Кто пришёл делать AI‑стратегию Казахстана и что из этого получится?

Назначение искусственного интеллекта (SKAI – Samruk-Kazyna Artificial Intelligence) в совет директоров «Самрук-Казына» ожидаемо вызвало критику. Эксперты справедливо указали на прямое противоречие такого шага с буквой закона «Об акционерных обществах», где членом СД может быть только «физическое лицо». Дискуссия мгновенно ушла в юридическую и этическую плоскость: может ли программа обладать правосубъектностью?

Эта дискуссия важна, но она, по большому счету, упускает из виду более масштабную картину. Проблема в том, что SKAI – это не столько изолированное решение, сколько симптом. Симптом вхождения Казахстана (как и всего мира) в новую эру «технологического футуризма». Это эпоха множества экспериментов, у которых по определению не может быть «доказанного клиническими испытаниями эффекта».

То, что делает «Самрук-Казына», – это прямое продолжение глобального тренда «fancy-экспериментов». Ещё в 2014 году гонконгский венчурный фонд Deep Knowledge Ventures «назначил» в свой совет директоров программу VITAL. А совсем недавно премьер Албании Эди Рама представил Диеллу – виртуального члена кабинета министров с фокусом на госзакупках. Ей доверили анализ тендеров, чтобы «сделать Албанию на 100% свободной от коррупции». И, как и в казахстанском случае, критика ударила в ту же точку: у Диеллы нет ни сознания в обычном смысле, ни ответственности. В случае ошибки винить придется лишь человека, который нажимает кнопку, – то есть, самого премьера.

Мы входим в эру, когда право всегда будет догонять технологию. Поэтому споры о том, «можно или нельзя» ставить аватар в СД, отвлекают от главного вопроса: «А что будет дальше?»

Эти эксперименты – не случайность. Это первые видимые «заимствования» глобальных идей. Мы уже видим два таких тренда: «ИИ-директор» (SKAI) и еще одно заимствование – «Регуляторный интеллект», о котором говорилось в Послании Президента. Но где искать карту будущих, еще не анонсированных, заимствований?

Ответ – в персональном составе недавно созданного при Президенте Совета по развитию ИИ. Если SKAI – это тактический ход, то Совет – это стратегический замысел. Его состав – а в нем помимо чиновников 16 иностранных экспертов – это не просто список фамилий, а «карта» тех интеллектуальных и геополитических центров, к которым Казахстан будет присматриваться.

Геополитический расклад показателен. Если проанализировать международный блок, то количественно доминируют представители Запада (около половины состава). Также в Совете представлены три эксперта из ОАЭ, двое из Китая и лишь один из России. Каждая группа несёт свою идеологию:

• США/ЕС (Олаф Грот, Лора Тайсон, Дзёити Ито, Николя Садирак, Пол Ким, Джон Хопкрофт, Ричард Стирлинг): носители идей фундаментальной науки, венчурной культуры и, главное, институционального дизайна и этики.
• ОАЭ (Омар Аль-Олама, Эбтесам Аль-Мазруи): воплощение опыта быстрой трансформации ресурсно-ориентированной экономики и практического внедрения ИИ в госуправлении.
• Китай (Кай-Фу Ли, Чжан Яцинь): олицетворение скорости, масштаба и государственной воли.
• Россия (Александр Ханин): не только носитель экспертизы в конкретной прикладной технологии (VisionLabs), но во внедрении в национальном масштабе.

Это не просто набор экспертов. Это пул идей, из которых, вероятно, и будет компилироваться казахстанская модель. Анализ этого состава позволяет выделить не просто набор будущих трендов, а три фундаментальные «оси напряжения», три дилеммы, вокруг которых и будет строиться вся AI-стратегия страны.

• Ось 1: Роль государства.
  «Дирижер» или «Садовник»?

Это ключевой спор о философии управления. На одном полюсе – «Государство-Дирижер». Этот подход ярко представлен в Совете. Во-первых, это прямое заимствование модели ОАЭ, чьими архитекторами являются Омар Аль-Олама и Эбтесам Аль-Мазруи, также присутствующие в Совете. Это не просто философия, а конкретный план, напрямую связанный с недавним поручением о создании «Центра регуляторного интеллекта». Во-вторых, нацеленность на повышение места страны в глобальных индексах, – ее представляет Ричард Стирлинг, создатель Government AI Readiness Index.

Сложнее обстоит дело с философией Олафа Грота. На первый взгляд, его призывы к «защитным рамкам» в книге «Solomon’s Code» ставят его в лагерь «дирижеров». Однако такая трактовка неверна: Грот прямо отвергает идею создания рамок «сверху» (top-down) и предлагает сложную кооперативную модель.

На другом полюсе – «Государство-Садовник». Эту идеологию, близкую к философии спонтанного порядка, в Совете представляет Дзёити Ито. В своей книге «Whiplash» (Сдвиг) он прямо призывает отказаться от «карт» (жестких планов) в пользу «компаса» (принципов), доверять самоорганизации и поощрять «эмерджентность вместо власти». Какая философия – проактивного дирижизма или создания среды для спонтанного роста – победит, пока неясно.

• Ось 2: Экономическая стратегия.
  «Национальная мощь» или «Рыночная либерализация»?

Здесь заложено, возможно, главное практическое противоречие. На одном полюсе – идеология «Национальной мощи». Ее носителем в Совете является Лора Тайсон, видный американский экономист. Ее классическая работа «Who’s Bashing Whom?» – это, по сути, манифест «новой промышленной политики». Он обосновывает, что в высоких технологиях лидерство создается через политику «осторожного активизма»: агрессивное продвижение на внешние рынки и господдержку ключевых «общих технологий».

На другом полюсе – «Рыночная либерализация». Это не только идеи Дзёити Ито о «риске вместо безопасности», но и официально заявленный Президентом Токаевым и отраженный в соответствующем указе курс на либерализацию экономики. Приглашение Тайсон – мощный сигнал о том, что для сферы ИИ может быть сделано исключение, и государство рассматривает сценарий дирижизма для создания национальных AI-чемпионов. Как эта стратегия будет уживаться с либеральной повесткой – ключевой вопрос – особенно если зона “исключения”, ИИ, становится главным государственным приоритетом.

• Ось 3: Революция в образовании.
  «Свобода P2P» или «Цифровой Госстандарт»?

Эта ось, возможно, самая конкретная и показательная. В то время как Ось 1 и 2 задают философские рамки, здесь мы видим пул конкретных исполнителей для реформы. В Совете собран беспрецедентный блок мировых реформаторов образования: Николя Садирак (сооснователь «Школы 42» с ее P2P-моделью «без учителей»), Пол Ким (Стэнфорд, модель SMILE для сельских школ) и Джон Хопкрофт (лауреат премии Тьюринга, реформировавший IT-образование в Китае).

Этот «десант» можно напрямую связать с недавними поручениями по внедрению ИИ в школах, созданию Qazaq Digital Mektebi и поддержке профильных вузов. И здесь снова возникает фундаментальная дилемма: будет ли это «садовничий» подход (в духе Ито) – ставка на P2P-модели Садирака, создающие свободный, саморегулируемый «рынок» образовательных траекторий? Или же государство-«дирижер» использует эти технологии для создания нового, тотального «Цифрового Госстандарта» для школ и вузов?

Что в итоге?

Возвращаясь к кейсу SKAI: споры о его законности важны, но они тактические. Гораздо важнее то, что эти эксперименты больше не случайны. Пока мы обсуждаем один «аватар», в стране сформирован центр, который будет проектировать всю будущую архитектуру.

Мы не спешим с выводами и не занимаемся апологетикой. Мы лишь делаем обоснованные предположения, основанные на анализе этой влиятельной интеллектуальной команды (многие из членов которой, к слову, являются авторами книг и фундаментальных исследований). И если судить по составу, будущая стратегия Казахстана будет рождаться в точке пересечения этих трех «осей напряжения».

Наблюдать за тем, какая философия – «дирижера» или «садовника», «национальной мощи» или «свободного рынка» – в итоге возобладает, и есть самая захватывающая задача для аналитиков.