Как реформировать полицию в рамках полицейского государства?

Реформированием полицейских до сих пор занимаются сами полицейские. И как правило, они приводят только к улучшению и росту влияния сотрудников правоохранительных органов.

Реакция Асии Тулесовой на действия полиции во время митинга 6 июня и последующий ее арест стали поводом к новому витку антиполицейских настроений в обществе. На разных уровнях и с различными эмоциями стали говорить о необходимости реформирования МВД, но как именно нужно это сделать, мало кто может сказать. Примеры по всему миру и «постсовку» имеются, но насколько это применительно к Казахстану? Можно ли что-то кардинально изменить у нас в стране, не меняя Систему? Давайте посмотрим.

Не спеша, но верно

Действительно, в мире много разных примеров, которые можно было взять за основу реформ. Экс-министр Касымов даже сам ездил в некоторые страны для изучения обстановки на месте, но об этом ниже. Мы же остановимся на двух, так скажем, классических вариантах того, как менялись правоохранительные органы в странах бывшего СССР – поэтапный и быстрый. Начнем с первого – с Эстонии.

В этой стране правоохранительные органы стали трансформироваться сразу с момента обретения независимости – с 1990 года, когда был принят закон о восстановлении полиции. Именно восстановлении, и здесь нужно подчеркнуть, что в Эстонии, как и в целом в Прибалтике, к советской власти многие относились как к временному явлению, а детям с детства говорилось, что все это оккупация. Так было легче преодолеть «ностальгию по Союзу». Однако в первые годы реформы носили в большей степени лишь внешний характер, по крайней мере, так выглядело со стороны – райотделы милиции переименовались в префектуры полиции и стал постепенно меняться этнический состав их сотрудников. Кстати, если на момент начала реформ две третьи полицейских были русскоязычными (в Таллине – до 90 процентов), то к 1993 году кадровый состав был уже три четверти укомплектован этническими эстонцами. Это был субъективный, но основополагающий момент – было изменено подсознательное отношение к силовикам.

Что касается содержательной стороны вопроса, то за образец была взята модель так называемой «невоенизированной полиции» соседней Финляндии. Это, в первую очередь, сказалось на численности сотрудников – она была сокращена практически в два раза и была сведена к пропорции, близкой к данным скандинавских стран (200 полицейских на 100 тысяч граждан). Также значительно увеличился процент женщин на службе, а все штатные сотрудники должны были в обязательном порядке иметь специальное образование.

Женщины в митинговом спецназе и у нас стали появляться, скажете вы, да и про образование тоже речь идет, но самое главное – это взаимоотношения с населением. В этом плане доверие к полиции возросло с 15 процентов в начале 90-ых, до 87-х – на сегодняшний день, а этим показателям могут позавидовать многие страны Восточной Европы. К слову, именно вхождение в Евросоюз (не путать с Евразийским союзом) стало новой вехой для реформ правоохранительных органов, в том числе и в системе управления МВД. Этот случай показал, что административные изменения могут существенно повлиять на конкретные результаты. В итоге, по стране на порядок улучшилась криминогенная обстановка, а количество убийств сократилось почти в пять раз. Неплохой показатель, согласитесь.

Виват, Михо!

Стоит сказать, что по отношению к глубокому реформированию МВД в Грузии у многих казахстанцев (как и россиян) существуют некие заблуждения и замыленные стереотипы. Именно они позволяют распространяться наивно-утопической идее пригласить Михо в Казахстан в качестве антикризисного менеджера. Это даже не утопия, а некое ребячество, желание волшебства тогда, когда ничего другого и реального ждать не приходится.

Между тем, в Грузии не было никакой магии, хотя подавляющее большинство граждан тоже не верило в то, что полиция может как-то измениться. Доверие к ней к началу 2000-х годов было абсолютно никаким и характеризовалось тем, что граждане в поисках справедливости предпочитали обращаться к криминальным авторитетам, чем в полицейские участки, а криминал властвовал на улицах городов. Коротко говоря, положение было даже хуже, чем у нас в то время – в середине нулевых.

Стоит сразу отметить, что реформы правоохранительных органов Грузии проводились одновременно с кардинальными реформами в других сферах, начиная с экономики и заканчивая туристическим кластером. Но мы больше о полиции. В первую очередь, стоит отметить значительное сокращение ее численности – из 85 000 сотрудников было уволено 75 тысяч. Местную ГАИ, как, наверное, наиболее коррумпированную структуру, упразднили вообще (около трех месяцев дороги Грузии не регулировались совсем). Более тысячи сотрудников было привлечено к уголовной ответственности с 2004 по 2010 годы, причем, не щадили и тех, кто пришел новым потоком, а в вечерних новостях стало чуть ли не традицией показывать, как с поличным взяли очередного взяточника в полицейской форме. Сейчас штатная численность МВД около 26 тысяч человек.

В результате резко возросло доверие населения к полиции, а ее престиж стал строиться не на возможности получать мзду и «ходить с пистолетом», а иметь причастность к переменам в стране. Впрочем, зарплата тоже имеет не последнее значение – ее повысили в 15-40 раз, что в несколько раз выше, чем получка среднестатистического грузина.

Структурные реформы заключались в том, что теперь полиция стала делиться на две основные части – патрульную и криминальную. Это повысило эффективность работы в целом. В итоге значительно улучшились показатели регистрации и раскрываемости преступлений, стало наблюдаться снижение тяжких преступлений, а показатели по коррупции в правоохранительных органах стали минимальными. Вообще, сейчас грузинская полиция стала, ко всему прочему, и неким туристическим брендом, причем, не только для гостей из стран бывшего СССР, для которых вежливый и улыбающийся полицейский это диковинка, но и для интуристов с Европы. Не знаем, хотел этого Саакашвили или само так получилось, но можно лишь с некоторой долей белой зависти сказать: «Виват, Михо!».

Нам слабо?

Практика показывает, что если у нас что-то делать быстро (как в Грузии), то либо все уходит не в ту сторону, либо получается противоположное. Но при этом выделенные на это финансы успевают «освоить». В принципе, многое делается именно для того, чтобы освоить бюджет. При долгосрочных же реформах просто увеличиваются объемы финансирования, а также появляется возможность отсрочить отчеты о выполненной работе. Впрочем, отчетами и рассказами о достигнутых успехах население власти никогда не баловали – общество и без этого видело, что «опять ничего не получилось». Периодически можно было «втирать очки» перед западными наблюдателями и европейскими кредиторами, обещающими инвестиции в обмен на либерализацию, но их посольства и отечественные НПО всегда портят картину своими докладами.

А если серьезно, то все дело в том, что любая реформа в Казахстане идет сверху, от самих властей, и поэтому априори не может достичь хоть какого-то результата. По существу, «реформация» с латыни означает «изменение», а правовой точки зрения – преобразование той или иной сферы жизни законодательным путем. Изменение того, что считается недееспособным, устаревшим или вредным, вряд ли могут произвести те, кто устроил эту недееспособность и вредность. В случае с Грузией, как было отмечено выше, менялась вся вертикаль власти, а реформы смогли осуществиться благодаря смене руководства страны. Более убедительный эстонский пример лишь подтверждает это – у них прошла десоветизация, а у наших следователей до сих пор висят портреты Сталина и Дзержинского в кабинетах.

Можно было рассчитывать хоть на какие-то перемены, пусть даже декоративные или внешние, если бы власти стали по-иному относиться к самой полиции и ее сотрудникам. Но дело-то в том, что такая, именно такая полиция и нужна им. Иначе и быть не может, если Казахстан по праву (и по бесправию тоже) считается полицейским государством. Но здесь нужно несколько разъяснить, а не просто использовать полуфейковое пояснение из советского толкового словаря, по которому милиция служит народу, а полиция – буржуазии. В нашем случае МВД действительно стоит на службе режима, как, впрочем, любое ведомство, кормящееся на бюджетные средства (включая наши налоги). Кстати, с такой позиции неудивительны заявления министра здравоохранения Биртанова о запрете проводить митинги и действия его подопечных на улицах и площадях обеих столиц. И те, и другие попросту защищают себя и власть, власть и себя.

Но власть не может не говорить о реформах в правоохранительной сфере. Более того, она даже их проводила и проводит. Причем, инициатором и главным разработчиком является само МВД! Прежний министр, как отмечалось в самом начале, тоже посещал страны, упомянутые в настоящем материале, но не нашел причин полностью перенимать их опыт, считая его неприемлемым для нас (или для него?). В принципе, господин Касымов прав – ведь с таким опытом придется уходить в первую очередь ему, а это не понравится ни ему самому, ни тому, кто его назначал. И им, извините, глубоко наплевать на то, что фраза «Касымова (или Тургумбаева) в отставку!» стала в народе чуть ли не любимой поговоркой.

Однако все эти «изменения» в большей степени касались улучшения и упрочнения положения самих полицейских. Это касается, например, материальных благ – увеличения денежного довольствия, отмену некоторых налогов, приличный соцпакет и повышенную компенсацию в случае ранения или смерти на рабочем месте. Вместе с тем, сотрудники правоохранительных органов получили больше прав и возможностей, а параллельно было ужесточено наказание не только за нападение на представителя власти, но и за аналогичные действия в отношении их родственников.

Нетрудно догадаться, что все это делается ради того, чтобы «псы режима» верно служили хозяину. Параллельно, но уже не так открыто, проводится идеологическая обработка личного состава, сводящаяся к тому, что гражданское население страны – это люди второго сорта. Во всем блеске это можно видеть в системе КУИС, находящейся под опекой МВД или в «застенках» отделений полиции (страшный пример – Жанаозен 2011 года).

Можно еще добавить немало примеров, мягко говоря, недоверия народонаселения к свой полиции, но надо вспомнить и другое. Ведь именно эти самые граждане в большинстве своем, попадая на радары наших «гаишников» (упраздненных, но продолжающих нести нелегкую службу), сразу меняют отношение к ним, нередко сами становясь инициаторами той самой коррупции. Поэтому довольно странно наблюдать, как наши соотечественники фотографируются с грузинскими (или украинскими) полицейскими, смеются над коленопреклонными американскими копами, а когда кто-то в порыве гнева сорвет с отечественного блюстителя порядка фуражку, сразу начинает шикать и говорить, что так нельзя. Так, конечно же, нельзя. Но как можно? Точнее, как нужно?

• 68
• 71