Во тьме рождается рассвет…

Год назад группа политологов — Досым Сатпаев, Андрей Чеботарев, Толкынай Умбеталиева, Расул Жумаулы, Айдос Сарым, Замир Каражанов, Айсулу Жусупова и Рустем Кадыржанов выпустили книгу «Сумеречная зона, или ловушки переходного периода». Коллективный труд, в котором были проанализированы модели смены власти в различных регионах мира, вызвал живой интерес со стороны широкого круга читателей, в том числе, пожалуй, главного своего респондента — политических элит Казахстана. Не осталась книга незамеченной и за рубежом, что само по себе не частое явление в современной отечественной политической науке. Ее с большим вниманием восприняли в научных и образовательных кругах стран СНГ, а буквально месяц назад в Берлине состоялась презентация «Сумеречной зоны» на английском языке. Исходя из актуальности проблем, затронутых в исследовании, редакция «Exclusive» решила познакомит своих читателей с некоторыми главами книги…

Смена политических режимов

Опыт арабских стран
Бурные события 2010-2012 годов в странах Арабского Востока дают обильную пищу для размышлений относительно предпосылок, закономерностей и движущих мотивов радикальной смены власти. Данный опыт важен для Казахстана не только в силу их географической и временной близости. Не менее существенны исторические, политические, социальные, экономические, ментальные, идеологические, психологические и иные параллели.
Как известно, старт лавинообразному процессу, получившим впоследствии название «Арабская весна» был дан 18 декабря 2010 года в Тунисе после самосожжения обычного торговца Мохаммеда Буазизи, в знак протеста против произвола властей. Это стало своеобразным спусковым крючком для выплескивания протестной энергии, которая, не имея выхода, десятилетиями копилась на «арабской улице». Наибольших масштабов поднятая волна достигла, собственно, в Тунисе, Египте, Йемене, Сирии и Ливии. В последнем случае в рамках резолюции Совета Безопасности ООН № 1973 произошло вмешательство международного миротворческого контингента, а точнее НАТО, и давних недругов ливийского диктатора в регионе – Саудовской Аравии, Катара и ОАЭ. Также антиправительственные выступления масс были отмечены в Алжире, Иордании, Мавритании, Марокко, Ливане, Омане, Саудовской Аравии, Бахрейне, Кувейте и Мали. В общей сложности революции уже привели к свержению четырех глав государств. Бывший президент Туниса Зин эль-Абидин Бен Али бежал в Саудовскую Аравию 14 января 2011 года. Экс-президент Египта Хосни Мубарак подал в отставку 11 февраля 2011 года и предан суду. Бывший лидер Ливийской Джамахирии Муаммар Каддафи был свергнут 23 августа 2011 года, а 20 октября был убит возле своего родного города Сирт. Бывший президент Йемена Абдалла Салех после длительных протестов ушел в отставку 23 ноября 2011 года. Настоящая гражданская война развернулась в Сирии, где президент Башар Асад отчаянно пытается сохранить власть.

Исторические предпосылки
Для начала, если коснуться исторических аспектов, то можно констатировать довольно схожие условия, при которых страны обеих регионов обрели независимость, а именно в момент ослабления метрополий и появления шанса на избавление от колониальной кабалы. В арабских странах этот процесс пришелся на 1950-60-е годы, то есть период роста национально-освободительного движения в странах Азии, Африки и Латинской Америки после Второй мировой войны, создания ООН и, как следствие, нового передела сфер влияния на планете. Прежние колониальные державы, в первую очередь Великобритания и Франция уже не были в состоянии сохранять статус-кво, и были вынуждены уступить свои позиции. Происходило это не только в силу пробуждения патриотических сил в самих бывших протекторатах, но и давления со стороны новых полюсов глобального влияния – США и СССР. В Центральной Азии парад суверенитетов произошел значительно позже – в начале 1990-х. Но, несмотря на относительно бескровный исход дела, здесь нельзя не отметить схожесть движущих факторов: ослабление метрополии, в данном случае России, рост национального самосознания в союзных республиках, влияние внешних факторов в лице новоявленного мирового гегемона – США и его сателлитов по блоку НАТО.
Другим важным моментом являлось отсутствие у подавляющего большинства новых субъектов международного права достаточного опыта государственности. Вернее будет сказать, что традиции государственности, которые был наработаны в средневековье и более поздние периоды (в Арабском мире: Древний Египет, Вавилон, Арабский Халифат и т.д., в Центральной Азии: Тюркский Каганат, Хорезм, Золотая Орда, Узбекское и Казахское Ханство и т.д.), за время колонизации оказались забытыми, а цивилизационная преемственность — утраченной. По сути, в каждом отдельном случае историю свой независимости страны Арабского Востока и Центральной Азии начинали с чистого листа, лишь формально делая ссылки на опыт предшественников. Некоторое исключение из данного правила составили разве что теократические монархии, наподобие Саудовской Аравии, обретшей независимость еще в 1932 году. Хотя тот факт, что кроме «золотого века Ислама» в VII-VIII столетиях все остальное время территория и, собственно, нынешней Саудовской Аравии, и Арабского полуострова в целом являлась обиталищем разрозненных, часто конкурирующих меж собой племен, также говорит о небогатых традициях государственности. Поэтому в новых исторических условиях юным, еще неокрепшим независимым государствам, пришлось выстраивать свою политику с оглядкой на внешнюю конъюнктуру и подлаживаясь под интересы тех или иных крупных игроков. В области государственного устройства, выбора экономической модели и прочих слагающих государства они также во многом заимствовали зарубежный опыт. Насколько этот опыт прижился на арабской и центрально-азиатской почве – вопрос риторический. Но шараханья из стороны в сторону, частая смена стратегий развития, снова же в зависимости от внешних обстоятельств, стремление подладить привнесенные модели управления под традиционные представления и менталитет местных обществ – все это вкупе с внутриполитическими и социально-экономическими коллизиями указывало не неустойчивость созданных здесь политических конструкций.

Фасадные республики
С точки зрения модели государственного устройства, страны Арабского мира можно разделять на две части – страны с республиканской и монархической формой правления. В этом контексте обращает на себя внимание тот факт, что наиболее гневные восстания выпали на долю именно республиканских режимов (сегодня из 22 арабских государств 14 являются республиками и 8 — монархиями). Здесь можно было бы сослаться на более уязвимое социально-экономическое положение именно государств с республиканской формой правления. Все дело в том, что в восприятии многих местные монархии ассоциируются с богатыми нефтяными княжествами Персидского залива. Но это правда лишь отчасти. И если в качестве примера взять такие королевства, как Марокко или Иордания, то благосостояние их народов отличается от республиканских Египта или Туниса, скорее, в худшую сторону, нежели лучшую. Да, в Марокко, Иордании, Бахрейне люди тоже вышли на улицы. Но, во-первых, они в основном ограничились социальными и экономическими претензиями. Во-вторых, что принципиально важно для нашей темы, практически никто, ни одна политическся сила или партия не требовали смещения короля, а только настаивала на реформах и отставке правительства.
Это наталкивает на вывод о том, что монархии с точки зрения местных обществ гораздо более легитимны. Но почему? Представляется, что главная причина состоит в том, что республиканские режимы, будучи таковыми номинально, на самом деле мало отличились от монархий. И Хосни Мубарак в Египте, и Али Абдалла Салех в Йемене, и иже с ними, по существу, по статусу ничем не уступали коронованным особам в Саудовской Аравии, ОАЭ или Кувейте — аналогичные, если не большие, полномочия, аналогичный ореол неприкасаемых, аналогичная, если не большая, длительность пребывания на троне и прочее. А присущие республике институты сменяемости власти, выборности, системы сдержек и противовесов исполняли либо бутафорские функции, либо обслуживали прихоти господствующей верхушки. В 1990-е в республиканской Сирии подобные метаморфозы привели даже к наследственной передаче президентства от отца к сыну.
На этом фоне преимущество официальных монархий заключалось в том, что там внутреннее содержание соответствовало внешней форме, то есть вещи назывались своими именами. Выясняется, что в государствах с монархической формой правления, как правило, фигура монарха , равно как и фигура его наследников сакрализована. Во-вторых, монархия, как способ организации государства, более подходит под мировоззрение местных обществ и не предусматривает той степени интриги, которой сопровождается аналогичные процессы в странах с президентской либо парламентской формой правления. Отсюда проистекает и отсутствие серьезной политической конкуренции и борьбы за власть, чреватых кризисными явлениями. В худшем случае применительно к арабским монархиям речь может идти о внутридворцовых переворотах, в которых монопольное решение принимает правящая верхушка.
Так, например, происходило в крошечном, но весьма богатом княжестве Катар в 1972 году. Тогда в результате тихого и бескровного переворота, свергнув двоюродного брата, трон занял Халифа бен Хамад. Правда, это не уберегло его самого от вынужденной, но также бескровной передачи власти своему сыну и бегству за рубеж. Нынешний эмир Хамад бен Халифа управляет страной с 1995-го года, и именно в период его правления этот крошечный эмират на берегу Персидского залива превратился в одну из самых богатых и динамично развивающихся стран мира.
В схожем ключе проистекали события в Саудовской Аравии, где в 1964 году наследный принц Фейсал вступил в противоборство со своим сводным братом, королем Саудом, и поддержанный братьями, стал королем в 1964 году. Сауд отрекся от престола и был выслан из страны в Женеву. Но этот поворот был обусловлен не столько личными амбициями Фейсала, сколько коллективным выбором правящего клана саудитов, считавшими, что старый король не способен эффективно руководить страной. И дальнейшие события подтвердили их правоту. Правление Фейсала ознаменовалось огромным ростом нефтедобычи, что в сочетании с ростом цен на нефть принесло королевству невиданные богатства. Это позволило провести ряд кардинальных реформ в стране. Серьезным коррективам в пользу арабской и мусульманской солидарности подверглась и внешняя политика самой богатой стране Арабского мира.
Однако вопрос преемственности власти для нынешней Саудовской Аравии становится еще более критическим и касается старения руководящего звена. Дело в том, что по завещанию основателя королевства Ибн Сауда и во избежание кризиса власти престол должны на следовать его сыновья (всего 38) по старшинству. Эта норма действует с 1953 года и не реформировалась. Сейчас королем является 88-летний Абдалла, наследному принцу Салману 77 лет (прежние два наследных принца Султан и Наиф не дожили до престолонаследия). При этом в числе многочисленного потомства правящего клана Саудов (более 10 тысяч принцев по мужской линии), которые занимают ключевые посты в государстве и бизнесе, нет единства. Этот факт, вызывает все большее раздражение со стороны других племенных элит и части мусульманского духовенства, которое считает, что саудиты не совсем рьяно следуют канонам Ислама.

Между тем благодаря сверх прибыли от нефти Саудовская Аравия длительное время могла без труда поддерживать высокий уровень жизни своих подданных. За этот период в стране выросло целое поколение тунеядцев, которые не прилагая никаких усилий могли жить абсолютно безбедно. Но бурный демографический рост (за последние 30 лет население увеличилось в три раза) заставил власти снизить социальные выплаты, стимулируя граждан к труду. Но они не готовы, не имеют желания и навыков, а главное согласны лишь на руководящие посты, количество которых ограничено. Налицо и обострение противоречий между религиозными консерваторами и той частью элиты, которая выступает за модернизацию.
Однако, внутридворцовые перевороты — все же явление довольно редкое для монархий Арабского Востока. В большинстве случаев власть передается мирно при полном согласии со стороны правящих элит, которую предпочитают таким образом не раскачивать общую лодку стабильности. Даже в таком государстве, как Объединенные Арабские Эмираты с их федеративным устройством, после кончины первого президента Заида Аль-Нахайяна этот вопрос нашел полюбленное решение шейхов всех семи эмиратов. Имея формальное право занять высший пост в стране, и будучи значительно старше, они отдали предпочтение Халифе — старшему сыну прежнего руководителя ОАЭ по совместительству шейха крупнейшего эмирата Абу-Даби.
Вот уж где идет перманентная борьба за власть со всеми присущими атрибутами, так это арабские страны с республиканской формой правления. К протестам в большинстве из них предшествовало именно усугубление споров о наследовании власти. Поиски путей, призванных гарантировать арабским диктаторам и их семействам безопасность после неизбежного расставания с властью, привели их к выводу о том, что единственной панацеей в состоянии выступить только их сыновья, то есть формирование правящих династий по образцу монархий. Первым такой эксперимент был применен в Сирии, и относительно прижился. Правивший в этой стране с 1971 года Хафез Асад 30 лет спустя, предварительно зачистив все оппозиционное поле, передал бразды правления младшему сыну – Башару (хотя готовил на эту ипостась старшего сына – Басаля, но он погиб в результате автокатастрофы). Аналогичные планы вынашивал свергнутый президент Ирака Саддам Хусейн, также готовивший на высший государственный пост в стране своего старшего сына Кусая. Однако осуществлению этих планов помешали американцы. А вот попытки экс-президента Египта Хосни Мубарака сделать своего сына Гамаля наследником престола вызвали уже недовольство в самых разных частях египетской структуры власти, и особенно среди военных. В Ливии обстоятельства, связанные с передачей высшей власти, имели несколько иную подоплеку, связанную с большим числом сыновей диктатора, соответственно растущей конкуренцией между ними за отцовское наследие. Особенно жесткое соперничество наблюдалось между фракциями старшего из братьев Сейф аль-Ислама и молодого, но амбициозного Мутассима. При этом старший Каддафи стравливал эти фракции между собой, внося еще большую сумятицу. Общую картину завершали другие влиятельные кланы, которые с приближением дня Х, начали утрачивать лояльность к правящим режимам — кто-то выказывал собственные амбиции на власть или ее часть, кто-то рассматривал варианты сохранения статус-кво даже после смены власти.

Синдром временщика
Итак, отличительной чертой монархий являются пускай далекие от демократии, но все же устоявшиеся традиции преемственности власти. Прежде всего, речь идет об отсутствии серьезной интриги вокруг проблемы престолонаследия. Сообразно тому практически сводятся на нет риски стабильного и долгосрочного развития государства с этой стороны. Не менее важен главный посыл, которым руководствуется монарх, — это личная заинтересованность в том, чтобы подданные королевства были довольны, обеспечены всем необходимым, когда трон перейдет к его сыну или брату. То есть еще при жизни он закладывает фундамент благоприятного существования государства после себя. В случае с псевдореспубликами, когда власть может достаться непонятно кому, а зачастую и ярому оппоненту, сложно ручаться за аналогичную мотивацию. И зачастую во главе угла может стоять совсем иной принцип, приписываемый французской маркизе Помпадур: «После меня хоть потоп».

Раскол элит
Общая же тенденция вела к расколу региональных элит по мере ослабления своих патронов. Именно этот раскол в элитах дал в 2010- 2011 годах революционным выступлениям шанс на успех, которого у них не было раньше. Так, например, некоторые перебежчики, перешедшие от Каддафи на сторону временного правительства, входили в ранее связанные с Сеифом аль-Исламом круги, которые выступали за либерализацию. В определенный момент политические системы в арабских странах проскочили тот момент, когда их можно было реформировать изнутри и достигнув точки невозврата, постепенно аккумулировали народное недовольство. От режима, пытавшегося создать правящую династию, стало уставать, даже близкое окружение диктатора. И, если общество было готово смириться с диктатором, который обладает харизмой, то соглашаться на воспроизведение режима при сыновьях или других близких родственниках, люди не были согласны. По сути, политической причиной «Арабской весны» стал не столько факт долгого пребывания у власти, а факт авторитарного её захвата. То есть хотя де-юре политический плюрализм и выборность президента никто не отменял, проводилось постоянное подавление оппозиции, поэтому де-факто лишь одна партия все время была у власти.

Полицейские государства
В условиях неразвитости демократических институтов и гражданских обществ армии арабских стран традиционно были опорами правящих режимов и гарантировали видимую стабильность государств. Вооруженные силы до последнего времени оставались наиболее сплоченной и надежной политической силой на Ближнем и Среднем Востоке и в кризисных ситуациях выступали в роли арбитров или даже брали на себя бразды правления государствами (военные хунты, советы национального спасения). Даже мировой финансовый кризис не смог внести существенных корректив в приоритетное развитие национальных армий арабских стран. По инерции значительные бюджетные средства продолжали выделяться на военные статьи расходов в ущерб решению давно назревших социально-экономических задач. Например, в Тунисе при 10-миллионном населении имелась 150-тысячная армия полицейских, тогда как вооруженные силы были ограничены 30-ю. Эта разница в пять раз дает представления чего больше опасались арабские режимы. Примерно такие же пропорции наличествовали в других арабских странах.

Анализируя факторы, способствовавшие победе народных движений в Египте и Тунисе, безусловно, необходимо отметить ключевую роль армии. Как в Тунисе, где армия отказалась подчиняться президенту Бен Али, так и в Египте, где армия сохранила нейтралитет, позиция военных оказалась решающей для исхода противостояния. Например, 12 января в самый разгар волнений в Тунисе начальник генерального штаба армии Рашид Аммар отказался выполнить приказ Бен Али применить оружие против манифестантов. К разряду таких персонажей относится и бывший министр иностранных дел, действующий глава внешней разведки Ливии Муса Куса, порвавший с режимом, когда Каддафи и сыновья решили использовать против участников протестов вооруженные силы. Рухнувшие режимы не были не только монолитными, но и – в последнее время – едиными в принципе. Разница в том, что в Тунисе все ограничилось государственным переворотом, то здесь начались настоящие военные действия.

Продолжение следует…

• 67
• 53