Чего добивается Россия на климатическом саммите в Глазго

Самым ярким подтверждением того, что Россия всерьез занялась зеленой повесткой, можно считать лоббистский ажиотаж вокруг новых климатических документов, явные переживания крупных компаний и креатив губернаторского корпуса, пытающегося осознать возможности и угрозы, связанные с изменением климата. К саммиту в Глазго Москва смогла сформировать собственные приоритеты в этой области.

По пессимистичным прогнозам, без решительного сокращения выбросов всеми и везде наша планета совсем скоро пройдет точку климатического невозврата. По оптимистическим – тоже пройдет, по инерции, но не так скоро.

В любом случае перспектива выходит удручающая. Вершин под кровлями снегов будет все меньше (тут лидирует Тибетское нагорье, где за последние 30 лет из-за таяния ледников оголились десятки тысяч квадратных километров). Площади для устойчивого земледелия будут сокращаться – прощайте, те самые луга. Лесные пожары и опустынивание станут печальной нормой жизни. А сезонность великих рек превратит густонаселенные районы Азии в главные источники климатической эмиграции.

Эти экологические процессы начались не вчера и не закончатся завтра, но вот политическая составляющая у них появилась сравнительно недавно и стремительно набирает вес. Можно сказать, что за последние пару лет немало стран резко климатически повзрослели, чему способствовала серия кризисов, с которыми мир встретил 2020-е.

В результате саммит в Глазго, от которого ждали добровольного и консенсусного повышения национальных обязательств по снижению выбросов, начинается совсем не в той атмосфере, что предполагали его организаторы. Он проходит на фоне пандемии, лютующего энергетического кризиса и надвигающегося кризиса продовольствия, а также самой низкой за последние 30 лет способности ведущих стран мира договориться хоть о чем-то обязывающем.

Два года пандемии убедили национальные правительства, что, какой бы глобальной ни была проблема, отвечать перед собственными гражданами придется все равно им. И похвалы со стороны развитых стран не будут учитываться как смягчающее обстоятельство.

Это смещение ответственности – ее откат от «будущих поколений» и «нашего общего дома Земля» к границам национальных государств – проявилось уже в самой организации саммита. Лидеры Китая, России, Бразилии, Индии и ряда других стран обнародовали свои планы по адаптации к изменению климата, но на саммит решили не приезжать. Их посыл понятен: проблему признаем, готовы над ней всерьез работать, но брать на себя обязательства перед «развитым Западом» не намерены.

Готовность содержательно обсуждать дополнительные обязательства по снижению выбросов пока жестко увязана с вульгарным вопросом, кто будет оплачивать светлое зеленое будущее. После подписания Парижского соглашения 2015 года развитые страны обещали к 2018 году собрать на эти цели $100 млрд для стран развивающихся. Но на дворе уже 2021-й, а из конкретных финансовых решений получается вспомнить только то, что флагман зеленой повестки ЕС грозится ввести компенсирующий углеродный налог на импорт из стран, которые мало делают для борьбы с изменением климата.

Однако было бы неверно обвинять страны БРИКС – да и другие развивающиеся страны с международными амбициями – в вульгарном материализме и отказе заниматься климатической политикой без финансовой помощи Запада. Обязательство стать углеродно нейтральными к 2060 году взяли на себя и Китай, и Индия, и – буквально в последние недели – Россия. Москва окончательно расставила точки над «i» в последний рабочий день перед саммитом – 29 октября, приняв Стратегию низкоуглеродного развития до 2050 года.

В 2020–2021 годах в России произошла настоящая зеленая революция. Давний скепсис по отношению к глобальному потеплению отступил – слишком очевидны стали локальные проявления последнего. Частые и разрушительные наводнения на Дальнем Востоке, обвалы зданий на Крайнем Севере, техногенные аварии из-за таяния вечной мерзлоты, острые засухи в южных регионах – все это непрерывно намекало, что конспирологических объяснений борьбы с изменением климата становится явно недостаточно.

В результате меньше чем за два года Россия четко сформулировала свои климатические приоритеты, впервые включила климатические угрозы в Стратегию национальной безопасности, приняла индикативный план по достижению целей, заявленных в низкоуглеродной стратегии, а также инициировала первые проекты в области зеленого перехода.

Самым ярким подтверждением того, что Россия всерьез занялась зеленой повесткой, можно считать лоббистский ажиотаж вокруг указанных документов, явные переживания крупных компаний и креатив губернаторского корпуса, пытающегося осознать возможности и угрозы, связанные с изменением климата. К саммиту в Глазго Москва смогла сформировать собственные приоритеты в этой области, отражающие национальную специфику энергобаланса России и ее уникальный природный капитал.

Осталось убедить в здравости этих подходов остальной мир или хотя бы крупнейших импортеров российской продукции и потенциальных транзитеров Северного морского пути. Специфика борьбы с изменением климата сегодня состоит в том, что с зеленым регулированием недостаточно быть святее папы римского в своей заботе о природе – важнее, чтобы вашу зеленую святость признавали покупатели ваших товаров и инвесторы в ваши проекты.

Российских климатических принципов, которые делегация привезла для продвижения в Глазго и, вероятно, будет двигать и после саммита, три. Во-первых, технологическая нейтральность. Она предполагает признание атомной энергетики как зеленой, чему вплоть до последнего энергокризиса сильно противились европейцы. Однако с тех пор, как «Северный поток – 2» может отдать Германии ключевую роль в энергетике ЕС, та же Франция стала гораздо терпимее относиться к идее озеленить атомную энергетику.

Во-вторых, Москва предлагает сделать упор не столько на сокращении выбросов, сколько на их поглощении. И дело здесь не только в том, что Россия располагает просторами поглощающих лесов, но и в новых климатических рисках. Те же газогидраты – скопления метана, высвобождающиеся от таяния вечной мерзлоты, – сконцентрированы преимущественно в Восточно-Сибирском море и могут сильно подпортить российский энергобаланс.

Наконец, третий принцип – это гармонизация международного учета и подходов по созданию рынка углеродных единиц. Здесь предлагается создать систему, похожую на почтовые индексы. Они сильно отличаются в разных странах, но это не мешает пересылать письма. Мало того, международный почтовый режим исправно работает, несмотря на войны, пандемии и революции, уже почти полтора века. И нет никаких логических аргументов, почему подобный режим нельзя выработать для учета углеродных единиц, столь заботящих сегодня все человечество.

По каждому из предложенных принципов у России есть как потенциальные жесткие оппоненты, так и заинтересованные в таких подходах партнеры. Однако представляется, что Глазго не станет рыцарским ристалищем, где вопросы зеленой истины будут определены окончательно и бесповоротно.

Похоже, подобные настроения разделяет и королева Великобритании, в последний момент решившая пропустить торжественный прием по настоянию врачей. Большого успеха в Глазго могут ждать лишь неисправимые оптимисты, клан которых пока возглавляет британский премьер Борис Джонсон.

В ближайшие две недели главным ньюсмейкером в вопросах экологии будет Шотландия – один из самых зеленых уголков мира, славящийся своими восхитительными овцами. Они дают роскошную шерсть, потому что пасутся на изумрудно зеленых лугах и дышат свежайшим морским воздухом.

Мир сильно изменился со времен завышенных ожиданий начала 2020 года, когда казалось, что все человечество готово объединить усилия ради спасения планеты. С тех пор количество спасательных миссий резко возросло и локализовалось. Мировые державы готовы брать на себя серьезные обязательства по снижению выбросов, но отчитываться по ним они хотят скорее перед собственными гражданами, а не перед другими странами. Поэтому высоки шансы, что большая часть времени на саммите уйдет на обсуждение ритуальных и частных вопросов, вроде гендерного равенства в вопросах климатической политики или поддержки молодежи в деле адаптации к изменению климата.

Тем не менее, повод для оптимизма все же есть – далеко не во всем интересы собственных граждан и планеты противоречат друг другу. А значит, у шотландских овец есть шанс сохранить свой беззаботный образ жизни.

Анастасия Лихачева, Московский Центр Карнеги

• 56
• 59