Концлагерь для женщин: как выживали узницы АЛЖИРа

В Казахстане будет сниматься фильм про АЛЖИР – Акмолинский лагерь жен «изменников родины», куда были заключены около 20 тысяч женщин, часть из которых так и не вышла оттуда.

Автором сценария и режиссером картины является писательница, выпускница Высших Курсов сценаристов и режиссеров им. Георгия Данелия (мастерская Эмиля Лотяну) Асель Омар.

Идея будущего фильма, по ее словам, – создать образ казахской женщины, пережившей заключение в АЛЖИРе.

– Материал я собирала в том числе и в музейно-мемориальном комплексе «АЛЖИР», – рассказывает Асель. – Казалось бы, уже все знала о нашем недавнем прошлом, но этот музей, интерактивный и очень живой, оставляет тебя потрясенным. Музейщики и художники, которые собирали и оформляли экспозицию, сумели подать информацию так, что посетители будто перемещаются во времени и будто бы слышат стук колес поездов со скотными вагонами, лай овчарок, видят стены бараков с крошечными зарешеченными оконцами без стекол.

Очень больно смотреть на вещи женщин-узниц – их сумочки и платья, что были на них в момент ареста, и их контрастные фото – еще вчера счастливые и благополучные, а сегодня остриженные наголо, в тюремной робе.

Кроме того, в музее «АЛЖИР» есть материалы, посвященные алашординцам, Голодомору, Желтоксану и последовавшим за ним репрессиям второй половины 80-х, происходившим вплоть до развала СССР. Атмосферу дополняют воссозданные интерьеры прошлых эпох, предметы и личные вещи заключенных, редкие фотографии по каждому периоду нашей истории в ХХ веке.

Собирая материал для будущего сценария, я видела, как посетители АЛЖИра, среди них и иностранцы, останавливались у Арки Скорби, и, прежде чем покинуть мемориал, кланялись. Они делали это сами, а не потому, что так положено.

Впечатляют имена заключенных. Рабига Асфендиярова, до замужества Лапина, – выпускница Смольного института, исследователь архитектуры и тюркологии. Меня поразил облик этой роскошной женщины рядом с красивым мужчиной, её мужем – военным врачом, участником Первой мировой войны, первым наркома здравоохранения КазАССР, потомком хана Абулхаира Санжаром Асфендияровым.

Контраст, увиденный в лагере АЛЖИР, – какой она была и какой ее там сделали, превратив лагерную пыль, действует как шок. Женщины-врачи Магрифа Казбекова и Дамеш Жургенева (жена режиссера Темирбека Жургенова). Актрисы Жанбике Шанина, Кира Андроникашвили, Татьяна Окуневская, певица Лидия Русланова, писательница Галина Серебрякова, азербайджанский историк Санубар Эюбова… Всего более 20 тысяч «членов семей изменников родины» со всех концов СССР прошли через АЛЖИР, половина из них навсегда остались на казахстанской земле – погибли от холода, голода, болезней и невыносимых унижений. Оставшиеся в живых сами копали могилы, чтобы похоронить умершую подругу или ребенка, сами под конвоем копали им могилы.

Вся жизнь проходила под вооруженным конвоем. Даже в выходные день начинался с утреннего построения и переклички, и им же заканчивался. Зимой – при минус 45 градусах и степных ветрах, а летом – под палящим солнцем. Плюс голод: женщин, ученых-растениеводов, отправляли выращивать фрукты и овощи, но все это отправлялось на продажу, а заключенных кормили баландой из самых дешевых круп.

Оставшиеся в живых женщины молчали о том, что происходило с ними в лагере. У них ведь изымали не только мужей, детей, дом, имущество, но и память – с них были взяты «подписки о неразглашении». Рабига Лапина, например, выйдя из заключения больной в 1943, без права проживания в крупных городах, скончалась через месяц после реабилитации в 1958. Все, что она думала о советской власти, ушло с ней, чего и добивался «большой террор».

Принцип террора в том и заключался, чтобы, расправившись в первую очередь с элитой, обезглавить народ, сделать его безгласным и покорным. Моя бабушка работала в партийных органах Казахстана и тоже о многом молчала. Однажды я спросила у неё, а страшно ли было при Сталине? Она сказала: «Очень», и больше ничего. И, тем не менее, как бы ни было это опасно, мой дед принял у себя в доме друга, который только что вышел из сталинских лагерей, а потом был реабилитирован. Это известный карагандинский писатель, осужденный по ложному доносу и впоследствии написавший роман о ГУЛАГе. В тот день, когда он был у них, зашел сосед-НКВД-шник. Они увидели друг друга – и в воздухе повисла тишина. Дед не сразу понял, в чем дело, когда сосед закашлялся и заторопился домой. Оказывается, этот сосед был следователем по его делу и подвергал его пыткам, и они друг друга узнали, палач и жертва. В памяти писателя отпечатался момент: пытая, он, развалившись вальяжно в кресле, занимался своими бытовыми делами, заказывал по телефону хромовые сапоги. Об этом я написала рассказ, который так и называется «Хромовые сапоги». Умер тот НКВД-шник на улице, его личность «Скорая» установила по квитанции в кармане.

Свидетельства образованных женщин – узниц АЛЖИРА, понимавших суть сталинского режима и способных передать ее, стали появляться только после перестройки. Оказалось, что как бы ни были люди запуганы, память убить невозможно. Благодаря им осмысление большого террора обогащалось, становилось глубже и серьезнее. Это нормальный процесс, но читать материалы, связанные с пытками, насилием, унижением человеческого достоинства, жестоким обращением с матерями и их малолетними детьми, вместе с ними отбывающими срок в лагере, – тяжело. Женщины, которые трудились на лагерных работах, отправляли заработанные копейки своим детям в детские дома, младенцев, отрывая от матерей, тоже направляли в спецучреждения. В музее сохранилось детское письмо: «Здравствуй, дорогая мамочка! Почему ты мне не пишешь? Мамочка, ты не знаешь, где папа? Мамочка, я учусь во 2-м классе. Я очень долго болел стригущим лишаем. Мамочка, я жив и здоровый. Ты говорила, у тебя нет бумаги, я тебе пришлю. Мамочка, я по тебе очень скучаю. Больше писать нечего».

Люди в лагере работали разные. Например, про начальника АЛЖИРа с 1939 по 1953 годы Сергея Баринова, чекиста, написавшего письмо Сталину о перегибах с репрессиями и за это сосланного в Акмолинск, заключенные женщины вспоминали как человека незлого, достаточно просвещённого, сдержанного и спокойного. И когда в 1991 году его хотели судить, бывшие узницы даже выступили в его защиту. А его предшественник, первый руководитель лагеря Михаил Юзипенко, по воспоминаниям узниц, избивал женщин кнутом.

Невольно восхищаешься женщинами, которые нашли в себе силы рассказать правду о лагерном аде, написать об этом книги, оставить свидетельства в виде документальных книг, быть консультантами для фильмов. Если сравнивать с абьюзингом, то видно, как нелегко дается его жертвам рассказ о перенесенном насилии, они будто бы еще раз переживают это. А тогда это был не абьюз, а машина по физическому и моральному уничтожению людей.

Судьбы узниц АЛЖИРа на воле складывались по-разному. Кто-то, несмотря на подорванное здоровье и клеймо «врага народа», сумел вернуться к нормальной жизни, – восстановить свои семьи и продолжить работать, а кто-то, не имея работы и права жить в больших городах, кочевал по вокзалам. Ведь многие избегали общения с бывшими заключенными. Третьи, освободившись, кидались на поиски детей, отправленных после их ареста в детские дома…

Сейчас современных школьников привозят на экскурсии в АЛЖИР. И это правильно, потому что, к сожалению, бацилла насилия никуда не делалась, она просыпается периодически то в одной стране, то в другой, а экспозиции этого музея – самая действенная прививка от него.

• 37
• 32