Какой олигарх не мечтает стать банкиром? (видео)

16 марта, 2017

846

В Алматы прошел традиционный CFO Summit, который собрал известных экономистов, аналитиков, экспертов банковского сектора, посетил его и министр нацэкономики Тимур Сулейменов. Exclusive.kz предлагает ознакомиться с наиболее интересными и яркими заявлениями участников дискуссии, которые активно спорили друг с другом и часто не соглашались. Но в целом озвученные вопросы дают понять в каком направлении движется экономика Казахстана.

Тимур Сулейменов, министр национальной экономики РК:

2017 год не будет легким, но мы надеемся, что рост основных показателей превзойдет данные за 2016. Для этого много причин – это и цена на нефть и металлы, также мы видим определенное смягчение денежно-кредитной политики со стороны центрального банка. Мы достаточно большие надежды возлагаем на оздоровление банковского сектора. Мы не хотим постоянно поддерживать экономику путем субсидирования кредитных ставок, согарантирования и так далее. Мы хотим, чтобы банковская система восстановила свою роль в экономике, в обеспечении роста. Это должно повлиять на рост экономики в целом. Драйвер у нас пока один — высокая цена на нефть. В сентябре мы предполагали, что баррель нефти будет стоить $35, сейчас ориентируемся на $50 за баррель. Но у нас всегда есть план В. В этом отношении никакого беспокойства быть не должно. Дальнейший прирост добычи ТШО и на Кашагане, по металлам тоже достаточно неплохая ситуация, — попытался успокоить всех министр. – Ждем, что и финансовый сектор начнет подниматься. Ожидаем, что и торговля будет работать. Большой задел есть в промышленности. Там, конечно, низкая база, так как обрабатывающая промышленность у нас в прошлом году просела. Про девальвацию не хочется говорить, о ней много говорилось. То, что мы в два раза стали беднее – очевидно, что это не так. Состоялась дедолларизация или не состоялась, очевидно, что нет. Мы до сих пор пытаемся узнать цену на недвижимость и автомобиль в долларах, — заметил министр. — Мне тоже хочется ездить за рубеж по курсу 150 тенге за $1, а не по 320 тенге за $1. Но мы беднее не стали. И эту долларизацию из наших голов, из наших умов нужно убирать. Мы видим пробуждающийся и либерализующийся Узбекистан. Это амбициозная страна, вероятно, обладающая большими возможностями, которые пока сложно всецело определить из-за формирующегося политического курса. Но, тем не менее, укрепление Узбекистана будет определенным вызовом для нас. Мы привыкли, и я думаю с большой долей объективности, что Казахстан — региональный гегемон. Сейчас это может поменяться, я подразумеваю экономического гегемона. Может усилиться борьба за инвестиции, борьба за ниши, борьба за рынки. Это тоже один из вызовов. Сейчас мы работаем над шестым пакетом поправок по Doing Business. По тем поручениям, которые мы получили от главы государства, премьер-министра, у нас вырабатывается очень большой закон с внесением измен в большое количество нормативно-правовых актов. Это касается и самого рейтинга, контрольно-надзорной системы, лицензионно-разрешительной системы. Мы видим, что, наверное, к сентябрю у нас будет готов, мы внутри называем его мегазаконом, в котором все это будет реализовано. Если до конца этого года мы сможем его провести, то, надеюсь, в следующем году мы будем жить в кардинально лучших бизнес-условиях. Акцент будет на региональный бизнес, на субъекты естественных монополий. Раньше государство активно инвестировало в экономику, но это не может продолжаться бесконечно. Сейчас, как известно, создается единое экспортное агентство, на смену государственным инвестициям должно прийти наращивание экспортных поставок.

Рахим Ошакбаев, председатель попечительского совета центра прикладных исследований «Талап»:

Мне кажется, что переход на инфляционное таргетирование, был серьезной ошибкой, поскольку мы должны учитывать специфику нашей экономики. Это связано с тем, что Казахстан даже в большей степени, чем Россия зависим от очень широкого круга экспортных товаров и, соответственно, даже по официальному признанию на курс тенге влияет цена на нефть и другие ресурсы. Эти индикаторы очень волатильны. В итоге мы имеем очень большую волатильность тенге. То есть если на минимуме тенге к доллару был 310, после серьезного ослабления тенге доллар достиг 380. Что будет завтра, никто не знает, Первый опрос уже показывает, что такой курс очень серьезно угнетает деловую активность и стимулирует безработицу. Поэтому мне кажется, что в этом году мы должны начать дискуссию по этому поводу. Предыдущий глава Нацбанка, так вот его любимая идея была в том, что у нас тенге очень сильный, и он такой и будет. Сейчас любима тема в том, что программа с которой пришел Акишев — это инфляционное таргетирование. Очень интересно глава РК сказал про цели экономического роста, что монетарная политика должна преследовать эти цели, но тем не Нацбанк эту тему полностью игнорирует. То есть они заявляют только, что в 2017 году они будут заниматься инфляционным тергетированием, удерживать инфляцию. Если посмотреть на концепцию Налогового кодекса, разработанную министерством национальной экономики, основные проблемы заключаются в потере бюджета по НДС и отсутствии учета доходов и расходов. Фундаментальный изъян в кодексе заключается в том, что налогоплательщик несет правовые риски и ответственность за действия его контрагентов либо за действия контрагентов его контрагентов. Мы видим, что скрытая нагрузка и скрытые транзакционные риски в этом случае составляют очень высокий объем. Это ведение пенсионных взносов работодателей в размере 5%, это отчисления в обязательное медицинское страхование, это нагрузка не только на МСБ, но и на неработающих самозанятых людей, которые будут отчислять около 1,2 тыс. тенге в месяц. Соответственно, стоит вопрос, кто-нибудь считал, сколько будут составлять транзакционные издержки при исполнении этого требования законодательства? И нужно ли вообще то, чтобы 3 млн человек совершали подобные оплаты? По части снижения налоговой нагрузки, кроме идеи отмены социального налога, существенных сдвигов нет. Предлагается по аналогии с Россией разменять на повышение НДС с 12% до 16%. Это то, что мы слышали. Возможно, на данный момент ситуация другая. Вместе с тем мы знаем, что обсуждаются меры, которые ожесточают налоговую систему. Примером является снижение порога для режима по упрощенной декларации до 100 млн тенге. Сейчас он составляет 137 млн тенге. Рассматривается вопрос ввода с 2020 года специального налогового режима по упрощенному порядку учета доходов и расходов. Причем именно налоговики, которые участвуют в рабочих группах, считают, что, крайне важно вести тотальный учет расходов. В таких предложениях не учитывается текущая ситуация с падением деловой активности. Например, по статистике, на 1 октября 2016 года количество действующих субъектов бизнеса сократилось на 104 тыс. единиц, или 8%, выпуск упал на 6,9%. Мы потеряли свыше 100 тыс. занятых людей. На этом фоне объем налоговых поступлений вырос на 1,1 трлн тенге, или на 23%. Причем объяснение, что это все эффект девальвации, немного неубедительно. Конечно, он тоже присутствует, но не всеобъемлюще. Государство борется с теневой экономикой методом ужесточения. Мне же кажется, что высокая доля говорит о том, что в Казахстане текущие уровни ставок и платежей очень высокие. И, таким образом, у людей есть стимул уходить в тень. Поэтому для того, чтобы понижать данную статистику, по моему мнению, нужно снижать налоговую нагрузку и упрощать налоговое администрирование. Наши прогнозы улучшает тот факт, что цены на нефть выросли. Семь месяцев назад мы прогнозировали истощение за пять лет, сейчас нужно пересчитывать. В целом я хотел бы успокоить, что объем запасов у нас достаточно высок, причем выше, чем резервы, но тем не менее. В целом мы приходим к выводу, что пополнение госбюджета осуществляется с помощью налоговых нагрузок.

Умут Шаяхметова, председатель правления Народного банка Казахстана:

Каждый олигарх считает, что может стать банкиром. И считается, что если он владеет банком, то может легко делать там свои дела. Здесь опять возникает вопрос к регулятору: где и как раздавали лицензии и выдавались разрешение на вход тех или иных участников? А был ли у этого «банкира» капитал? Очень много моментов и деталей, которые, в принципе, легко обозначить, разбираясь в этом, и решить проблемы. Наверное, все это происходит потому, что банковская система слишком политизирована. Здесь много составляющих, но решать эти проблемы можно было, разбираясь в вопросе. Решение оказать господдержку банкам – это большое мужество. Оно говорит о признании тех или иных проблем в банковском секторе. Если говорить о нашей ситуации, то это двоякий вопрос. Политический – точно нет. Не политический. Здесь он больше экономический. Есть консолидация здоровая, есть не здоровая. Консолидации бывают разными – иногда вынужденными. Я считаю, предыдущая была такой.

Айдан Карибжанов, председатель совета директоров АО «Visor Holding»:

У нас в стране сложились две экономики. Первая – сырьевая. Зачастую в 90-е годы цены на товары были низкие. В этом секторе преуспели Chevron, «КазМунайГаз» и другие. И вдруг неожиданно в начале 2000-х годов начался рост цен. Сырьевые компании стали тем, кем они стали – большие компании, миллиарды долларов, листинги в Лондоне. Это был успех. Вслед за ними двигались и кредитные рейтинги страны. Также есть банковская экономика. Многие банки похитили кредитные рейтинги страны. Они получили доступ к рынкам капитала, начали занимать деньги, выпускать долговые инструменты. А местная база, фондирование, это депозиты населения, деньги корпорации имели меньшее значение. Понятно, что выдать деньги эти банки реальной экономике там, где КМГ, не могли. Потому что компания занимала деньги дешевле, чем фининституты предлагали. Вся связь КМГ с банками ограничивалась тем, чтобы поставить банкомат в вестибюле для выдачи зарплат. Получается, что некому выдавать деньги. Банки начинают придумывать продукты, чтобы их продавать. Это сделки с недвижимостью во всех их проявлениях – ипотека, спекуляция с землей. Потом развивалось потребительское кредитование. И вся эта система работает до тех пор, пока сама система расширяется. В стране возник большой круг вещей о том, где частные акционеры, кто кому должен помогать, нужно ли банкротить, кто у кого украл деньги. И только профессионалы могут разобраться в нем, а для широкого круга все действия были чрезвычайно политизированы. В итоге у нас появились банки-зомби, у которых не было капитала или он был отрицательный. В этих банках регулярно перекредитовывались плохие займы. На Западе нормальный банк — это публичная компания. Если, условно, говорят, что он влетел и у него есть потребность в дополнительном капитале, он продает бумаги на бирже. А у нас владельцы банков пытались сделать невозможную вещь. При отрицательном капитале вместо того, чтобы отдать контроль и привлечь средства за счет других инвесторов, были попытки спрятать этот скелет то в одном шкафу, а потом перепрятать в другом. Это болезненно — государство несет большие расходы, из Нацфонда выделяются деньги. Но, с другой стороны, не перезагрузив ситуацию, двигаться дальше невозможно. Находиться рядом с незахороненными трупом, точнее с несколькими трупами, жить невозможно. Это опасно для жизни и окружающих. Наверное, в начале 2000-х годов регулятору надо было смотреть по-другому на ситуацию, по-другому давать разрешение на доступ к внешним капиталам. Сейчас это стрельба по последствиям этих вещей.