Предвыборные страсти — есть ли у казахстанцев реальный выбор?

Мрачный феномен и бесславный конец Рахата Алиева — кто в ответе? Украина спустя год после революции — какие делаем выводы? Эти и другие вопросы обсуждали  на очередном заседании клуба «Формула 4+» наши эксперты —  Андрей Чеботарев, Досым Сатпаев и Расул Жумалы

Досым Сатпаев: Хотел бы поприветствовать всех тех, кто в очередной раз решил посмотреть нашу программу « Формулу 4+». Сегодня мы проводим ее втроем, я надеюсь, что  скоро наш четвертый участник,  Толганай  Умбеталиева,  также присоединиться, но в ее отсутствие в стране произошло немало событий. И мы хотели бы начать с события №1 —  с инициативы по поводу досрочных президентских выборов, которая вызвало большую волну,  цунами как информационных «сливов», так и слухов. Вообще,  в Казахстане, но и не только в Казахстане, а во многих странах Центральной Азии,  любые выборы напоминают перевыборы. И, опять же,  неудивительно —  как только заявили о том, что в Казахстане необходимо произвести досрочные президентские выборы —  тут же появились альтернативные предложения, кто-то заявил: зачем тратить так много денег и ресурсов, и времени, когда можно просто провести референдум о продлении полномочий, что в ответ вызвало массу критики. То есть, опять же получается:  если в других странах выборы, они больше сконцентрированы на кандидатах, их программах, на некой интриге —  кто одержит победу.  У нас, в основном,  вся дискуссия идет о том, как  «по максимуму»  продлить пребывание действующих персонажей у власти.

Расул Жумалы: Начнем с того,  зачем вообще проводить выборы, когда результат итак известен? Это же трата времени, трата денег, особенно в такое непростое время. Поэтому,  не лучше ли провести просто референдум, т.е., выразить доверие на определенный срок, на очередные пять-шесть лет,  и пускай так и будет, хотя будет  определенная критика. Меня,  честно говоря,  не совсем, убедили аргументы в пользу проведения выборов. Они, кстати,  не отличаются от прошлых аргументаций. Но в данном случае первый аргумент, который  приводили, это то, что на 2016, будущий год, когда пройдут выборы,  придется пик вот этого кризиса, которого, между прочим,  в Казахстане нет, как нам объявили. Но будет  пик несуществующего кризиса,  и к этому времени надо прийти «во всеоружии, подготовившись» и т.д. Второе- что на 2016 год выпадают сразу две предвыборные кампании,  парламента и президента, это не совсем удобные «ножницы», ненужный ажиотаж, давайте разделим по периодам и по времени, хотя никто же не уточнил, кто в 2010 году закладывал эти временные « ножницы».

Андрей Чеботарев: Как говорит известная народная мудрость —  «Сначала было Слово». В наших политических реалиях это будет уместно сказать:  «Сначала было Обращение». Мы знаем,  было обращение членов Совета Ассамблеи Народов Казахстана, но самое интересное —  они сами ссылаются на какие-то обращения, призывы граждан, организаций, но почему-то мы их не видели… Зато мы теперь видим обращения и спортсменов, и кинематографистов, политологов, блогеров,  с призывами о том, что надо провести эти выборы. Опять — таки ссылаются на геополитические факторы, на трудности, связанные с кризисом. Возможно — да, надо обеспечивать  стабильность, но, на мой взгляд, не путем проведения избирательных кампаний, а нормализацией работы прежде всего систем госуправления и других структур. Но, опять же,  мы видим, что помимо обращений рождаются и слухи, каких только слухов нет! В том числе, что избираться будет, если выборы пройдут, не действующий глава государства, а его потенциальный преемник.

Расул Жумалы: И это — несмотря на то, что на слухи наложили официальный запрет.

Досым Сатпаев: Но вот здесь, кстати,  очень важный вопрос, точнее даже не вопрос, а скорее – проблема. Я в свое время говорил, то что в Казахстане в течении долгого времени доминирует полит технология, но не политика, как таковая. В чем отличие? Полит технология – это политическое шоу, которое постоянно должно демонстрировать реальную,  либо мнимую поддержку власти.  И к этому шоу подключаются абсолютно все подвластные ресурсы, кстати,  за последние годы мы очень хорошо видели, как красиво «вычистили»  всю площадку под такие шоу. То есть, практически,  это метод «выжженной земли», на оппозиционном поле сейчас из старой оппозиции практически никого не осталось, неправительственные организации тоже были ослаблены в течении определенного периода времени, средства массовой информации уже давно под мощным колпаком контроля. То есть,  по идее «Show Must Go on», помните, Фредди Меркьюри пел? —  вот, по сути, все от этого… Это полит технология, но в стране нет политики. Политика как раз предполагает наличие конкуренции идей, идеологии, самое главное —  наличие конкуренции по поводу повесток будущего развития страны. Опять же, то,  что Андрей упомянул : хорошо, выборы прошли, хорошо, гипотетически представим, что президент, ныне действующий, получил мандат доверия на очередной срок —  дальше что? Вопрос «Дальше что?» постоянно упирается в некую стенку. Я заметил, что некоторые наши коллеги политологи не хотят обсуждать тему «Дальше что?», им больше нравится обсуждать текущую конъюнктурную ситуацию. Меня  даже рассмешило, что некоторые политологи начинают обсуждать, получит ли президент 95.5 процентов, 96 процентов или 97 процентов…  Неужели это задача политологов  — обсуждать,  сколько процентов голосов получит ныне действующий президент, четко понимая, что в любом случае получит большинство. Вопрос о том, что будет дальше после выборов, будут ли действительно эти выборы последние для президента, либо он растянет их опять на какой-то неопределенный период времени, будет ли появляться среди списка потенциальных участников псевдо — конкурентной борьбы какой-то потенциальный преемник, как кандидат? Вопросов много…

Расул Жумалы: Ну да, один из так называемых  блогеров, , когда он ратовал, что нужно отказаться от идеи выборов и все-таки предпочесть референдум, один из его  доводов их состоял в том, что претендующие на кандидатство те или иные люди — они уже примелькались, они не внушают доверия, даже были такие термины как «клоун» … И он  ссылался на то, что на их уровне побеждать — это как-то несолидно, это некрасиво, это не красит президента, уж лучше, в данном случае,  провести референдум. Тоже интересный момент.

Досым Сатпаев: Нет, извините, опять же —  это тупиковая ситуация! Если вам не нравятся эти «клоуны» —  ну давайте, создайте условия, чтобы появились другие кандидаты! Я уверен, что из семнадцати миллионов трехста тысяч человек, если взять взрослых, население чуть меньше, обязательно появятся люди, которые могут составить определенную конкуренцию.

Расул Жумалы: Что мы опять слышим?  Вот такую, как бы  «псевдоволну»  мнений о том, что достойного кандидата нет. Никого нет, только один человек может править из семнадцати миллионов человек! Тоже вызывает умиление.

Андрей Чеботарев: Кстати, традиционный участник двух избирательных кампаний, лидер партии патриотов, Гани Касымов,  уже дал понять, что он не будет в этот раз участвовать. Я не удивлюсь, что появится некое количество сторонников, которые теперь его будут призывать участвовать, чтобы поддержать вот эти выборы, их легитимизацию, конкуренцию, альтернативы… Но шутки шутками, но реально,  конечно,  есть достойные претенденты. Понятно, что в наших условиях им не победить, но, по крайней мере, заявить о себе и выдать, как ты говоришь,  эту программу повестки дня, это было бы актуально.

Досым Сатпаев: Да, потому что ныне действующая повестка дня, связанная с будущим развитием Казахстана, которую предлагает официальная власть, опять же — все увязывается с ныне действующим президентом, все. .. Но все хорошо понимают, что если мы говорим о будущем Казахстана,  то речь идет о долгосрочном будущем. Даже программа 2050 – она уже предполагает немного заглянуть дальше своего носа . Некоторые считают, что если выборы пройдут, опять же, пускай даже по «накатанному сценарию», в любом случае,  после выборов эти острые,  неприятные вопросы нужно ставить. Что будет со страной, какие меры должна предпринимать власть, чтобы обеспечить эту преемственность, будут ли проводить непопулярные экономические реформы, о чем, кстати Айдос Сырым тоже упомянул на Фейсбуке? Отложили ли вопрос о девальвации на более дальний срок? Ведь много же вопросов висит в воздухе… И эти выборы сами по себе, мне кажется, они не снизят уровень напряженности, вот этой неопределенности. Наоборот,  они создают дополнительный фактор неопределенности, растянутый по времени.

Расул Жумалы: Но даже среди вот этих полит технологий,  в отсутствии реальной политики, мы видим тоже огромное количество и слухов, и стереотипов, в том числе ненужных. В том числе, упомянутых Досымом, конечных цифр —  95 процентов будет поддержки, либо 97. Бой с тенью получается. Хотя, если посмотреть на опыт западных демократий, там самый огромный процент поддержки бывает редко 70 процентов, а то и ниже, и это считается колоссальный успех. В данном случае стереотип заключается в том, что любой показатель ниже 95, он будет ощущаться чуть ли не как проигрыш. И здесь, возможно, установка идет даже не от Ак-Орды, к примеру, или не от Центрзбиркома, это уже ментальный уровень местечковых бастыков, которые таким образом попытаются показать свою лояльность, то что они активно работают. То есть соревноваться в том, что у кого-то будет 97, у кого-то 98. Как-то недавно вспомнил тот же Айдос Сырым, в одном из районов, когда-то проходили выборы,  кандидаты набрали 103-104 процента,  вопреки логике и здравому смыслу.

Досым Сатпаев: Ты прав. Потому что они загнали себя в ловушку рейтингов, рейтингов на предыдущих президентских кампаниях,  и ниже этого опускаться уже «не комильфо» для них.

Андрей Чеботарев: А самое интересное, что последующие за президентскими, когда они там будут, срочными или досрочными,  парламентские выборы тоже дадут повод для того, чтобы «делать голоса» уже партии Нур-Отан, потому что не может быть партия быть ниже своего лидера…

Расул Жумалы: И в этих условиях, мне кажется, если уже окончательное решение в пользу выборов все-таки будет принято, все-таки власть,  компетентные органы должны быть заинтересованы в том, чтобы они прошли наконец максимально прозрачно, демократично, понимая ту данность, что уровень поддержки действующего президента — он действительно очень высокий. Он объективно очень высокий, возможно не 95 и не 97, но все равно —  он очень высокий. И в этих условиях проводить некую, так скажем,  профанацию выборов, чересчур использовать административный ресурс —  это не красит не саму власть. Это не повышает уровень доверия к самим этим выборам ни со стороны населения, ни со стороны наших международных партнеров, которые,  так или иначе, будут давать оценку, в том числе – и по  нашим международным обязательствам. Здесь, мне кажется, все сходится к тому, что желательно проводить эти выборы максимально конкурентно, открыто, прозрачно и выявить действительно, что думает население, что думают граждане страны.

Андрей Чеботарев:  Опять мы возвращаемся к теме слухов. Мы это видим на примере соседнего Узбекистана, где так же проходят выборы и президент,  по тем или иным причинам,  не показывается народу.  И  уже ползут слухи: жив ли он или мертв? И теперь мы видим: слухи о  произошедшем  с Рахатом Алиевым, это, конечно, трагическая ситуация, с точки зрения человеческих начал. Неоднозначная фигура, понятно, сыграл где-то зловещую, где-то положительную роль, если брать к примеру,  футбол. Но мы видим, что человека не стало —  и теперь это тоже обрастает слухами,  вплоть до того, что там самые разные конспирологические версии  — спецслужбы и России, и США, и еще кого-то, причастных к этому факту… Слухократия, не смотря на запреты,  идет, но мы видим, что это не просто слухи, это еще чьи то мнения, получается, что еще надо и мнения запрещать.

Досым Сатпаев: Да, версии существуют разного рода и по поводу смерти Рахата Алиева.  На самом деле, идут  сравнения и с Борисом Березовским, потому что траектории их карьерного взлета и падения похожи чем-то. Оба когда-то были на властном Олимпе, оба были в системе, при этом система сама их породила. Потом из этой системы они выпали, пытались с ней бороться, потом проиграли эту битву.И опять же и та, и эта фигура —  чем они похожи? Андрей правильно заметил:  неоднозначностью, т.е., где-то определенно шла демонизация этих фигур, предоставление им слишком больших,  определенных каких-то властных рычагов, которые позволяли им манипулировать общественным мнением и т.д. Но при этом, как правильно было здесь отмечено, это  трагическая ситуация, она в очередной раз говорит о том, что казахстанская политика, она,  по сути,  все время замыкается на кулуарных фигурах. И даже если кулуарные фигуры выпадают в публичное поле, то они больше всего делают акцент на войну компроматов. То есть, Рахат Алиев серьезную угрозу представлял для власти не потому,  что был публичным политиком, оппозиционером, а потому что он активно использовал против власти ее же оружие. То, что внутриэлитные отношения используют «папку с досье», как некий инструмент контроля и давления.  Рахат Алиев стал использовать  компромат как публичный инструмент, и вот это как раз тоже является одной из характеристик нашей политической системы. Все бывшие участники этой системы, которые из нее выпадают, представляют угрозу именно потому,  что начинают выдавать публике ту информацию, которая, по идее, априори, должна быть закрытой. И опять же, в связи с его смертью мы видим, что точных конкретных данных никто пока предоставить не может. Я думаю, что единственное, что какие-то точки над «и» может поставить, это судебно- медицинская экспертиза, которая, естественно, должна проводиться.

Расул Жумалы: Во-первых, эта экспертиза должна доказать —  он ли это вообще? Хотя вероятность очень низкая, что по-другому будет, но я солидарен с мнением многих экспертов, в том числе —  которые общались в последние дни с Рахатом Алиевым, его адвокат —  все они в один голос утверждают, что он, во-первых, не проявлял никаких признаков суицидального окончания этого дела. Во-вторых, он сам по себе, его психика, его моральное состояние  — все не подводило под то, что он таким образом поступит…  И здесь появляются опять эти « элементы заговора» , возможные параллели с Березовским —  возможно,  ему помогли, но это уже совсем другое следствие, совсем другое расследование. Кому это было выгодно, кто за этим мог стоять? Тем более, что  речь идет о цивилизованном государстве в центре Европы – Австрии, Вене. Вообще, элементы заговора, где проводятся параллели уже с нынешними выборами, которые мы обсуждали, с тем, чтобы каким-то образом  «подложить свинью»  —  ну чересчур фантастические версии!  Но они тоже, с учетом закрытости тех или иных процессов решения, тех или иных процессов вообще, такие слухи появляются, к сожалению, и мнения людей разнятся очень сильно на этом фоне. 

Досым Сатпаев: Опять же, вопрос,  его очень многие журналисты тоже задают:  как трагический инцидент в австрийской тюрьме повлияет на внутриполитическую обстановку в Казахстане, на внутриэлитные отношения ?

Андрей Чеботарев: Я думаю, сейчас мы увидим, кто есть кто… Кто-то,  наверное,  начнет, что называется «пинать труп», вспоминать там что-то, высказывать обиды. А кто-то поступит более мудро —  выскажет соболезнования родным и близким. Кто-то, самый рациональный, и мы в том числе,  раздаст по заслугам, т.е., отметит и черное, и белое. .. Понятно, что неоднозначная ситуация, мы уже видим, что определенная часть оппозиции, в основном связанная с другим «узником Европы»   — Мухтаром Аблязовым, излагает версии насчет убийства, что все это было подстроено со стороны казахстанских спецслужб…  Самое интересное,  не знаю, совпадение ли это или случайность, поменялся глава нашей внешней разведки — и уже это дает основания для слухов, что вот типа «мавр сделал свое дело», имеется в виду прежний руководитель, теперь руководитель-«мавр» может уйти. У нас власть, принимая кадровые изменения, не объясняет, почему это вот так произошло. А там, действительно,  было заседание Совета безопасности, может быть,  к делу Рахата Алиева это никакое отношение не имело, но люди, которые не знают, что это было, неосведомленные, они могут действительно ассоциировать вот эти два события —  смену руководителя внешней разведки и смерть Рахата Алиева, как бы «два в одном».

Расул Жумалы: Да, многие вещи в кадровой политике, в назначениях — они остаются сами по себе, где-то наверху решаются. С  90-х мы наблюдаем одну и тоже канву: «политика высокая»-  она живет своей жизнью, политическая система не поменялась, процесс решения остался  таковым и в принципе. Когда мы рассматриваем феномен Рахата Алиева —  он же не сам по себе стал  такой одиозная фигурой, он — лишь плод и результат этой системы,  со всеми ее изъянами, со всеми ее «темными моментами» и т.д. И,  при сохранении такого процесса принятия решений, далеко не совершенного, мне кажется, иногда даже уродливого, есть очень много предпосылок тому, что вот таких «Рахатов Алиевых»  еще очень много  внутри Казахстана, потенциальных  «Рахатов Алиевых», возможно — за рубежом они есть. Здесь основная масса обсуждений идет непосредственно вокруг данной фигуры, вокруг данной, может быть, суицидальной истории, но не причин, которые привели к этому, не предпосылок, которые породили вот этот феномен. Как бы кто к этому не относился там, эта одиозная фигура, возможно, что-то и хорошее сделала. Как Андрей сказал, к примеру,  в футболе…  Но есть  вопрос причины и следствия. Причины: каким образом произошло, как это стало возможным?  И привело ко многим другим смертям, убийствам «громким» и не очень «громким», это тоже очень большой вопрос.

Досым Сатпаев:  Да, правильно подмечено, что многие проблемы порождены самой системой, многие лица порождены этой системой,  и на самом деле это тоже является признаком слабости этой системы. Когда она сама,  собственными руками,  порождает проблемы, которые бьют по имиджу государства, и в целом — по имиджу действующей власти. Но, опять же, если вернуться к этому событию, я здесь хотел бы подчеркнуть, например, если помните,  в Украине незадолго до оранжевой революции было убийство журналиста Гонгадзе, которое было одной из причин дискредитации власти президента Кучмы…  Помните, не так давно в Аргентине тоже  возник большой кризис,  в связи с непонятной смертью, по-моему, генерального прокурора, который обвинял президента Киршнер в том, что она имела такую негласную  договоренность,  и в результате договоренности с  террористами, которые взорвали что-то в еврейском районе, их освободили. И этот генеральный прокурор, который собирался что-то рассказать, погиб, опять же —  якобы в результате самоубийства. То есть, многие примеры исторические, в связи с другими государствами,  как раз говорят о том, что часто смерти тех или иных журналистов, политиков, чиновников, если не сейчас, но потом начинают превращаться в некое политическое оружие. И опять же, здесь, Андрей, можно подчеркнуть, что какой-то период в будущем, вот те белые пятна, связанные со смертью и Алтынбека Сарсенбаева, и Заманбека Нуркадилова, и Рахата Алиева, возможно,  тоже будут кем-то использоваться с точки зрения вот этой, скажем так, мощной информационной войны. Опять же, скорее всего,  появятся новые факты, новые данные, новые свидетели. Учитывая то, что прецеденты уже были в других странах, я думаю, что это тоже является дополнительной угрозой для власти. Чем больше она скрывает что-то, не договаривает, это же потом обернется против нее.

Андрей Чеботарев: И,  кстати, ты не зря затронул Украину, потому что исполняется годовщина со стороны второй уже, пусть не оранжевой, как они говорят, евромайдановой революции. И мы видим, как народ поступает, когда от него что-то скрывают или ему что-то не дают.

Расул Жумалы: Действительно, год прошел с этих трагических событий, которые приобрели еще более зловещий, еще более страшный оттенок. Где-то называется это гражданская война,  сами украинцы считают, что это агрессия со стороны России. Пока что это хрупкое перемирие, которое наступило в результате минских соглашений № 2, оно не являются, как мне кажется, переломным моментом. Есть очень много оснований к тому, что эти военные действия возобновятся  События эти уже задевают Казахстан по многим моментам, я имею в виду экономику, я имею в виду наши двухсторонние отношения с Украиной, наши взаимоотношения, скажем , с Западом, так или иначе —  наша зависимость от России, она сказывается и сохраняется, и она влияет не самым благоприятным образом не только на экономику или на девальвационные ожидания и т.д., но и на политическую репутацию государства. Особенно тогда, когда шла конкуренция между Астаной и Минском до последнего момента: где будут происходить эти мирные переговоры в рамках нормандской четверки?  и , как мы видим, все-таки инициативу в самый последний момент перехватил белорусский президент. Это все-таки,  наша посредническая миссия миротворческая, это была одна из главных визитных карточек Астаны на мировой арене. Это тоже момент, заслуживающий очень серьезного внимания, особенно на фоне грядущих выборов,  либо референдума. Каким образом это будет рассматриваться в остальном мире и будет ли это, как в прошлые разы, предметом острой критики со стороны того же ОБСЕ или Совета Европы?

Андрей Чеботарев: Но, кстати, читая различные информационные источники, в том числе сами украинские и белорусские, можно увидеть,  сколько простых людей в Украине, и даже те, кто выходил на Майдан —  они остались недовольные результатами. Их можно понять, они хотели каких-то кардинальных изменений, но что-то удалось сделать, что-то не удалось, где-то улучшилось, где-то ухудшилось,  и народ теперь все-таки возмущен, что власть была у одного олигарха, теперь у группы олигархов, коррупция вроде как процветает…  Понятно, что за один раз никогда ничего не сделаешь, но это лишний раз, на мой взгляд, говорит о высоком гражданском сознании, что люди все-таки переживают за это. Значит,  пусть не вторая евромайдановская, но может быть микрореволюция  произойдет в этой стране.

Расул Жумалы: Вполне возможно то, что такие сценарии идут, но мне кажется —  да, через трудности, через трагедии, через вмешательства других государств, очень грубое вмешательство,  между прочим, все-таки движение и какой-то прогресс в Украине идет. Возможно,  со знаком минус, или со знаком плюс, но движение идет, все-таки четыре президента сменилось, определенные веяния, тенденции, влияния самого социума,  гражданского общества на процесс принятия решения мы видим. Не надо через брутальные формы, но все же это есть. По сравнению,  скажем, ее еще при Советском Союзе называли такой буферной либо картонной зоной,  в Верховном Совете центрально азиатская делегация так называлась, но по прошествии 24-25 лет мы видим аналогичные моменты в части центральноазиатских государств. Хотя, скажем так, в сравнении с Казахстаном, мы уже затрагивали вопросы рейтингов, вопросы того, сколько процентов набирает в конечном итоге победитель, в Узбекистане Ислам Каримов удовлетворяется, по-моему, восьмидесятью с чем-то процентами…

Досым Сатпаев:  Я бы хотел здесь подчеркнуть, Андрей эту тему затронул, что политика – это вообще парадоксальная вещь, т.е., на самом деле, выборы – это не панацея, даже демократические выборы. Граждане всегда будут недовольны  теми политиками, которых они выбирают, даже если это демократические выборы. Но,  в любом случае, выборы должны быть, т.е., должен быть выбор у человека, потому что, опять же,  все замыкается на вопросе политической культуры. Как развивать политическую культуру в стране, если не давать эту политическую культуру взрастить на почве выборов? Других механизмов нет. Помните, у нас дискуссия была в Астане с некоторыми депутатами, которые сами попали в ловушку собственных тезисов, т.е., один депутат заявил о том, что народ к выборам не готов  —  посмотрите на КСК! Люди не могут собраться! Другой сказал, что нам нужно повышать политическую культуру, развивайте местное самоуправление, при этом опять больше ссылаясь на существующую систему госуправления. Написать через маслихаты, которые отнюдь не имеют никакого отношения к местному самоуправлению. То есть, опять же мы выходим к ключевому вопросу о том, как повышать в Казахстане политическую культуру до уровня сознательности, гражданственности без возможности граждан делать выбор?  У нас считают, что народ к демократии не готов, вот поэтому давайте выбирайте то, что у нас есть, а выбора практически и не существует. В  то же самое время власть говорит о том, что мы опасаемся, что народ будет радикализироваться. Ну, естественно,  он будет радикализироваться, если не прошел через школу демократии!  Вот то, что ты говорил по Украине:  было много дискуссий по поводу Кыргызстана соседнего, и сколько здесь было в Казахстане таких издевательских и мнений, и комментариев , что вот в Кыргызстане сплошь бардак, политический хаос, постоянно меняют президентов. .. Да, так оно и есть, признаемся честно, хаос, бардак и т.д. Но с другой стороны, в отличии, например, от Казахстана и Узбекистана,  произошло несколько вариантов смены власти, там люди, возможно даже где-то чему-то обучились, где-то уровень политической культуры поднялся…  По крайней мере, там впервые в истории Центральной Азии переходный президент,  в лице Розы Отумбаевой, не пытался удержаться у власти всеми силами, совершив государственный переворот, а сдержал свое слово и передал власть избранному президенту. Тоже интересный прецедент, впервые в Центральной Азии кто-то отказался от власти и отдал эту власть президенту, который получил определенное большинство голосов!

Расул Жумалы: То есть, если мы посмотрим на опыт западных стран, конечно,  нам до них далеко… Но у них, если посмотрите, выбор,  как правило,  во-первых, не ведет к каким-то катаклизмам обострения и т.д., все цивилизован. Во-вторых, как правило,  перед американцами, англичанами, французами ставится выбор между хорошим и лучшим. Они выбирают лучшую программу, чтобы стать еще совершенней. В нашем случае —  выбор между плохим и очень плохим. Меня, например,  перекорёжил один комментарий в Фейсбуке, одна дама  написала: «Уж лучше соглашусь, чтобы мои дети жили в коррупции, зато пускай они не узнают, что такое мародёрство, что такое конфликт». Да, хуже, согласен, но почему люди должны выбирать между двумя этими опциями?

Досым Сатпаев: Люди не понимают, что именно коррупция ведет к революциям, к мародёрствам, к государственным переворотам.

Расул Жумалы: Надо же выбирать между хорошим и лучшим, но чтобы дойти до этого уровня,  надо хотя бы получить выбор между хорошим и плохим, и выбрать хорошее.

Андрей Чеботарев: Но,  кстати, вот тот же Рахат Алиев, он ушел уже, но оставил, на мой взгляд, довольно — таки интересные уроки, т.е., он дал той элите, из которой он сам,  собственно и вышел, понять:  если вы не хотите нормальную конкуренцию с полноценным плюрализмом, с партиями, с оппозицией, чтобы все это было цивилизованно, вы получите заговоры, войну компроматов или тайные, как ему предъявляли, обвинения… И,  как мы видим,  уже не он один, если посмотреть,  кому предъявлялись эти обвинения и дальше, начиная от коррупции и заканчивая какими то другими вещами, о которых не принято говорить… Мы видим, что процесс идет. А по мере того, как будет приближаться дата, о чем мы писали, часа Х, я думаю,  это может и разрастаться.

Досым Сатпаев: И,  кстати, тот же самый Рахат Алиев, если вы помните, предлагал свою альтернативу политического развития, говоря о монархии. Такой довольно спорный тезис, который здесь вызвал большой ажиотаж.  Но, в любом случае,  надо отметить, что выборы бывают ведь не только в сфере политики —  практически каждый человек всегда стоит перед выбором. Правильно заметил Расул —   между плохим или очень плохим. В любом случае,  я бы хотел пожелать всем нашим зрителям, чтобы у них всегда был выбор между хорошим и очень хорошим, чем между плохим или очень плохим. И естественно . хотел бы пожелать, чтобы в принципе у них был какой-то выбор, потому что отсутствие выбора, я думаю, делает жизнь человека бессмысленной, потому что не хотелось бы, чтобы на самом деле, отсутствие этого самого выбора  делало бы из граждан Казахстана просто бессловесную массу. И я хотел бы пожелать, чтобы выбор всегда был у вас, и этот выбор зависел именно от вашего решения.

Всего хорошего, большое спасибо за внимание. До новых встреч!                                  

• 123
• 105