Россия готовит новую волну мобилизации. Готов ли европейский обыватель к войне с Россией?

Российская правозащитница и журналистка Евгения Балтатарова, которую на родине заочно приговорили к 7 годам лишения свободы, сообщила, что Франция, где она получила статус беженца, как и другие страны Евросоюза, активно наращивает свою боеспособность.

Казахский СИЗО

Напомним: в марте 2022 года, спасаясь от уголовного преследования «за фейки о российской армии», Евгения бежала в Казахстан. В начале января прошлого года она, опасаясь депортации и лишения свободы, вынуждена была покинуть нашу страну.

– Когда я подала заявление на предоставление мне политического убежища, акимат Алматы создал комиссию по моему вопросу и ближе к осени 2023 года вынес решение не в мою пользу – мне отказали. Мой адвокат Мурат Адам пытался оспорить это решение в суде, но статью о фейках (ст. 207.3 УК РФ: штраф от 700 тысяч до 5 млн рублей, принудительные работы до 5 лет или лишение свободы до 10 лет), которая вменялась мне в России, казахстанский суд посчитал неполитической, а общекриминальной. Следовательно, опасность за мои политические взгляды мне не грозит, поэтому он разрешил акимату не давать мне убежище.

Оставаться в Казахстане не было смысла. К тому времени у меня была уже гуманитарная виза во Францию.

Россияне, которые подверглись уголовному преследованию на родине, обращались в посольства всех стран, аккредитованных в Казахстане. Самым человечным из них оказалось французское. Германия тоже выдала очень много виз (сейчас, насколько я знаю, приостановили), но там их получает особая категория людей – известные правозащитники и журналисты, имеющие связи с немецкими общественными организациями. А вот в судьбе простых людей, не просто бегущих от войны, а оказавшихся в кризисе, именно Франция сыграла ключевую роль. В России мне вынесли приговор – 7 лет лишения свободы, но благодаря личному участию сотрудников посольства этой страны, проявивших гражданскую заинтересованность, не только мне, но и другим россиянам удалось избежать тюремного заключения.

Виза, конечно, еще ничего не гарантирует. Это просто возможность въехать в страну легально. А там уже министерство внутренних дел и OFPRA – организация, которая занимается делами беженцев, рассматривают заявку на предоставление статуса беженца. Принятие решения в зависимости от интервью, поданных документов и личных историй, длится от полугода до полутора лет.

Взаимодействие французской стороны и работающих в Европе российских правозащитных организаций помогло очень многим людям. Я получила статус беженца через 10 месяцев, другие россияне примерно в такие же сроки, но российские дезертиры, которые выехали на полгода позже меня, пока еще нет.

– Продолжаете ли вы заниматься правозащитной деятельностью?

– Конечно. Эта работа основана на моих внутренних убеждениях. Уже после отъезда из Казахстана я занималась делами нескольких арестованных там россиян. Это Наталья Нарская, которая до приезда во Францию целый год отсидела в СИЗО Алматы, находясь в тяжелом психическом состоянии. Айхал Амосов и Денис Козак тоже смогли вырваться из СИЗО и сейчас проживают в Германии. На сегодня в Казахстане находятся под стражей трое россиян. Это чеченец Руслан Мавлаев, которого ваша страна формально не выдала российским властям, но ему все еще грозит опасность, так как он находится под эксрадиционным арестом. И еще в казахском СИЗО сидят Евгении Наказненко (в РФ обвиняют в призывах к терроризму) и 18-летний Павел Владимиров. Может быть, есть и другие россияне, но информация о них скрывается.

Надеюсь, им тоже удастся выйти из СИЗО и найти убежище в Европе. Но есть случаи, когда Казахстан выдавал их России. Первым был майор Михаил Жилин, а одного молодого дезертира из Бурятии – Камиля Касимова – 5 сентября 1924 года российские военнослужащие выкрали из Астаны прямо с рабочего места. Был дипломатический скандал, казахстанские силовики, с чьего позволения это происходило, оправдывались тем, что якобы у них есть документы о том, что он сам попросился в Россию.

Другого россиянина, тоже дезертира, заманили на Байконур и вывезли в Россию. Видимо, были какие-то обещания. Следователи, обычно выходят на дезертиров через родственников и убеждают их, что если они вернутся на родину, то обвинения снимут.

– Что помогает одним людям выехать из опасной зоны, а другим – нет?

– Думаю, благодаря сотрудничеству с правозащитными организациями и публичности. Большинство из российских дезертиров, создавших организацию «Прощай оружие», выехали из Казахстана в третью страну только потому, что показали миру – они выступают против войны. Жертвами силовиков становятся чаще всего те, кто старается быть тише воды, ниже травы. Но в Казахстане из-за высокого уровня цифровизации найти человека – не проблема: любой документ отражается в системе и есть камеры для распознавания лиц. То есть ситуация неоднозначная – Казахстан все еще считается опасной страной для россиян, бежавших от войны, в плане уголовного преследования. Мне хотелось бы многих предупредить – если есть возможность, стараться сюда все же не ехать, потому что здесь все 50 на 50. И совет всем, у кого политическая или дезертирская статья, держаться вместе и активно сотрудничать с журналистами и правозащитниками, чтобы не переловили и не вывезли поодиночке.

– А как сложились судьбы бежавших от войны в Казахстан 23-летнего лейтенанта танковых войск Фархада Зиганшина и майора ФСО Михаила Жилина?

– Зиганшин одних из первых уехал во Францию, а майора Жилина осудили на 6, 5 лет, его жена и двое его детей сейчас тоже во Франции.

– Дезертиры в своих историях признаются, что их предают самые близкие люди…

– По частным случаям нельзя делать общие выводы. Я могу ошибаться, но о предательстве матерей говорят почему-то именно те люди, которые находятся уже в процессе получения статуса беженца. В России есть целые движения матерей и жен военнослужащих, которые добиваются их возвращения с СВО. Действуют они очень осторожно и аккуратно. Понимая, что за это можно попасть за решетку, не выходят с политическими лозунгами типа «Путина – в отставку!» и «Остановите войну!», но не молчат.

– Как у вас у самой складывается жизнь во Франции?

– Я приехала сюда в январе 2024 года. Смогла сделать это не сразу, потому что все еще была в розыске и напротив моего имени в казахстанских аэропортах стоял флажок запрета на выезд. Годом ранее меня из-за этого не выпустили в Бишкек. После того, как я об этом сообщила знакомым журналистам и правозащитникам, вышел скандал. И, насколько я понимаю, когда я собралась уезжать во Францию, просто дали приказ, – выпустить. На тот момент у меня не было денег даже на билет и я хочу выразить большую благодарность казахстанцам, которые помогли мне деньгами и распространением информации.

Казахстан в моей памяти остался как прекрасная страна, где живут прекрасные люди и я мечтаю, чтобы все закончилось и я еще раз побываю в Алматы, Астане, Шымкенте или Актобе. Но, прилетев в Париж, выдохнула с облегчением после стресса последних дней, когда меня не выпускали из страны и был риск депортации. Приехала я сюда вообще без денег, а Париж – город дорогой и все свои бытовые проблемы ты должен решать сам. Очень многие российские активисты, приехав сюда, просто бомжуют. Одно дело, когда тебе помогли с получением визы, выездом, дали денег на билет, другое – как будешь здесь устраиваться. Но, слава Богу, я достаточно известный в узких кругах человек. Через день встретилась с известным российским политиком Максимом Кацем и через сеть каких-то рукопожатий получилась, во-первых, немножко денег насобирать, а во-вторых, вначале одни люди, потом другие пустили пожить к себе. Даже побывала в те дни в Берлине на съезде иноагентов.

В начале февраля пошла подавать заявку на беженство. В том месте, где это происходит, очередь нужно занимать под дождем и снегом с пяти утра. Франция, Германия, а теперь и Великобритания – это страны, которые берут на себя самую большую нагрузку по принятию беженцев. Все стремятся в эти страны, потому что здесь самый лучшие уровень жизни и социальный прием – пособия, еда, размещение и т.д.

OFPRA – организация, которая занимается документальной частью, принимает решение о выдаче статуса беженства, а OFII (система приема беженцев) – бытовыми вопросами.

Так как Франция – это страна с достаточно большой историей миграции, то здесь имеется целая система мигрантских общежитий и социального жилья, чьим обслуживанием занимаются частные подрядные организации. Его много, оно есть даже в маленьких деревнях, но на всех все равно не хватает, потому что сейчас в Европе наблюдается миграционный кризис, а во Францию едет очень много жителей бывших полоний.

Но я замечала в себе, как и других россиянах, которые оказались в Европе, ожидание какого-то особого отношения. Африканцы – это экономические беженцы, но мы-то политические, мы с Путиным боремся. Но на самом деле мы такие же просители убежища и наши кейсы рассматривают одинаково со всеми. Особое отношение есть разве что к украинцам, потому что европейцы воспринимают российско-украинский конфликт более близко к сердцу, так как он происходит на европейской части мира. Война в Сирии, Афганистане или, допустим, в Африке, Южном Судане и Конго уже не так задевает их. И вот, попадав в эту пеструю мигрантскую струю, становишься одним из многих. Меня поселили в квартире-общежитии, где среди шестерых женщин я была единственной нечерной женщиной.

Ни в России, ни в Казахстане таких условий для мигрантов и вообще приезжих нет. Здесь они хотя и минимальные – целый год живёшь в одной комнате с другим человеком, кто-то вообще рассказывает ужасы про тараканы, но зато это жилье бесплатное, тебе помогают более или менее с оформлением документов и с тем, чтобы сориентироваться в местности. Это очень важно, когда не знаешь языка. Если бы я поехала на англоязычную страну или Германию, мне было бы легче – я знаю и английский, и немецкий, но французский был для меня совершенно новым языком.

Предполагалось, что я проживу в общежитии еще полгода после получения убежища (его я получила в декабре прошлого года), – пока не решится вопрос со статусом беженца. Если оно положительное, человека ставят на учет в центр занятости, где ему подыскивают учебные курсы и работу, а потом «выпускают в люди», чтобы он мог себя обеспечивать.

Если же не дают статус беженца, он становится нелегалом. Таких людей во Франции очень много – процентов 60, но они, не имея документов, как-то выживают.

В моем случае все прошло относительно успешно за исключением того, что я не стала дожидаться получения вида на жительство ВНЖ из-за того, что у меня случился конфликт с соседкой по комнате в общежитий.

Несмотря на отлаженную систему по мигрантам, там не все идеально. Не хватает контроля и есть некая расхлябанность, прикрываемая «заботой» о правах человека.

Мы все жили в квартирах, где были три спальни и плюс гостиная. В одних – женщины по 6 человек, в других – мужчины. В нашем общежитии примерно 50 % всех жителей были из Конго. Из этой огромной страны, где проживает больше ста миллионов человек, идет очень большая миграция. Они образовали диаспору. Некоторые девочки водили к себе бойфрендов и устраивали пьянки-гулянки в течение всех рождественских праздников – перед тем, как я должна была получить статус беженца. Шум допоздна, грязь и вообще это небезопасно, когда в твоей квартире находятся пьяные мужчины, хотя по правилам после восьми часов нельзя приводить гостей. Но как я поняла, здесь их можно не соблюдать. У меня был эпизод с сексуальным домогательством. Но Франция – это страна победившей бюрократии. Администрация вместо того, чтобы навести порядок, сказала, что это я была неправа, когда снимала домогателя и его подругу без разрешения. Тем самым я нарушила их личную жизнь. Не хочу показаться расисткой, но к мигрантам из Африки какое-то особое «отеческое» отношение: они и так бедные и несчастные, поэтому не будем им усложнять жизнь.

Отмечу: я жила в очень маленькой деревне с населением всего пять тысяч человек, а полиция, как и в любой провинции, работает так себе, на ее помощь лучше не рассчитывать. Мне нужно было срочно что-то делать. В первую очередь – съезжать в целях безопасности. После получения официального статуса беженки (говорят, что это бывает крайне редко, мне очень сильно повезло), пособие было повышено. Я нашла квартиру в соседнем городе и с апреля этого года полностью нахожусь на самообеспечении.

В июле устроилась на работу в клинику ментального здоровья – готовлю обеды-ужины и занимаюсь уборкой. Правда, временно. С сентября у меня начинаются курсы французского языка, где будут платить стипендию. Сейчас я его изучаю сама и я дошла до такого уровня, когда сама могу найти работу.

Но теперь моя задача – переехать в большой город. Это не обязательно Париж, хотя он, конечно, был бы предпочтительнее. Вообще Франция – такая страна, где работа сосредоточена в крупных городах. Это – как в Казахстане, где во всех регионах, кроме Алматы и Астаны, очень тяжело ее найти. Но пока не получила ВНЖ, нежелательно менять место жительства, а бюрократия с документами здесь может затянутся очень долго.

По профессии (журналист и переводчик с английского) я здесь работать не могу, но на своем блоге в YouTube иногда делаю какие-то трансляции, где стараюсь освещать французские новости и продолжаю писать про войну. И теперь у меня задумка – заняться этим уже более профессионально и сделать выпуски постоянными, чтобы попытаться зарабатывать на этом. Вот такие пока скромные планы.

– А как французы относятся к российско-украинскому конфликту?

– Вообще сейчас в Европе появилась тенденция – укреплять безопасность. Я уже могу смотреть в оригинале политические и аналитические программы, и там постоянно говорится о том, что Россия – это угроза. И когда узнают, что ты оттуда, начинают подозревать, уж не со шпионом ли они имеют дело? И, конечно, здесь поддержка Украины всецелая, хотя обыватели, как и в любой стране, политикой сильно не интересуются и воевать не хотят. Когда президент Макрон сказал, что отправит французских солдат помогать Украине, поднялся такой вой, что он быстро «забыл» о своих громких словах. Простых французов больше интересуют цены в магазинах. Настороженность есть у образованных жителей больших городов, которые смотрят аналитические программы, а власти очень сильно обеспокоены – они видят в России большую угрозу. И правильно делают. У Путина сейчас очень большие амбиции, ему нужны быстрые победы, чтобы повышать переговорные ставки с тем же Трампом.

Российские антивоенные аналитики говорят, что этой осенью, скорее всего, будет новая мобилизация, потому что в России уже начали закручивать гайки. Перестал работать WhatsApp, YouTube практически тоже. По их мнению, мобилизация, скорее всего, нужна для того, чтобы напасть на страны Балтии. Они отрезаны от Европы и, получается, НАТО их даже защитить не сможет. Эти страны с их маленьким населением он, действительно, может захватить небольшим контингентом за три дня…