Дружба Пекина с Брюсселем: от оптимизма к глубокой настороженности

Пока Казахстан поглощен фильмом Бората, в мире стремительно меняется геополитическая конфигурация. Каково место Центральной Азии и Казахстана в этой новой конфигурации, учитывая, что Пекин готов и активно содействует объединению Центральной Азии, но под эгидой своих интересов? Гибридные и прокси-войны России, США и Китая в Казахстане: цели, нарративы и последствия для Казахстана” – тема дискуссии «Мозговой штурм» с участием Айдар Амребаева, политолог (Казахстан) и Юрия Пойта — руководителя секции Азиатско-Тихоокеанского региона Центра исследований армии, конверсии и разоружения (Украина).

— Тема нашей дискуссии: гибридные и прокси-войны России, США и Китая в Казахстане, ее цели и последствия для нашей страны. Как на фоне торговых разногласий между ЕС и Китаем можно охарактеризовать новую конфигурацию международных отношений и с чем Вы связываете этот процесс?

Юрий Пойта: На самом деле, я бы говорил не только об ЕС, но и Западе в целом. Противостояние между Китаем и западными странами продолжается и имеет тенденцию к нарастанию, особенно с США. Уже вводятся санкции, торговые ограничения, формируются попытки не дать Китаю попасть на рынок Запада в сферу IT, морских портов. Также наблюдаются робкие попытки ограничить свою зависимость от торговли с Китаем. Это формируется не только в политике, но и в экономике. Я бы сказал, что будет происходит выдавливание Китая из глобальных производственных цепочек, чтобы ограничить роль Китая в мировой экономической системе. Драйвером ситуации выступают США, и они пытаются не только действовать самостоятельно, но и давить на своих партнеров. США видит проблему по пяти ключевым направлениям: 1) торговля; 2) защита прав интеллектуальной собственности; 3) конкуренция; 4) свобода судоходства; 5) подрывание демократических процессов в странах-партнерах.

Брюссель долгое время скептически относился к этому противостоянию, и даже пытался сформировать концепцию стратегической автономности. Дело в том, что в ЕС есть разные точки зрения, особенно это заметно по периметру между западной и центрально-восточной Европой. К тому же, ЕС не хотел быть использован Вашингтоном в своих политических и геополитических играх. Но, по моему наблюдению, ситуация меняется и ЕС постепенно переформатирует свое отношение к Китаю. В прошлом году была опубликована концепция стратегия ЕС по отношению Китаю, где он назван партнером, оппонентом и противником. Это что касается документального оформления. Что касается действий, в сентябре состоялся саммит ЕС и Китая, но по его результатам не было сделано даже совместного заявления, потому что позиции Брюсселя и Пекина кардинально отличались по многим вопросам. По моим наблюдениям, у ЕС остается все меньше и меньше иллюзий по отношению к Китаю, поскольку он начал обращать внимание не только на то, что Пекин говорит, но и на то, что он делает. Там начали понимать, что экономика уже не может существовать отдельно от безопасности. Каждый значимый проект с Китаем, с точки зрения ЕС, может быть либо военным, либо двойного назначения. Например, в 2016 году Китай купил одно из ключевых немецких предприятий по производству робототехники и это вызвало очень сильную критику со стороны Германии, поскольку, по их мнению, Китай может использовать это в военных целях.

Что происходит сейчас? Во-первых, Брюссель меняет свои подходы и становится более активным, несмотря на свою аморфность и даже беззубость. Военно-политические стратегии ЕС провалились и добиться консенсуса между членами организации было сложно. Но сегодня «глубокая обеспокоенность» обрела конкретные очертания: нарушение экономического баланса, увеличение экономической зависимости от Китая, нечестная конкуренция и права человека. Настороженность прослеживается даже в Центральной и Восточной Европе, где до сих пор к китайским инвестициям относились позитивно.

Одно из ключевых решений, принятых ЕС — введение системы скрининга иностранных инвестиций. Ранее для того, чтобы купить какое-то предприятие, необходимо было разрешение правительства той страны, в которой оно находилось. Теперь нужно согласие ЕС. И очевидно, что речь идет прежде всего о китайский инвестициях.

— Айдар, каково место Центральной Азии в этой конфигурации?

Айдар Амребаев: Действительно, отношения западного мира и Китая меняются и триггером стала торговая война США и Китая. И здесь мы должны иметь в виду результаты выборов в США. Если Трамп исповедует конфронтационную стратегию вытеснения Китая как глобального конкурента, то демократы и Байден, еще во времена президентства Обамы, предложили Китаю G2 как формат определенного двоевластия в мировой экономике.

Что касается ЕС, то здесь растет роль двух быстрорастущих держав — Турции и Польши. Эти страны окажут существенное воздействие на новую конфигурацию мирового порядка с участием стран Запада. В целом, западный мир очень фрагментирован и каждая группа стран имеет свою концепцию взаимодействия с Китаем. Сегодня каждая из стран разрабатывает свою стратегию адаптации к текущим экономическим вызовам, одним из которых является и Китай. Однако, не думаю, что Китай будет допущен к европейскому пирогу. Если считать, что целью континентального Китая является более состоятельный рынок ЕС, то здесь очень много игроков и интересов. И если Китай на первом этапе воспринимался как очарованный странник с Востока, то сегодня эти иллюзии и розовые очки начинают спадать и западом вырабатываются стратегии, как коллективные, так и национальные, чтобы сберечь свои экономики. Многие китайские проекты имеют «уши», за которыми стоят интересы Китая в тех или иных сферах.

Кроме того, мы наблюдаем формирование технологического тандема ОАЭ и Израиля, вызванное активизацией Китая, как технологического и инвестиционного игрока. То же самое касается и Турции, как серьезного игрока и на Ближнем Востоке, и на Южном Кавказе, и в Центральной Азии, и в целом, мусульманском мире с точки зрения защиты прав мусульман в Западном Китае.

Все это происходит на фоне завершения периода проб и ошибок суверенитетов центрально-азиатских стран. Кыргызстан достаточно много экспериментировал с экономическим реформами и сегодня нет ясности, куда идет страна. Казахстан и Узбекистан апробируют свои модели преемственности власти, а в Таджикистане прошли выборы достаточны предсказуемые, с одной стороны, но с другой и неожиданные. Ожидавшиеся многими бархатные революции не состоялись.

Однако, наш рынок по-прежнему может быть интересным для внешних игроков только в интегрированном варианте. И это толкает наши страны к более тесное сближению, мотивируемому внешними игроками, и особенно Китаем.

— Как Вы можете охарактеризовать второй этап реализации инициативы «Пояс-Путь»?

Юрий Пойта: Если говорить о Западе, то я, конечно, скептичен. Думаю, не стоит ожидать ни прорывных проектов, ни сохранения прежней динамики. Китай, хотим мы этого или нет, становится токсичным как в краткосрочной перспективе, так и долгосрочной.

Что касается стратегий, то по ним ведутся дискуссии не только в США, но и во всех других ключевых странах-партнёрах, поскольку каждый раз это отдельный кейс, где есть как свои позитивные стороны, так и риски. Мы видим, например, что Вашингтон постепенно расширяет ограничения на сотрудничество с Китаем, и они коснуться многих стран, в том числе и западного мира, и других регионов. Если санкция была наложена на китайскую инфраструктурную компанию, то вторичные санкции затронут весь список компаний, которые сотрудничают с ней в разных сферах, что в том числе мы видим сейчас на примере Северного потока.

Кроме того, не исключается создание антикитайского фронта западной демократии, о чем говорил Пампео в своих выступлениях. По моим наблюдениям, этот процесс будет продолжен независимо от результатов выборов в США, даже если к власти придет Джо Байден. Более того, есть мнение, что он будет даже намного активней в процессе создания антикитайской коалиции.

На фоне скрининга китайских активов в Европе, с моей точки зрения, ограничения будут нарастать и едва ли второй этап инициативы «Пояс-Путь» будет таким же успешным, как первый.

Айдар Амребаев: К слову, китайцы тоже сегодня меняют свою стратегию, ориентируясь на развитие внутреннего рынка. Поэтому, я бы не стал выражать скепсис по поводу второго этапа. Просто нужно видеть реальные риски и использовать геопотенциальные возможности.

— Как в этом контексте выглядят страны постсоветского пространства? Какую позицию вы бы назвали наиболее продуктивной с учетом позиции Кремля?

Юрий Пойта: С моей точки зрения, каждая страна постсоветского пространства — это отдельный кейс. И у Китая есть свой подход к каждой стране в зависимости от ключевых интересов Пекина в регионе. Я бы остановился на четырех регионах: Беларусь, Южный Кавказ, Россия и Украина. Если посмотреть на белорусско-китайские отношения, то они развивались очень динамично. Там было строительство парков, активное военное сотрудничество в плане создания совместных проектов, в том числе ракетного вооружения. И руководство Беларуси рассматривало отношения с Китаем как противовес к российскому. С другой стороны, Китай рассматривал Беларусь как важного партнера с точки зрения входа в Европу. Но в последние несколько месяцев мы видим, что Китай избегает обозначения своей позиции в региональных процессах, не делая никаких заявлений со стороны Китая на то, что происходит в Минске. Таким образом, на белорусском кейсе видно, что Китай продолжает дистанцироваться от сложных политических ситуаций. Что касается Южного Кавказа, этот регион китайское руководство также всегда оценивало, как один из альтернативных путей через Каспийское море в Европу. На фоне конфликта между Азербайджаном и Арменией Китай также не проявляет свою заинтересованность в реализации региональных проектов. Что касается России, мы видим показательный уровень доверия и политического взаимодействия между странами. Идет увеличение торговли, военно-технической интеграции. Но, с моей точки зрения, эти страны не являются альянсом. Несмотря на довольно активное сотрудничество, они не пытаются сформировать военно-политической блок и вероятность этого очень низка. Мы видим отсутствие сотрудничества России и Китаем в зонах общих интересов, например, в Центральной Азии. Я не наблюдаю совместных российско-китайских предприятий на территории стран этого региона. План большого евразийского партнерства, который должен был соединить Россию, Азию и Китай, провалился и остался только на бумаге. Это больше похоже на острожное сосуществование двух государств в зоне общих интересов. Что касается Украины, то у нее нет совместных проектов, которые говорили бы о стратегическом сотрудничестве помимо торговли.

Айдар Амребаев: Российско-китайские отношения для постсоветского пространства являются едва ли не ключевыми. И то, что было сделано весной 2015 года — подписание договора с ЕС, было достаточно характерным. Это не состыковка, и не взаимодействие, а просто нахождение рядом, наблюдение друг за другом. Вряд ли здесь может идти речь о формировании стратегического альянса, речь скорее идет о тактических решениях. Дружба дружбой, а деньги врозь. Сегодня и в России, и в Китае доминирует тенденции экономического протекционизма и формирования жестких конфигураций в сфере экономического влияния. По Центральной Азии мы наблюдаем естественное стремление лидеров к координации и усилению экономической кооперации и понимание того, что, например, освоение освобождающих ниш на китайском рынке невозможно.

Показательно то, что происходит с Кыргызстаном с точки зрения роста его финансовых долгов Пекину. Да, мы сегодня пытаемся сформировать общую центрально-азиатскую повестку в отношении Китая. Это должно стать достаточно прагматичной стратегией, которую может выработать каждое правительство как в отдельности, так и регион в целом. Кстати, Китай на это смотрит с пониманием. Он не заинтересован в дестабилизации ситуации в нашем регионе.

• 55
• 50