Что стоит за «вторым пакетом» реформ Токаева

Касым-Жомарт Токаев выступил перед старыми и новоиспеченными парламентариями с вторым пакетом политических реформ. В нем оказалось семь блоков, о некоторых из которых президент упоминал ранее. Можно было не обращать на них внимание, но нужно знать, с чем мы имеем дело на этот раз. Поэтому кратко разберем все инициативы, вложенные в уста нынешнего квартиросъемщика Акорды.

Президент-реформатор

О продолжении политического реформирования страны президент заявил еще в сентябре – в рамках своего послания. При этом он заверил себя и окружающих, что первый блок реформ этого плана был осуществлен достаточно хорошо – по крайней мере, ему понравилось. Если кто подзабыл или не заметил, то в «первом пакете» были новый закон о мирных собраниях и поправки в выборное и партийное законодательства. На деле митинговый закон оказался антимитинговым, а упомянутые поправки были несущественными, да и не привели к конкретным результатам – то есть, к появлению на политическом поле новых партий.

В ходе последнего послания президент упомянул о втором пакете, затем, во время раздачи медалей перед Днем независимости, сказал об этом еще раз, а сразу после того, как справил гражданскую нужду в урну (для голосования), назвал конкретную дату обнародования «второго пакета» – 15 января. Получается, что Акорда, как минимум, за четыре месяца до выборов знала, что будет в этом пакете, а если принимать во внимание ее стратегические планы, то это входило в сценарий операции «Преемник».

Также следует помнить в целом о миссии второго президента и его имидже «реформатора», который, несмотря на стремительное нарастание разочарования, все еще культивируют в обществе с помощью соцсетей и «некоторых СМИ». То есть, план «перезагрузки» был изначально растянут на весь переходный период, но разработчики не учли одного момента – что казахстанцы не слишком поверят в очередной «развод», и даже если поверят, то нужно будет претворять в жизнь что-то реальное, а не декоративное. То же самое касается инициатив Токаева (в смысле, то, что было вложено в его уста), высказанных в минувшую пятницу, когда он сам сказал, что «народ ждет не искусственных достижений, а реального результата». Однако, нужно понять, почему они появились именно сейчас и что за этим последует. Поэтому нужно повнимательней рассмотреть все, что включает в себя второй пакет политических реформ, а также, что важнее, чего там не было.

Во первых строках

Теперь к самому выступлению Токаева в парламенте. Наверное, можно опустить его победоносные метафоры и громкие лозунги относительно «новых вызовов», «пути к модернизации» и прочее, а сконцентрируемся на «комплексных реформах», приуроченных, как мы поняли, к 30-летию независимости. Начнем по порядку. Первым президент выделил «внедрение новой модели государственного управления», в которую входит децентрализация системы, модернизация госаппарата, оптимизация квазигосурадственного сектора и цифровизация всего этого.

Сразу отметим, что цифровизация, по идее, не может считаться политической реформой и даже экономической ее не назовешь – это лишь техническое обновление, сродни переходу с аналогового телефона на цифровой. А вот децентрализацию Касым-Жомарт Кемелевич назвал «серьезной». На словах это, может быть, звучит красиво, но что именно «реформаторы» вкладывают в него, не очень понятно. В принципе, это должно означать ослабление жесткой президентской вертикали, что предусмотрено пресловутым перераспределением полномочий 2017-2019 годов, а также усилением самостоятельности местной власти – то есть, акимов и маслихатов (эту мысль Акорда постепенно внедряет в умы уже полтора года). На самом же деле для рядовых граждан это ничем особым не грозит, пока не будет прямых (и честных, естественно) выборов акимов и строительство маслихатов по мажоритарной системе.

О модернизации государственного аппарата Токаев тоже говорил прежде, пообещав сократить госслужащих на 25 процентов. Это выглядит немного лукаво, так как он тут же заявляет о создании новых агентств и министерств, да и мало кто верит, что сокращение клерков будет проходит на справедливой основе и не подогреет внутреннюю коррупцию. Впрочем, если на проблему посмотреть глубже, то неэффективность работы всего госаппарата не в его раздутости, а в системе, заложенной в него изначально, и никакими нормативными актами это не исправишь хотя бы потому, что акты эти выпускают все те же лица. Это касается и квазигосударственного сектора, который нуждается не в оптимизации, а в полной перестройке, начиная с того, что нужно прекращать практику назначения на руководящие посты бездарных чиновников, нередко замешенных в коррупционных скандалах, и их детей-племянников. И уж тем более, реальном, а не декларативном присутствии государства в экономике.

В этот же пункт почему-то было включена мысль о «дальнейшем реформировании судебной системы», а заодно и правоохранительных органов. С одной стороны, заявление главы государства, что судебная система не должна быть закрытой корпорацией, говорит, что она такой и есть, причем, сложилась она при первом президенте, а с другой – реформа эта исходит из самого руководства Верховного суда, то есть, кардинальных перемен можно не ждать. Пусть даже к выбору судей будет подключаться общественность, но в итоге это окажется схемой праймериза по-нуротановски со всеми вытекающими последствиями. В отношении реформирования правоохранительной системы можно сказать то же самое, а когда говорится о «сервисной модели», то больше ассоциаций с коммерциализации работы полиции с гражданами, чем о повышении доверия населения.

Второе, третье, четвертое…

Второй и третий блоки касались социальной сферы и экономики (точнее, тому, что у нас принято называть экономикой). Можно было не касаться этой темы, так как там все предсказуемо, да и сегодня мы больше говорим о политике. Однако стоит отметить несколько тезисов. Во-первых, это акцент на молодежную политику. Напомним, что 2019-ый, год прихода в Акорду Токаева, объявленный годом молодежи, ничем не запомнился – разве что для представителей «Жас-Отана» и других подобных «комсомольских» организаций, породивших синдром самого юного депутата Мади Ахметова. Во-вторых, по здравоохранению, которое было провалено в прошлом году при прямом содействии нового-старого премьера и его команды, ничего конкретного сказано не было. А что касается социальной помощи, то здесь большинству казахстанцев все так же придется рассчитывать только на себя и на свои пенсионные накопления (если порог достигнут).

В отношении развития малого бизнеса и большой промышленности, как и прежде, никаких прорывных проектов не видно. Как по предыдущим и последующим блокам, Токаев здесь говорит о необходимости принятия тех или иных законов, то есть, перед депутатами ставятся задачи, а о парламентской инициативе – ни слова. Думается, даже если бы «Адал» попал в мажилис, то ничего особо не изменилось бы.

«В целом системные преобразования будут продолжены», – сказал Касым-Жомарт Кемелевич. Это, вроде бы, обнадеживающая фраза, но если это продолжение того, что было раньше, то повода для оптимизма нет. Более подробно можно будет поговорить об этом после 29 января, когда пройдет анонсированное Токаевым заседание Высшего совета по реформам, на котором планируется «одобрить принципиально новую систему государственного планирования, актуализированный Национальный план развития страны до 2025 года, а также новую концепцию государственного управления». Но что-то подсказывает, что и здесь не стоит ждать глубоких реформ. Хотя бы исходя из состава того же Совета.

Развитие инфраструктуры и упрощение бюджетных процедур было выделено в отдельный, самый короткий блок. В нем интересно только обращением к депутатам маслихатов: «Ваша активная позиция должна способствовать принятию качественных и взвешенных решений, защищающих интересы избирателей». При других обстоятельствах это звучало бы убедительно.

Поствыборное

Самое интересное и самое обсуждаемое в обществе было сказано под конец. Пятым пунктом выступления главы государства стала «политическая модернизация», которую он назвал «одной из главных реформ». После восхищения «первым пакетом» о выборах районных акимов, к которым «можно переходить» после выборов сельских (а можно и не переходить), на этот раз о прямых выборах акимчиков он скромно промолчал. следовательно, что и райакимов у нас будут выбирать по-прежнему не граждане, а депутаты местных маслихатов, что далеко не одно и то же.

Странно выглядели слова выступающего, заметившего, что «некоторые партии потеряли голоса в мажилисе и маслихатах», хотя он имел в виду карантинные мероприятия. Это все свелось к тому, что надо снижать проходной балл в мажилис с 7 до 5 процентов. «Пора принять такое решение, так как это правило побудит официально зарегистрированные партии участвовать в предстоящих выборах. К тому же это поспособствует повышению политической конкуренции в стране», – добавил оратор. Странно, а мы думали, что политическая конкуренция повышается от появления новых партий, а не от процентного барьера. Безусловно, это хорошо, что когда квест на регистрацию оппозиционной силы практически не проходной, а выборы априори нечестные, то нет никакой разницы, семь, пять или три процента. Особенно, если партии, «потерявшие голоса», особо не возмущаются.

Забегая вперед, к седьмому пункту, скажем, что Токаев упомянул о мировой практике «законного выражения несогласия», подчеркнул, что «понятие альтернативных взглядов и голосования против всех должно быть нормальным и для нас» и заявил, что соответствующая графа должна появиться в бюллетенях всех уровней. Судя по всему, этот пункт появился позднее, учитывая общественное мнение, однако, как мы говорили прежде, графа «против всех» исчезла из бюллетеней без какого-либо на то правового основания. Поэтому эта инициатива президента вызывает снисходительную улыбку и направлена на разряжение поствыборной обстановки. На самом деле, это вызвало в обществе обратную реакцию, но никак не слова благодарности Акорде.

И напоследок

Не преминул Касым-Жомарт Кемелевич сесть на своего любимого, хорошо обученного и не лягающегося конька под именем «общественный контроль», которому был посвящен шестой параграф выступления. Не будем говорить о противоречиях между словами президента и тем, что происходит на самом деле – это уже банально. Стоит лишь отметить, что институт онлайн-петиций, о котором заговорил Токаев и что вызвало некоторую поддержку в соцсетях, на самом деле лишь очередная иллюзия. Дело в том, что петиции, скорее всего, будут иметь правовое значение лишь при условии, что они будут оформляться через маслихаты, а это одно и то же, что и выборы сельских акимчиков местными депутатами. В любом случае, это более походит на подарок с президентского плеча – мол, народ, валяй, жалуйся, но под контролем.

Что касается седьмого пункта («о правах человека»), в рамки которого был внесен тезис про «против всех»), то он не вызвал ни у кого интереса – ни у правозащитников, ни у придворных блогеров, ни у каких-либо СМИ. Оно и понятно – там даже обещаний толком не было дано, а все проблемы были списаны на перегибы на местах – якобы в основном права человека нарушаются в регионах и никак не связаны с правящим режимом, авторитаризмом, диктатурой и клептократией.

В общем, стало понятно, что инициаторами реформ являются все те же лица (даже премьера и спикера не могли для приличия поменять), а исполнителями в этом станет обновленный внешне, но все тот же депутатский корпус. Кстати, Токаев назвал их приличными людьми – то ли намекнув на то, что прежние были неприличными, то ли не слишком уследив за своим дипломатическим языком.

В любом случае, как мы намекнули выше, никаких инициатив от мажилиса Акорде (и, тем более, «Библиотеке») сейчас не нужно. Поэтому, наверное, и было решено ограничиться уже знакомыми и прирученными партиями. Кстати, стоит заметить, наши парламентарии, хоть и называются «законотворцами», сами законы практически не производят – как минимум три четверти из того, что впоследствии попадает на стол к президенту, инициируется правительством или ведомствами, непосредственно подчиненными главе государства. А вот другая функция парламента – контроль, о котором тоже упомянул глава государства, скорее относится к контролю за общественным мнением, чем за властью. Ведь не может же она сама себя контролировать, как и не может сама себя реформировать – это против всех законов физики, которые не подвластны даже нашим законотворцам.

• 72
• 60