Без духовности выжить можно. Но нельзя сохранить достоинство

Слова «герои», «подвиг» условиях массовой культуры потеряли свой изначальный смысл. Теперь высокую эстетику подвига и героизма подменили надуманные, вульгарные эрзацы на киноэкранах. Эти герои-фантомы заменили в сознании многих людей героев реальных. 

А ведь героизм в человеческой личности формируется знанием истории своей страны, лучших традиций народа, уверенностью в правоте дела, ради которого люди идут на подвиг. У каждого времени свои герои. И критерии героизма сопряжены с культурной системой, с типом и характером общества, исторической эпохой. Герой Древней Греции, к примеру, должен был быть физически крепким, разить врагов своих беспощадным мечом, а в эпоху социализма у героизма другие критерии – самоотверженный труд, приверженность коммунистическим идеям, коллективизм… Но главный критерий настоящего героя во все времена – нравственная чистота и преданность своим идеалам.

Кто они, подлинные герои 20-го века, великаны духа? 19 апреля, 55 лет назад, ушёл из мирской жизни удивительный человек – в миру Стефан Васильевич Фомин, в Русской православной церкви — архимандрит Севастиан Карагандинский. Настоящий герой, который прошел через ужасы сталинских лагерей, но не согнулся, не потерял веру в людей и Бога, не отрекся.

Вспоминается Александр Солженицын. В своем «Архипелаг Гулаг» он писал: «Христиане шли в лагеря на мучение и смерть – только чтоб не отказаться от веры! Они хорошо знали, за что сидят, и были неколебимы в своих убеждениях. Они единственные, может быть, к кому совсем не пристала лагерная философия и даже язык… Христиан было множество, этапы и могильники, этапы и могильники, – кто сочтёт эти миллионы? Они погибли безвестно, освещая, как свеча, только в самой близи от себя. Это были лучшие христиане России… И как сохранялись в лагере (уж мы видели не раз) истые религиозные люди?… Твёрдость, не виданная в XX веке! И как нисколько это не картинно, без декламации. Как не позавидовать этим людям?».

Великан духа

В 1884 году в крестьянской семье родился мальчик Стефан. Когда ему было четыре года, у него умер отец, а через год мать. После смерти родителей он жил с семьей старшего брата Илариона. Средний брат, Роман, принял постриг в Оптиной пустыни с именем Рафаил. В 1909 году поступил в скит Оптиной пустыни и Стефан — келейником к старцу Иосифу (Литовкину). Пострижен был в мантию с именем Севастиан. После революции и официального закрытия Оптиной пустыни монастырь продолжал существовать под видом сельскохозяйственной артели. В 1923 году богослужение было полностью прекращено, а монахов выселили. 

В 1928 году отце Севастиан приехал в город Козлов (сейчас Мичуринск), где служил в приходском Ильинском храме. 2 июня 1933 года заседание Тройки ПП ОГПУ по ИЧО по внесудебному рассмотрению дел постановило: «Фомина Степана Васильевича, обвиняемого по ст. 58–10, II УК, заключить в исправтрудлагерь сроком на 7 лет, считая срок с 25/2–33 г.» 

И отправили в Тамбовскую область на лесоповал.

Через год, 26 мая 1934 года, его перевели в Карлаг в поселок Долинка, что под Карагандой. О своем пребывании в лагере отец Севастиан потом вспоминал так: били, истязали, требовали одного «Отрекись от Бога». Он сказал: «Никогда». Тогда его отправили в барак к уголовникам. «Там, – сказали, – тебя быстро перевоспитают». Не перевоспитали, он не согнулся. Хотя был уже пожилым и болезненным слабым человеком. Слабым физически, но не духом. 

Работал в лагере сначала хлеборезом, потом водовозом. Прознав про то, что оптинский старец отбывает незаслуженный срок в степях Казахстана, сюда стали съезжаться его духовные сестры. Купили, сложившись, небольшой домик в селе Большая Михайловка под Карагандой. Сюда после освобождения из заключения батюшка прибыл 29 апреля 1939 года. 

Религиозная деятельность в те годы в Караганде была запрещена, но он ходил по домам и совершал требы. Ходил по властным структурам, просил разрешения открыть храм. В 1955 году было дано разрешение на регистрацию религиозной общины в Большой Михайловке. Храм был открыт в простом доме с низкими потолками. Прихожане хотели потолки поднять, чтобы сделать храм выше, но власти разрешения не дали. И тогда прихожане за одну ночь углубили пол в храме почти на метр. Он и сейчас кажется темным и низким, но теперь этот храм – история. А рядом стоит небольшой домик, где поначалу жила община. Там сейчас трапезная, сохранился столб, который сам батюшка ставил, и в доме сохранилась комната Севастиана. Теперь это небольшой музей.

Скончался отец Севастиан 19 апреля 1966 года, погребен на Михайловском кладбище Караганды.

Сейчас он причислен к лику святых новомучеников и исповедников. 22 октября 1997 года были обретены его мощи, со 2 мая 1998 года, покоящиеся во Введенском соборе Караганды. 

Человек он был великий, с большой буквы, это отмечают все, кто его знал. Его труды, статьи о нем и жизнеописание переводят на разные языки. Его жизненная стойкость, величие духа поражают людей разных стран, являясь для них примером. 

В 2016 году господин Христиан Камилл, бывший в те годы послом Швеции в Казахстане, представил общественности свою книгу «Den arevordige Sebastian av Karaganda» («Преподобный Севастиан Карагандинский»). Издание представляет собой перевод на шведский язык книги о Карагандинском старце, подготовленной послом Швеции специально к 50-летию со дня кончины святого. Труд включает подробно изложенное жизнеописание преподобноисповедника Севастиана, статьи, посвященные духовному подвигу небесного покровителя Карагандинской земли и проповеди. 

«Мое желание носило совершенно частный характер, и не имело прямого отношения к моему официальному назначению в качестве посла Швеции. Но у каждого человека может быть потребность в развитии какого-то личностного интереса в дополнение к своей повседневной работе… Вдохновленный богатством духовной среды Казахстана и силой, которой проникнуто житие преподобного Севастиана, я захотел передать этот опыт читателя в моей стране, – тем, у кого имеется интерес к православной вере и церковной истории», — сказал Христиан Камилл.

А это – перевод на английский книги «Наследник Оптинских старцев» покойной Татьяны Владимировны Торстенсен. Татьяна Владимировна была врачом, прошла сталинские лагеря. Знала, как важна духовная сила: без нее в лагерях выжить было можно, но почти невозможно было сохранить человеческое достоинство. Ее книга интересна, кстати, не только как жизнеописание Севастиана Карагандинского, но и как описание жизни Караганды того времени. Она сама попала туда в конце 30-х:

«В Москву домой ехать было нельзя. Сначала я хотела выбрать себе местом жительства г. Кокчетав. Там был хороший, здоровый климат, леса, но там у меня никого не было из друзей. А в Караганде за полгода до моего приезда обосновалась моя самая близкая приятельница, врач Р.Г.Л., с которой мы восемь лет проработали в лагерной больнице и пять лет жили в одной комнате. Многое вместе было пережито. Все пути вели в Караганду, и я, конечно, заехала к ней. Нашлись и еще осевшие здесь друзья. И осталась я в прокопченой, пыльной, угольной Караганде с горящими лиловыми огоньками газа на терриконах. И уже не тянуло меня к сосновому чистому воздуху Кокчетава. Никуда я не хотела уезжать от дружеского тепла и душевной близости испытанных, верных друзей. И работа нашлась по душе».

С отцом Севастианом познакомилась в горе: сильно заболела подруга, из-за которой Татьяна перебралась в Караганду. Медики помочь не смогли, и Татьяна по совету одной из медсестер отравилась в Большую Михайловку, попросить батюшку помолиться за здоровье подруги. Подруга вылечилась чудесным образом. Татьяна была потрясена случившимся. И жизнь ее сильно изменилась. 

«Вскоре я стала батюшкиным лечащим врачом и его духовной дочерью. Жизнь моя потекла совсем по-иному. Я стала «батюшкиной», — написала Татьяна в своей удивительной книге.

Фото Севастьян Карагандинский и Вера Ткаченко (справа)

Много добрых слов в этой книге посвящено и келейнице Севастиана Веры Афанасьевны Ткаченко. Верочке было 8 лет, когда она первый раз увидела батюшку – в очереди в магазине вместе стояли за квасом. Через несколько лет осознанно пришла в монастырь. 

«У нее оказался хороший голос, и она пела своим звонким голосом во время всех служб. Постепенно она стала стараться все больше сама все делать для батюшки: убирать его келью, гладить его белье и подрясник. Иногда что-то отдельно от общей трапезы варить ему, подавать и т.д. Она любила его какой-то захватывающей ее душу любовью. Она была как бы поражена им, изумлена им раз и навсегда, его любовью, его кротостью, его тихостью и благостью – всем, чего она никогда не могла ни видеть, ни представить себе раньше», — пишет Татьяна.

Вера Афанасьевна бодра и энергична, не смотря на свой почтенный возраст – ей в этом году 93 года. И каждый день Вера Афанасьевна о нем вспоминает, говорит, что это не она о преподобном заботилась, а он о ней.

«Однажды Батюшка попросил, чтобы ему прислали две пишущие машинки. Когда их привезли, одну из машинок он мне дал. А я думаю: «Зачем она мне нужна? Что я буду с ней делать?» А после смерти Батюшки эта машинка стала мне очень нужна. Я научилась печатать и двадцать пять лет преподавала на курсах машинописи и делопроизводства», — рассказывает Вера Афанасьевна. 

Но с каждым годом уходят люди, которые близко знали отца Севастиана. 

Протоирей Никольской церкви города Алматы Сергий (Хмыров) видел преподобного Севастиана еще ребенком. Семья жила тогда в Старом городе – это район Караганды, с которого город и начинался, там было много построек барачного типа. Именно под этими жилыми кварталами нашли залежи самых богатых угольных пластов. Старый город был расселен и снесен, а в десяти километрах от него построили Новый город.

«Это было в 63 году, мы купили дом в Новом городе. Средства в семье были, батя – художник, рисовал. Семья была большая, 11 человек: мать, отец, четыре брата, четыре сестры и бабушка. Дом тоже хороший, большой, естественно, в новый дом стали новую мебель брать. И появились у нас стол – такой большой, овальный, и комплект стульев. А отец Севастиан к нам приезжал на требы, исповедовал, причащал. А потом, конечно, садились за стол и вели долгие беседы. А отцова мать, бабушка, на том стуле, на котором отец Севастиан сидел, потом мелом крестики ставила. А в следующий его приход другой стульчик батюшке ставит, — вспоминает священник.

Сейчас этот стул — обычный венский стул — стоит у протоирея дома, в его «кабинете», «келье». Там собрано все самое важное, самое дорогое для него. Стул же он хотел поначалу отреставрировать, но потом передумал – пусть будет таким, каким был при батюшке. 

«Наша семья в Караганде оказалась не по своей воле. Отец рассказывал, как их в 1931- м году выслали всех из Тамбовской области. Семью их считали кулаками, они работать умели, а политика Сталина такой и была — в Караганду высылали тех, кто мог работать, чтобы быстро поднять этот регион. За одну ночь их жизнь поменялась. Бате не было 16 лет тогда. Уезжали быстро, собраться им не дали. Кто-то из семьи схватил мешок кукурузы, кто-то взял инструмент, кто-то одежонку какую-то. Посадили в вагоны-«коровники», и у Караганды на станции Сортировочная высадили. Осень была. А она там нехорошая – дождь, ветер, холод, снег. Говорят — идите! А куда идти?.. Отошли от станции немного и стали землянки делать. Яма, сюда подкоп, туда подкоп, сверху накрывали чем-нибудь – ив сей семьей под землей прячутся. Казанская, Барнаульская, Тамбовская – как привозили народ, так они и селились, так «улицы» потом и называли. Утром просыпаются – а кто-то уже умер. Мужики арбу сделали, сами впрягались и поутру объезды совершали. Едут мимо землянки, кричат: «Есть у вас кто?». «Есть!» — вытаскивают умершего… И так почти у каждой землянки, по 90 трупов за одно утро собирали. Хоронили в общих могилах – эти холмики там и сейчас есть. У моего отца пять братьев было – все там остались лежать. Вот так осваивали карагандинские земли», — рассказывает священник. 

Вот почему у Караганды особый характер, здесь живут потомки тех, кто выжил в те тяжелейшие времена. Помнят и уважают Севастиана Карагандинского тут все – независимо от национальности и вероисповедания. 

На фото — отец Севастиан через несколько месяцев после освобождения из лагеря вместе с монахинями Варварой, Февронией и Агриппиной. Это они приехали из Тамбовской области в Караганду, чтобы быть рядом со своим духовным отцом, это они купили первый саманный домик, с которого началось образование духовного центра в Караганде.

«Мне было 9 лет, когда он умер. Тогда со всего Союза в Караганду люди приезжали проститься с батюшкой, со всех концов – из Киева, Владивостока, Москвы. Собралась такая толпа — от храма до кладбища негде было яблоку упасть. Он, преподобный Севастиан, и мученик, и проповедник, и прозорливец — видел насквозь человека. Он же был последний Оптинский старец. Для верующего человека Оптина пустынь — это как духовная лечебница, туда приезжали мыслители, писатели – Гоголь, Достоевский, Толстой… Описать невозможно это, сложно, надо быть свидетелем тех событий», — говорит Сергий. 

До кладбища люди несли гроб на вытянутых руках, часто меняясь. Движение машин по шоссе было остановлено, да и не проехали бы машины – народ шел сплошной стеной и по шоссе, и по тротуарам. И вдоль процессии люди стояли, смотрели из окон, с заборов, с фонарей. А потом запел хор и люди заплакали. Так и несли гроб под плач и пение, вспоминает в книге Татьяна Владимировна Торстенсен:

«Могила была вырыта на краю кладбища, и за ней простиралась ароматная степь с кустиками караганника, уже начинающегося на пригорках расцветать, ароматной полынью и чабрецом. Вдали, в степи, блестели маленькие озерки…

И зарыли гроб с батюшкиным телом, насыпали могильный холм, врыли крест с надписью… А батюшка остался с нами теперь уже навсегда, где бы мы ни жили» …

Асыл Аязбаева

• 108
• 93