Новый эффективный метод борьбы с раком изобрели лауреаты Нобелевской премии

ДАСТАН КАДЫРЖАНОВ. 51 год.

С Дастаном меня познакомил старинный товарищ – Адлет Кумар, который много лет во всех моих записях значится не иначе как Адлет-писатель. Так вот, Дастан тоже писатель. Только Дастан из тех, кого в большую литературу привел накопившийся жизненный опыт вкупе с возрастным поиском себя и бога в себе и окружении.  

Дастан по образованию – востоковед, иранист.  Закончил Институт стран Азии и Африки при МГУ в Москве. После Москвы, в первые годы независимости, попал на работу в молодой МИД в качестве 3-го секретаря Консульского управления в Алма-Ате. Позже, в замечательную эпоху 1990-х годов он с друзьями основал телекомпанию ДАЛА-ТВ, производственную студию, которая очень быстро достигла успеха.

— Дастан,  я могу представить, как востоковед связан с дипломатией и политикой, но как телевидение в вашей жизни появилось?

Телевидение всегда связано с политикой. Именно интерес к политике и привел меня туда.

Еще в институте я написал дипломную работу на тему  типологизации бюрократических режимов истории — от древних царств до современных тоталитарных государств. В ней особые главы посвящались революциям и установлению тоталитарных режимов в Германии и СССР, а также связь этих явлений с Иранской революцией 1979 года.  Впоследствии это сформировало мое понимание того, какие события могут последовать в любой стране, в которой происходит и завершается процесс первоначального накопления капитала. А это напрямую касалось и касается и нашей страны.

( Фестиваль казахского землячества Алтын Күз 1988 г. )

Политика интересная вещь, но ДАЛА-ТВ пошла больше по творческому пути. Хотя в какой-то момент мы освоили консалтинг в области телевизионного менеджмента. Нашим первым опытом было консультирование агентства «Хабар», которое на тот момент было просто службой новостей в Республиканской корпорации телевидения и радио Казахстана. В какой-то мере мне это открыло дорогу в управленческие структуры отечественного телевидения.  

Мне довелось поработать Генеральным директором Казахского телевидения, а впоследствии и финансовым директором уже государственного предприятия «Агентство «Хабар». То время было наполнено энтузиазмом творческого созидания и минимумом цензуры.

А в 1999 году мы с друзьями решили освоить такой новый профиль как PR  и политическое консультирование. Начали с сопровождения кандидатов в депутаты Мажилиса. А потом я и сам решил попробовать баллотироваться в парламент страны. Сам решил пройти этот путь кандидата, чтобы понять, что это такое, попробовать себя в публичной политике. В итоге это стало основной профессиональной стезей – политика, политконсультирование.

В 2002-м году это воплотилось в то, что я принял участие в создании Центра коммуникативных технологий «Репутация»,  а затем и фонда «Перспектива». Эти компании осуществляли политический консалтинг уже на очень серьёзном уровне. Это и PR, и предвыборные кампании, моделирование процессов в государстве и постоянное изучение нашего общества. Консультировали крупные компании, политических персон, партии и администрацию президента.

В 2004 году я поступил на госслужбу и уехал в Астану. Там я работал советником Председателя Сената (Тогда им был Н. Абыкаев). Там же, в Астане, я защитил бизнес-докторскую диссертацию в Российской Академии бизнеса при президенте РФ. Моим научным руководителем был Марат Муханбетказиевич Тажин. Диссертация была посвящена теме управления международным имиджем и страновым брендом РК. После защиты Тажин, будучи министром иностранных дел, пригласил меня в МИД. Там я работал послом по особым поручениям, а после его ухода в Совбез, я перешел туда вслед за ним.

С госслужбы я ушел по разным причинам, но остался в Астане, чтобы завершить свою книгу. Это роман-верлибр «История про хорошего и доброго парня», изданный в Москве, в издательстве «Художественная литература».

— Вдруг стали писать?!

— У меня уже были к тому времени изданы сборники стихов, выпущенные в печать в издательстве «Жибек жолы».  Для первого сборника вступительное слово писал Мурат Ауэзов, для второго – издатель и знаменитый поэт Бахытжан Канапьянов.

Но когда мой роман издали в «Художественной литературе», и когда я увидел свою фамилию рядом с пегасиком (эмблема издательства), я чуть не прослезился. Наше поколение прекрасно помнит, что этот пегасик стоял на корешках серии «Библиотека всемирной литературы», в которую вошли лучшие произведения мировых классиков. Мне тогда был 41 год.

(Встреча Нового 1984 года в Москве)

— Роман как следствие каких-то ломок 40-летнего мужчины? В чем была необходимость написать книгу?

— Это сложная книга. Сквозной сюжет – это мои интерпретации библейского сюжета, и 12 историй 12-ти апостолов. В предисловии сказано, что мы во многом похожи на них, пребывая на изломе духовности. Ведь первые приверженцы новых учений — апостолы,  мухаджиры, ученики — пришли к их появлению со старыми традициями и с верой предков. Но они сумели найти в себе духовные силы воспринять новое послание миру.

А что касается ломок, я бы не сказал, что это ломки, скорее преодоление некоего нового рубежа. Само же произведение, проще говоря, некий результат накопившихся разговоров с Богом.

— 40-летие для мужчины, по крайней мере, в нашем культурном пространстве, это некий рубеж, который часто сопровождается кризисом. Может, у вас был какой-то духовный, психологический тупик?

— В суфизме есть такое понятие «макам», буквально означающее «остановку», стоянку, рубеж. Это не просто переход, рывок в новое качество. Это еще и место, на котором ты многое из прошлого окончательно и бесповоротно оставляешь позади. Осознание необходимости второго не менее важно, нежели первое. Это место переосмысления всего сущего и себя, как его части.

Я понял, что такой проект как госкарьера  для меня зашел в некий смысловой тупик. Не скажу, что это было только разочарование. Во время государственной службы я получил огромный поток информации, жизненных знаний и понимания того, как устроены наши государство и общество. И наши люди.

— Депрессия была?

— Ну, конечно, но в определенной степени. Я словно уперся во что-то не до конца понятное. Дело в том, что с госслужбы я ушел без какого-то шума или конфликта. Все произошло как-то естественно, и эта естественность заставляла меня рефлексировать несколько по-другому, нежели депрессивно. Конечно, написание книги мне во многом помогло. И оказалось очень своевременным.

И потом, я ведь не совсем отошел от политической деятельности. Дело в том, что я в 2007-м году вступил в оппозиционную партию ОСДП (Общенациональная социал-демократическая партия) и долгое время входил в актив и даже в руководящие органы партии.

Параллельно я занялся публицистикой, которая затем перевесила и партийную деятельность. Мне повезло печататься в журналах «Адам бол» и «Адам». Там вышла целая серия лонгридов под общим заголовком «Казахская цивилизация». Было много статей в газетах «Трибуна» (синяя) и Централ эйша монитор. Вообще в какой-то период я часто публиковался в различных печатных и интернет изданиях. Даже вел свой видео цикл на сайте ZONA.KZ под названием «Нация и политические мифы». Потом эти издания одно за другим были закрыты, что как-то естественным образом привело к завершению моего «макама» под названием «публицистика».

И потом, в 50 лет в моей жизни произошел резкий поворот. Мы с друзьями создали сообщество непрофессиональных писателей под названием «Алмалит». Так я познакомился с Адлетом Кумаром и с его творчеством. Одно из его произведений мы решили переделать в киносценарий. Так пришли мысли самому начать снимать кино.

Мы с Адиком долго искали того, кто бы мог выступить режиссёром в нашем проекте, встречались, беседовали с мэтрами и молодыми профессионалами. Ключевую роль сыграл Амир Каракулов — мой друг детства. Он заявил — а чего ты боишься? Иди и сам снимай, это многим по плечу. Я, конечно, поворчал, что ему легко со ВГИКовским образованием так говорить. Но когда я нашел первое финансирование для сценария детского короткометражного фильма, я решил, что мой дебют как режиссёра должен состояться.

В итоге я снял три короткометражки на тему детских дворовых игр нашего детства. К сожалению, они сняты, но еще не закончены. Это три новеллы, объединенные в один полнометражный фильм под ностальгическим названием: «Старый двор». О старой Алма-Ате. Один фильм называется «Беседбол». Это старая игра — футбол в беседке. Второй – «Слон». Про школьные игры мальчишек. Третий – «Турнир имени Казангапа», про то, как играли в асыки в городе. Это история друзей, которые вспоминают свое прошлое и извлекают из него уроки для настоящего.

(Встреча Дастана из армии. ДСВ (общежитие МГУ). Декабрь 1986 г.)

— И все же, Дастан, откуда кино вдруг в жизни вчерашнего дипломата и политика?

— Если честно, это всегда было моей недостижимой мечтой — снимать кино. В свое время я хотел поступать во ВГИК, ходил в театральную студию, читал литературу, рисовал, писал сценарии, пьесы. Но при этом увлекался историей, мне импонировало востоковедение, изучение дальних стран, их истории и культуры. Выбрал второе, и не жалею. Все равно жизнь вернула всё на круги своя.

— А идея романа с таким явным отсылом к Библии…

— Вы знаете, после книги я не мог ничего писать. Ни рассказы, ни стихи, ничего. Это было похоже на новый содержательный тупик. Может потому что люди сначала пишут о себе, потом о друзьях, потом о стране, о мире и лишь потом замахиваются на тему о боге. А я сразу вышел …

— … на старте дошли до финиша…

— Да. Но сейчас я обнаружил для себя новый способ общения с божественным — это искусство. В искусстве только так – либо ты подключен, и ты обладаешь способностями или талантом, либо ты не подключен.

— Не менее важно то, что к 50-ти годам накапливается жизненный опыт, знания.

— Сказать, что я резко поменял свою жизнь к 50-ти годам, сложно. Может, так выглядит со стороны. Но, на самом деле, к этому была все время некая подготовка — к тому, чтобы к этому прийти. Происходила внутренняя эволюция.

На мой взгляд, в искусстве самое главное то, что ты апеллируешь к божественному, и самовыражаешься, исходя из своих внутренних ощущений. Если для тебя приоритетны целевые аудитории, их вкусы, интересы и голый спрос — то ты неизбежно уходишь от искусства в сторону масс-культуры. Причём не факт, что это плохо, это может быть даже более эффективно с точки зрения выгоды.

Возможно, к масс-культуре также толкает отсутствие жизненного опыта, незащищенность от нее, не знаю. Возможно намеренное бегство от попыток понимания глубин происходящего.

— То есть поколение 50-летних «стариков» в каком-то смысле более глубокие, думающие?

— В моем понимании, 40 – 50 лет для любого поколения – это время большого переосмысления своей жизни, окружения. Нынешние поколения тоже к этому придут, в своё время, в свои 40-50.

Я понимаю, что наши дети растут несколько в другой системе морально-этических ценностей. У них другое информационное пространство, у них другие источники информации. У нас не было интернета, моментального получения знаний, нам надо было в библиотеки ходить. Они по-другому получают и используют эти знания. Но в большей степени это все-таки обычный естественный конфликт отцов и детей.

Это не мешает мне полагать, что наше поколение особенное, и это не обычное желание натянуть одеяло на свой поколенческий эгоизм.

Мне кажется, что нас, в очередной раз, после 1980-х — 1990-х годов, опять швыряет в пучину перемен, чтобы мы продолжали идти по стезе понимания. Понимания глубин того, что с нами происходит и будет происходить на духовном, да и просто на жизненно-практическом уровне. Не зря мы «поколение перемен». За всей этой суматохой кризисов, крушений, пертурбаций мы обязаны находить время для переосмысления. К примеру, поколения войн и революций были лишены такой возможности — надо было просто выживать.

Наверное, поэтому моя книга – это ода нашему поколению, которое пережило многое и еще многое предстоит. В предисловии в ней сказано, что в период распада СССР многие примерно знали, что происходит в политике или экономике. Но тому, что происходило на уровне духовного выбора каждого, особо никто не придавал значения. А на самом деле, это не только постсоветский идеологический вакуум. Это глобальная ситуация. Возможно, сейчас все человечество находится в духовном безвременье, в ожидании чего-то.

Как бы то ни было, мы должны продолжать поиск новой духовности. К примеру, у нас с Адлетом есть глобальный проект: «Забытая слава», где мы обращаемся к истории, чтобы увидеть будущее. Это не просто теледокументалистика, это поиск. Но поиск не в тиши кабинетов, а в путешествии.

В проекте выдвигается тезис о том, что каждая новая формация влечёт за собой новые идеи, новые системы взглядов. Важно не сидеть и не ждать, когда одно потянет за собой другое. Кое-какие черты новых идей можно понять и увидеть сейчас. Вот этому поиску и посвящен большой проект, мы хотим его сделать, снять…

(Армейское фото Дастана)

— Мы советские люди, воспитанные на социалистических идеалах…

— Я считаю, что советская социалистическая система оказалось последним оплотом антично-феодальной формации. И поэтому вся мораль была такой же, основанной на этических кодексах антично-феодального периода человеческий истории. Её главная цель — воспитать человека для войны, вечной борьбы. Поэтому эта этика пронизана аристократическими понятиями чести, порядочности, бескорыстия, жертвенности во имя общества, Родины.

Несмотря на то, что основные морально-этические нормы той эры основывались на религиозных заповедях христианства, иудаизма, ислама и буддизма, большевистская идеология, как ни странно, будучи атеистической, декларировала подобные формы и аналогичное содержание. В СССР была создана новая коммунистическая религия, а Моральный Кодекс строителя коммунизма был создан на основе религиозных заповедей, немного отличаясь по форме, но не по содержанию. Это позволило создать общество с современным звучанием, но, по сути, являющейся средневековой азиатской деспотией, в которой существовали сословия и тотальное рабство.

Коммунисты считают классическое рабство европейским, а именно римским. Однако классическим все же нужно считать именно азиатскую форму рабства, в которой не играет роли твое отношение к собственности. Человек является перманентно несвободным, потому что в любой момент он может быть перемещён, мобилизован, призван в армию или войну, отправлен на общественные работы, арестован, расчеловечен, депортирован и так далее.

В поздние годы социализма тотальная несвобода достигалась не прямым репрессивным методом, а скорее способом, который сегодня принято называть «софт пауэр» — мягкой силой — когда тебя вроде как не принуждают, но создают все условия, чтобы у тебя не было выбора. Так, собственно, добровольно-принудительно и строились пирамиды, плотины на Хуанхэ, Комсомольск-на-Амуре и БАМ. Роль мягкой силы успешно выполняли институты коммунистической религии — единственно верного и разрешенного учения. Поэтому советская формация – старая, античная, жертвенная, и вся милитаризованная. А мы, увы, ее осколки.

Сегодня нас окружает капитализм, а он не терпит самопожертвования. Он требует получения выгоды, и, как правило, во что бы то ни стало. Накопление, потребление, «успешность», прибавочная стоимость — эти критерии стали доминирующими, приоритетными и всеобщими. Они отодвинули на второй план старые морально-этические нормы.

С одной стороны, буржуазный строй провозглашает человека и его свободу безусловными ценностями. Но то, какие ценности заложены в экономическом базисе, успешно нивелируют все нюансы духовной надстройки.  

Это не простой конфликт. И на глобальном уровне мы его уже ощущаем. Во многом это связано с тем, что идеальное государство так и не создано человеком. Сегодня все ключевые доктрины прошлого века значительно устарели, в особенности на фоне кризиса морально-этических норм. И возможно, что сегодня речь идёт уже о формировании новой формации.

— Дастан, вы ощущаете на себе дискриминацию по возрастному признаку?

— Вы знаете, в своё время я взял себе за правило регистрироваться в рекрутинговых агентствах, когда уходил с очередной работы. Это давало мне некое представлении о своей «рыночной стоимости».  Но вот после 40 лет, когда я в очередной раз остался без работы, мне ответили  — либо вы работодатель, либо вы очень старый. В этот момент я немного ошалел. Но, признаться, не сильно переживал. Кивнул головой и пошёл жить дальше.

Более того, есть сферы, где я работал в прошлом, но теперь туда не вернусь. Эти «макамы» пройдены.

Искусство — это полуостров, с иллюзией того, что это остров. Но иметь его важно, особенно в условиях тотального наступления масс-культуры. Не только на искусство, на всё. На профессии, на взгляды, на вкусы, даже на досуг — он тоже превратился в масс-культуру. Надо обязательно пойти в какой-то торговый центр пошататься, зайти в магазин и купить продукты той же масс-культуры. Иллюзия дефицита времени, тому подмога. Вы будете смеяться, но и политика сегодня во многом приобрела черты масс-культурной охлократии, власти толпы.

Но и в этих условиях я не готов признавать, что я реликт. Вот, к примеру, конфликт, который разразился  сегодня в Оскаре. Они решили создать новую номинацию: «Лучший фильм в прокате», но Киноакадемия стоит на том, чтобы сохранить кино как искусство, не идти на поводу у масс-культуры. Есть большое опасение, что академики проиграют эту войну молодым. Но это поражение я не склонен считать роковым и окончательным.

Мне кажется, наше поколение снова ждёт эпоха перемен. Но, это, по крайней мере, интересно. Это дает шанс 40 и 50-летним провести революцию внутри себя. Ведь, в конце концов, вопрос снова упрётся в духовные ценности и мораль, в отрицании себя как части массы, в поисках своей собственной идентичности. Что такое найти себя? Наверное, это найти что-то новое. А если этому еще поспособствует меняющийся мир… Так что имейте свою мечту жизни и  идите к ней, неважно, когда вы её достигнете — и в 50 лет не поздно. Может быть «самое то».

Фотографии из личного архива Дастана Кадыржанова

• 170
• 175