Дулат Исабеков о «совести нации», подлой по духу

2 февраля, 2022

2820

Когда в народе быстро стал набирать слух о том, что, мол, некоторые писатели безбожно пьянствуют, развратничают, бросают детей, а потому они недостойны быть членами Союза писателей, Олжас Сулейменов, помнится, сказал, что в таком случае в профессиональном творческом объединении никого не останется. Писатель Дулат Исабеков в интервью exclusive.kz о том, почему «совесть нации» в январе молчала.

Оболгали…

– Я, конечно, не знаю всех тонкостей того, что произошло в начале января в Казахстане, там было много непонятных вещей? – говорит писатель. – Однако сейчас разговор будет о другом – о людях, которых называют совестью нации. Я имею в виду национальную интеллигенцию.

В нашей профессиональной организации, Союзе писателей Казахстана, числится свыше 750 человек. Но когда в стране произошли всем известные январские события, большинство народных писателей и артистов, которые в мирные времена заявляют, что они всегда с народом, словно воды в рот набрали. Сам я, когда против растущих цен поднялся Жанаозен и нефтяники Мангистау, в тот же день, 2 января, обратившись к ним через Фейсбук со словами поддержки, попросил не поддаваться провокациям. После этого выступили ещё двое-трое писателей, остальные так и не отважились сказать своё веское слово. Получается, мы забыли свое кредо – быть золотым примиряющим мостом между властью и народом.

– Но в одном из своих интервью вы заявили, что плюнете в лицо Президенту Казахстана…

– Только что дал контр-интервью другому изданию. Журналисты того портала после встречи новоиспечённого Госсекретаря Карина в Доме дружбы с творческой интеллигенцией Алматы попросили дать им комментарий. Не отрицаю, президент Токаев в суматохе тех дней, как он признался позже, в шоковом состоянии допустил не совсем правильные выражения. Первое: когда Европарламент, обсуждая события в Казахстане, предложил урегулировать этот вопрос мирным путём, он, человек с врождённым даром дипломата, назвал это глупостью. Приказ – стрелять на поражение без предупреждения – тоже был неправильным: среди погибших много мирных жителей.

понимаю, что, возможно, сказалась человеческая усталость и бессонные ночи, но что стоило ему сказать коллегам из Европарламента, что когда город горит, всюду хаос, всё разграблено и разбито, аэропорт в руках неизвестных людей, жизни алматинцев в опасности, другого выхода у него не было? Именно в таком ключе я и рассуждал, давая интервью тому порталу. Однако, переврав смысл, там поставили заголовок (естественно, без согласования со мной) – «При встрече с Токаевым плюну ему в лицо». На казахском языке это звучит ещё грубее.

Реакция на мои слова, разумеется, была сверхвысокой – народ повёлся! Около миллиона просмотров, сотни тысяч комментариев. Ещё бы! Это заявил убелённый сединами аксакал казахской литературы!

Сегодня, обращаясь ко всем журналистам, я хотел бы сказать: «Дорогие мои, где ваша профессиональная этика? Зачем такие провокационные и оскорбительные заголовки во времена, когда народ и так раздирают противоречия? Токаева я не знаю лично, мы с ним находимся в разных возрастных категориях, он мне не друг и не коллега, чтобы, пользуясь знакомством на короткой ноге, мог бы заявить: «Этой с…чи я всё скажу в лицо». После казуса с этим порталом при всём моём толерантном отношении к СМИ я уже подумываю о том, чтобы отказывать в интервью журналистам, которых не знаю лично.

В ситуации, когда Казахстан атакуют и внутренние, и внешние враги, слова Главы государства о том, что он намерен строить новый Казахстан, должны стать программными для общества. Думаю, в обращении испанского диктатора Франциско Франко к согражданам в трудные для его страны времена – «Ругайте и критикуйте меня, сколько угодно, но извольте выполнять приказ» – был какой-то резон.

– Но в день ввода ОДКБ вы осуждали Токаева за это его решение…

– Не отрицаю, у меня были такие же опасения, как у многих казахстанцев и международного сообщества. Но когда выяснилось, что к нам вошёл ограниченный контингент ОДКБ – около 2,5 тысяч, то понял, что это не так уж страшно, как нам кажется. Тем, более, что чужаки не лезли в наши внутренние дела, они взяли за себя лишь функции охраны стратегических объектов в Алматы.

Бөрте шагает по Европе

– В середине января прошло собрание Союза писателей Казахстана. Там, говорят, вы обвинили коллег в бездействии.

– Действительно, я открытым текстом и, признаюсь, на повышенных тонах обратился к собратьям по перу с риторическим вопросом: «Вы писатели или писаки, которые обслуживают неизвестно кого? Если первое, то писатель всегда должен быть рядом со своим народом. Но все, даже те, кто родом из Западного Казахстана, заняли позицию сторонних наблюдателей. Они выжидали, чтобы быть на стороне победителя. Но это даже не трусость, а меланхоличное равнодушие. То самое, про которое Лев Толстой говорил, что это «подлость духа». Я не говорю, что у вас подлый дух, но в 1986 году самые известные из наших писателей тоже глубоко спрятались в своих норах. «Героями» они все стали потом, когда буря уже пронеслась и все стало затихать. Истинное же мужество среди нас проявил только один – Мухтар Шаханов. Он, будучи депутатом Верховного Совета СССР, ради интересов своего народа пошёл даже на подлог. Обманув бдительность самого генсека Горбачёва, заявил, что будет выступать на тему Аральского моря, но его речь, которую услышал весь мир, была о событиях в Алма-Ате в декабре 1986 года.

– К кому конкретно из коллег по писательскому цеху вы обращались?

– Там были все члены правления во главе с первым секретарём Союза писателей Улыкбеком Есдаулетом. Не хочу называть их имена. Я и так взял на себя смелость обнародовать наши цеховые разговоры.

– Они чем-то ответили вам? Как отреагировал на ваши слова, к примеру, Олжас Сулейменов?

– На том собрании его ожидаемо не было. Что ответили остальные? Если сильно захотеть, то всегда можно найти какие-то слова, чтобы оправдаться. «А чего это ты выставляешь себя единственным радетелем за интересы народа? – сказали мне. – Мы тоже выступали». Я парировал: «А где вы выступали? На каких площадках?» В ответ – молчание.

Вторым вопросом повестки дня было состояние современной казахской литературы. Все начали жаловаться, что написали замечательные романы, но никто не помогает с их изданием. Аким города Сагинтаев выделил на это некоторым деньги, но большинству – нет. Коллеги в этот момент были похожи на маленьких детей, которым не досталось конфетки.

И я снова взял слово. «Ребята, а для кого вы пишете? Для Сагинтаева? Наша книга – это прежде всего наше детище. Но если мы родили ребёнка, то почему кто-то другой должен его растить, воспитывать и содержать? Если книга хорошая, то она обязательно пробьёт себе дорогу. «Никогда и ничего не просите! Сами предложат и сами всё дадут!» Не знаю, как вы, но я придерживаюсь именно этого принципа». Похвастаюсь: столичное издательство «Фолиант» недавно заключило со мной договор о переиздании моего романа «Қарғын» 10-тысячным тиражом. Первый тираж распродан. В Швеции издали мои повести за вполне приличный гонорар – 16 тысяч долларов. Моя пьеса «Бөрте» тоже бодро зашагала по Европе: её ставят в Вене, Люксембурге и в далёкой Австралии, в одном из театров Мельбурна. В крупнейшем американском интернет-магазине Amazon сборник моих избранных пьес, изданный в Лондоне, распродан по $29. Правда, никаких процентов с этого я не получил – литературные агенты «постарались», но это уже отдельный и долгий разговор.

Списанные грехи

– Получается, вы один хороший…

– Я так не говорил. Совсем безупречных среди нас нет. Даже про Абиша Кекильбаева пытаются сегодня сказать, что единственное, чем он запомнился народу, – так это лобызанием руки человека во власти. Однако проходят годы и всё житейское забывается, а талантливые произведения остаются. Более того, иногда бывает так, что даже преступление, совершённое талантом, приобретает совсем другой оттенок: талант списывает некоторые грешки. К примеру, через много лет про одного отсидевшего по уголовной статье известнейшего писателя пошёл слух, что он пострадал за свои политические взгляды. Якобы в разгар тоталитарной советской системы посмел заступиться за репрессированных алаш-ординцев. Проза жизни была гораздо проще: будучи директором филармонии, писатель запустил руку в государственный карман и присвоил несколько «кусков».

– А как у вас складывались отношения с Первым президентом Казахстана? Все ведь знают, что вы с ним много раз встречались.

– По-разному. Последняя встреча состоялась в 2014 году. Тогда в Украине ситуация была очень напряжённой. Я задал мучивший меня вопрос: «Нуреке, что будет с Казахстаном, если и здесь будет то же самое?»

«Не дай бог! – помнится, сказал он. – Нас мало. Всего 18 млн, а их 45 млн, украинская армия не уступает российской. У нас на востоке – КНР, на севере – Россия. Мы с двумя этими державами состязаться не можем. Нам остаётся только один выход – вести политику Абылайхана: строить дипломатические отношения и жить в мире со всеми своими соседями. Другой альтернативы у нас нет».

– Как вы умудряетесь дружить и с оппозицией, и с властью?

– Я стал героем после выступления на Ассамблее народа Казахстана. Оно уже фактически закончилось, когда председатель президиума Всемирной ассоциации казахов по совместительству президент Казахстана Нурсултан Назарбаев обратился к залу с предложением задавать вопросы. Какие-то наверняка подготовленные люди стали расспрашивать его, сколько будет дважды два или три плюс четыре. Я тоже поднял руку, так как сидел я в первом ряду, то не заметить меня было невозможно. «Нуреке, вы радеете за состояние демографической ситуации в стране, а в это время 800 казахов из Монголии два года жили на исторической родине в скотских условиях. Выделенные по квоте деньги были разворованы чиновниками. И люди, потеряв всякую надежду, вернулись назад. Спасибо монгольскому правительству. Они тут же решили вопрос с восстановлением их гражданства. Почему же это случилось? Почему никто не ответил за это?»

Когда Назарбаев после моего вопроса поднял своего первого заместителя Талгата Мамашева, зал замер. Тот ответил, что не знает, где Даке, то есть я, прочитал такие вещи. Не было, мол, такого. А я всё ещё стою с микрофоном. «Слушай, Талгат, если сам не читал, ты всех других считаешь неграмотными? Во всех СМИ и на казахском, и на русском было опубликовано заявление этих 800 человек. Весь Казахстан читал сказанные тобою в их адрес оскорбительные – «этих оралманов я даже иметь не хочу». В конце концов ты их поимел».

После того выступления мне звонили отовсюду – из Монголии, Китая, Турции, Узбекистана… Из-за одного только вопроса я стал национальным героем. Но сам я таковым себя не чувствовал. Не только писатель, но любой нормальный человек должен был спросить об этом. Чиновники мне говорили, что зря я, мол, этот вопрос ставил перед Президентом. «Слушайте, а перед кем я должен был ставить вопрос? Если поставлю где-то в другом месте, это дойдёт до него в превратном виде, меня сразу причислят к оппозиционерам, обвинят в огульности, а тут был задан прямой вопрос». После этого меня больше не зовут на заседания ассамблеи народа Казахстана.

Вопреки общепринятому мнению у меня очень жёсткие отношения с властью. Особенно напряжёнными они стали после публикации эссе «Аул уходит в небо» о плачевном состоянии казахских аулов, где в общем-то и идёт воспроизводство нации. В казахской прессе никто не решился публиковать его. Тогда я перевёл своё эссе на русский язык. Абдижамил Нурпеисов, ознакомившись с ним, сказал, что это гром средь белого дня. «Я завидую тебе: почему не я первым написал такую статью?» Мы с ним пошли к редактору «Казахстанской правды» Григорию Дильдяеву. Он взял на себя мужество опубликовать написанное мною. Возможно, это совпадение, но через два месяца его сняли с должности. А меня после той публикации вызвал к себе Крымбек Кушербаев. Мы тогда его называли полпредом – половиной правительства, поскольку он отвечал за медицину, культуру, образование и так далее. «Я прочёл, – сказал он. – Боже мой, неужели мы довели свой народ до такого состояния?!»

Ещё через некоторое время я попал в другой высокий кабинет. «Что вы делаете? – гневно спросили меня там. – Это сплошная ложь. Вы оклеветали все наши планы и наше будущее. Если комиссия установит, что хотя бы половина из написанного неправда, отдадим под суд. «Хорошо, – сказал я. – В независимом Казахстане должен же хотя бы один лауреат Государственной премии сидеть за то, что написал правду. Пора». Комиссия, вроде, была создана, но до сих пор от неё нет никаких вестей.

Фото из открытых источников.