять антикитайские настроения в стране. Без признания причин таких настроений проблемы продолжат усугубляться. А страхи все чаще будут использоваться в борьбе за влияние как оппозицией, так и различными политическими фракциями внутри правящей элиты.

Фото на обложке: 

https://www.centralasian.org/a/30149611.html (Pavel Mikheyev — Reuters)

https://www.currenttime.tv/a/kazakhstan-protest/30176384.html  Orken Zhoyamergen (RFE/RL)

• 76
• 74