Салык Зиманов: как за четыре года дорасти от рядового до генерала

Когда началась Великая отечественная война, рядовому Салыку Зиманову было всего 20 лет, а войну он закончил на генеральской должности — командовал артиллерией механизированной бригады, в составе которой находилось несколько приданных полков из ставки Главного командования. В июле 1946 года 25-летний гвардии майор Салык Зиманов демобилизовался в должности начальника штаба артиллерийского полка.

«Мне казалось, что схожу с ума от голода»

Война застала девятую горно-стрелковую дивизию, где служил Салык Зиманов, на строительстве горных укреплений вдоль реки Чорох на советско-турецкой границе.  Мысли о демобилизации, к которой он готовился, разом вылетели из головы.  Немцы, прорвавшись под Сталинград, стремились уже в Грузию, но пробраться туда им мешали перевалы главного Кавказкого хребта – Наур, Нарзан, Казбек и другие. По приказу Сталина Сухумское, Тбилисское, Махачкалинское и ряд других военных училищ были расформированы. Из числа их курсантов и офицеров были созданы 12 отдельных отрядов лыжников-альпинистов для защиты горных перевалов. Салык Зиманов, новоиспеченный лейтенант, командовал минометным взводом в составе одного из отрядов.

Не считая тех месяцев, пока шло формирование отрядов, он с лета 1942-го и до середины 1946 года беспрерывно находился в армии. Эпизодов – трудных, сложных, экстремальных, — было много за эти пять лет, но оборона перевала Наур стала одной из самых драматичных в его военной биографии. Там он получил свой первый орден и узнал, что такое его Величество Голод.

Из воспоминаний тех дней:

— Нас привезли в район главного Кавказского хребта летом 1942 года. На перевал Наур мы добирались на мулах. Вернее, на них были навьючены боеприпасы, мы же, чтобы они не скатились в обрыв, поднимались, держась кто за хвост, кто за гриву этих животных. Перевал, на другой стороне которого находился противник, мы заняли раньше немцев. Внизу стоит жара, а здесь на высоте все время шел снег. Вскоре у нас начали кончаться продукты. Самолеты, которые должны были доставить их нам, кружили где-то рядом, но не могли пробиться из-за четырехслойного тумана, что нависал над перевалом. Тех мулов, которые не успели спуститься вниз и убежать в лес, мы съели. Последние дни выдавали по сто грамм сухарей на человека, потом вообще нечего стало есть. Первое время мы спускались вниз, чтобы собрать ягод, но потом сил на и на это уже не было. Люди начали умирать от голода, их трупы мы заворачивали в плащ-палатку и уносили метров на пять-десять от своих землянок, где их тут же заносило снегом. Однажды командир отряда собрал нас и рассказал о поступающих сигналах о том, что люди начали есть человечину. «Советский офицер не должен этого допускать» — подчеркнул он.

 В один из дней мне уже стало казаться, что схожу с ума: едва закрою глаза, как появлялись мои родственники — каждый нес мне что-то из еды.

Однажды мой ординарец Романов говорит мне: «Товарищ командир, я достал мясо». И протягивает круглый солдатский котелок, где лежал кусок холодного мяса. Мне показалось, что это человечина. Как бы ни были страшны муки голода, отвращение было сильнее. 

Самолеты обнаружили нас дней через 15-20. Пролетая на малой скорости, они сбрасывали мешки на снег. Вскоре все вокруг стало черным от просыпавшихся из них сухарей. У нас неизвестно откуда взялись силы, мы стали хватать их вместе со снегом и глотать, не прожевывая. Кто-то пытался нас остановить: «Это опасно, не ешьте сразу!». Массовых потерь все же удалось избежать: из всего отряда от кровяного поноса погибло только человек десять. Многих из нас от этой участи спасло то, что первый день нам скидывали только малокалорийные продукты. Консервы появились на второй день, мы их, помню, разрывали зубами.

 Офицерам о смерти думать некогда

Еще одной особо запомнившейся битвой для Салыка Зиманова стало форсирование Днепра в августе – начале сентября 1943 года. Он уже повоевал на Первом и Втором Украинском фронтах, на Северо-Кавказском фронте и к тому времени в звании гвардии капитана командовал минометной ротой в 97-м полку 37-й Гвардейской армии. Был получен приказ: не дать противнику закрепиться на правом берегу Днепра, начать с ходу форсирование реки при помощи подручных средств и, захватив село Куцеваловку, создать на правом берегу плацдарм.

Из воспоминаний Салыка Зиманова:

— Всю ночь в заброшенном селе Солошино мы валили телеграфные столбы, разбирали крыши домов, стога соломы и сбивали с них плоты. До нас переправлялась под бомбами соседняя часть. Когда пришел наш черед, то успела подойти саперная часть с понтонными лодками. Переправившись под бомбами и трассирующими пулями, мы застали на том берегу много раненых. Некоторые из них просили: «Братец, помоги! Перевяжи, дай воды». Но мы не могли остановиться — таков был приказ. Тем более, что следом за нами должны были идти санитары. Захват и расширение плацдарма превратились в «мясорубку». На пятый день боев за Куцеваловку я был ранен и эвакуирован в Харьков. После госпиталя попал в пятую танковую армию, где вскоре был назначен заместителем командира полка по строевой части Восьмого механизированного корпуса.

А в марте 1945-го меня вызвал к себе начальник штаба генерал Белогорский: «Будем наступать на Кенисберг. Тебе придется временно взять на себя обязанности командующего артиллерией 66-й механизированной бригады». В мирное время эта должность называлась заместитель командира бригады по артиллерии, а в военное, поскольку в состав бригады входило сразу несколько полков из резерва верховного главнокомандования, в том числе и минометный реактивный дивизион, новая моя должность, по сути, соответствовала генеральской, хотя я был в то время только в звании гвардии майора.

Потом меня многие спрашивали, не страшно ли было в 24 года брать на себя такую ответственность? На войне смерть идет рядом, но старшим офицерам думать о ней было некогда, потому что они отвечали за судьбы других. У них была одна мысль: как поднять и повести людей в бой. А сделать это можно было только личным примером.

«Вызываю огонь на себя!»

В боевой биографии Салыка Зиманова есть эпизод, когда он, чтобы занять высоту, вызвал огонь на себя. Это было в конце марта последнего года войны. После взятия Кенисберга танковую армию, где он воевал, перебросили на польско-германскую границу под город Данциг.

Из воспоминаний Салыка Зиманова:

«В системе обороны противника находилась одна безымянная высота, которая была хорошо укреплена и замаскирована наблюдательными пунктами противника. Наша пехота неоднократно атаковала высоту, но овладеть ею не могла. Я, как заместитель командира минометного полка, находился рядом с командиром пехотинцев на наблюдательном пункте. В мою задачу входило обеспечение продвижения пехоты под тяжелым минометным огнем. А бойцы после двухмесячных наступательных боев в Восточной Пруссии были усталые, продвигались с трудом, сказывались и большие потери и в людях, и в технике. Под конец войны на солдат, мечтающих вернуться домой живыми, плохо уже действовали команды: «Встать! В атаку! Вперед! Занять командную высоту!».

 И тогда я, рассчитав силы свои и немцев, решил, что эту высоту возьму с помощью той небольшой группы, которая находилась рядом со мной на наблюдательном пункте. Под прикрытием шквального огня 18 стволов минометного дивизиона, которым командовал с группой смельчаков, я прорвался на высоту. Немцы отступили. Но через некоторое время, увидев, что нас мало, опомнились и, как только ослаб минометный огонь, перешли в наступление с двух сторон. Я принял решение не отступать и принять огонь на себя. Немцы снова откатились назад. К этому времени, наконец, поднялась и наша пехота.  Я за эту операцию был награжден орденом Великой Отечественной войны».

… После окончания войны гвардии майор Салык Зиманов еще на год задержался в армии. Его не хотели отпускать, а ему нужно было домой. В семье он был старшим из шестерых детей. Отец умер перед самой войной.  Брат Сапар, моложе его на два года, погиб в 1943-м, второй брат, Отар, – в 1945-м. Мать-домохозяйка и три сестры, одна меньше другой, остались одни. Пока воевал, Салык посылал матери почти весь свой продовольственный аттестат.

Чтобы демобилизоваться, молодой офицер пускался на всяческие ухищрения. Когда вышел приказ Сталина о демобилизации учителей, он упомянул в рапорте, что до войны учительствовал, другой раз — что он молодой поэт. Но все это не помогало. В начале 1946-го он получил рекомендацию командования корпуса для поступления в Академию бронетанковых войск. И быть бы патриарху казахстанской юриспруденции военным, если бы не случай. Салыка Зиманова направили в другой корпус начальником штаба артиллерийского полка. А он, прежде чем отправиться на новое место службы, особо ни на что не надеясь, еще раз подал рапорт о демобилизации. Поскольку это был чужой корпус и его здесь не знали, то рапорт сразу удовлетворили, и в июле 1946-го он в звании гвардии майора, в должности начальника штаба артиллерийского полка демобилизовался.

По возвращении домой в военном отделе Гурьевского обкома партии Салыку Зиманову предложили несколько аппаратных должностей. Он выбрал работу в областной прокуратуре и в том же 1946 году поступил на заочное отделение юридического факультета Казанского университета.

В мирной жизни карьера Салыка Зиманова продвигалась столь же быстро, как и на войне. За два года окончил институт, за полтора поднялся от стажера до прокурора Казахской ССР, за два года окончил аспирантуру. После защиты кандидатской в начале 1950 года его назначили заведующим отделом сектора права при Академии наук, а в 1952-м — ректором Алма-Атинского юридического института.

Было ему в ту пору 31 год. Способность принимать рискованные решения и «вызывать огонь на себя» сохранилась у Зиманова и в мирной жизни. В начале 50-х, когда в СССР прокатилась очередная волна борьбы с «космополитизмом» и «сионизмом», он открыто вставал на защиту талантливых ученых-юристов, чья «пятая графа» не совпадала с господствующими идеологическими установками. В юридическом институте работал в те годы выдающийся ученый Сергей Яковлевич Булатов, сосланный в Казахстан в 1938 году из Москвы. Как только стихала очередная «чистка», а они иногда проходили дважды в год, Салык Зиманов вновь назначал Сергея Яковлевича заведующим кафедрой уголовного права. То же самое было и с доцентом Ваксбергом, которого сослали из Ленинграда за то, что один из его родственников якобы участвовал в покушении на Кирова.

Фрагмент из интервью научного оппонента академика Зиманова, профессора Юрия Басина: «Мой научный руководитель Георгий Митрофанович Степаненко пошел хлопотать за меня у ректора Алма-Атинского юридического института.  Салык Зиманович, сам вчерашний фронтовик, который, так же, как и я, не успел еще снять шинель, назначил мне встречу на 1 декабря 1952 года. «Я собирался брать на это место другого человека, но поскольку заведующий кафедрой настаивает на вашей кандидатуре, то пусть последнее слово остается за ним», — сказал он и тут же, без всякого сбора виз, издал приказ о приеме на работу. Я был потрясен! «А как же пятая графа?» — спросил я его. «Порядочным людям таких вопросов не задают», — ответил ректор. Потом не раз бывало, что мы с ним спорили, расходились по принципиальным вопросам, но ту его фразу я запомнил на всю жизнь…».

• 97
• 79