Сергей Лавров: мы не видим альтернативы Минским договорённостям.

В романе Мохаммеда Ханифа «Красные птицы» пилот американского бомбардировщика совершает аварийную посадку в Аравийской пустыне и застревает среди местных в ближайшем лагере для беженцев. В какой-то момент он начинает обсуждать грабителей с хозяином местной лавки. «Наше правительство – самый большой грабитель, – объясняет он. – Оно ворует у живых, оно ворует у мёртвых». Владелец магазина отвечает: «Слава Богу, у нас нет такой проблемы. Мы просто воруем друг у друга». 

Эта маленькая сценка фактически суммирует ключевую идею новой книги Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона «Узкий коридор: Государства, общества и судьба свободы». Аджемоглу и Робинсон выдвинули тезис, что перспективы свободы и процветания балансируют на острие ножа между государственным угнетением и тем беззаконием и насилием, к которому общество зачастую само себя приговаривает. Дайте государству слишком много власти над обществом, и вы получите деспотизм. Сделайте государство слабым относительно общества, и вы получите анархию.

Как видно из заголовка книги, между этими двумя антиутопическими сценариями существует лишь «узкий коридор» – тропа, которую сумели найти лишь немногие страны, в основном на промышленно-развитом Западе. Более того, выход на этот путь не гарантирует, что вы на нём останетесь. Аджемоглу и Робинсон подчёркивают, что всегда сохраняется вероятность авторитарного регресса, если гражданское общество перестаёт быть бдительным и не способно мобилизоваться против потенциальных автократов.

Новая книга Аджемоглу и Робинсона основана на их предыдущем блокбастере – «Почему одни страны богатые, а другие бедные» («Why Nations Fail»). В этой книге и других работах они определяют в качестве главного двигателя экономического и политического прогресса так называемые «инклюзивные институты». Такие институты, например, гарантированное право собственности и принцип верховенства закона, доступны всем (или большинству) гражданам и не отдают предпочтение узкой группе элиты в противовес остальному обществу.

Есть одна страна, которая всегда создавала определённые проблемы для этого тезиса Аджемоглу и Робинсона: Китай. Монополия Компартии Китая на политическую власть; безудержная коррупция в стране; лёгкость, с которой экономические конкуренты и политические оппоненты Партии могут быть лишены всего – всё это едва ли похоже на инклюзивные институты. Но в то же время нельзя отрицать, что на протяжении последних четырёх десятилетий китайский режим демонстрировал беспрецедентные темпы экономического роста и добился самого впечатляющего сокращения бедности в известной истории.

В книге «Почему одни страны богатые, а другие бедные» Аджемоглу и Робинсон доказывали, что китайский экономический рост выдохнется, если экстрактивные политические институты не уступят место инклюзивным институтам. Авторы ещё больше акцентируют этот тезис в книге «Узкий коридор». Они называют Китай страной, где сильное государство господствовало над обществом почти две с половиной тысячи лет. По их мнению, проведя так много времени вне «коридора», Китай вряд ли сможет с лёгкостью вернуться назад. Как проведение политических реформ, так и продолжение быстрого роста экономики представляется здесь маловероятным.

США – это другая крупная страна, которая сейчас выглядит не вполне соответствующей изначальному тезису Аджемоглу-Робинсона. Когда писалась книга «Почему одни страны богатые, а другие бедные», многие продолжали считать США главным примером инклюзивных институтов – эта страна разбогатела и стала демократической благодаря появлению надёжных прав собственности и верховенству закона. Но сегодня распределение доходов в США так же перекошено, как и в любой плутократии. Институты представительной политической власти в этой страны подвергаются нападкам демагога и выглядят крайне хрупко.

Книга «Узкий коридор», судя по всему, была написана отчасти для того, чтобы показать эту картину явной хрупкости либеральных демократий. Авторы использовали термин «эффект Красной королевы», чтобы охарактеризовать непрерывную борьбу за сохранение открытых политических институтов. Подобно персонажу книги Льюиса Кэрролла, гражданское общество должно бежать всё время быстрее, чтобы поспевать за авторитарными лидерами и сдерживать их деспотические наклонности.

Способность гражданского общества противостоять «Левиафану» может, в свою очередь, зависеть от социальных разногласий и их эволюции. Демократия обычно возникает либо благодаря восстанию народных групп, которые бросают вызов власти элиты, либо благодаря расколу внутри элиты. В XIX и XX веках индустриализация, мировые войны и деколонизация способствовали мобилизации подобных групп. Правящие элиты соглашались с требованиями оппонентов и предоставляли (обычно) всем мужчинам избирательное право без какого-либо имущественного ценза. В свою очередь группы населения, которые обрели избирательное право, соглашались с ограничением своих возможностей по экспроприации собственности у её владельцев. Иными словами, избирательное право обменивалось на право собственности.

Но в совместной работе с Шаруном Мукандом мы отмечаем, что либеральная демократия требует большего, а именно – прав, защищающих меньшинства (можно называть это гражданскими правами). Определяющая черта политического соглашения, которое создаёт демократию, состоит в том, что оно не допускает к столу переговоров главных бенефициаров гражданских прав – меньшинства. У этих меньшинств за спиной нет ни ресурсов (как у элиты), ни численности (как у большинства). В результате, описанное выше политическое урегулирование отдаёт предпочтение обеднённому типу демократии (можно назвать его электоральной демократией), а не либеральной демократии.

Это позволяет объяснить, почему либеральные демократии – столь редкое явление. Неспособность защитить права меньшинств – это мгновенно понимаемый результат политической логики, стоящей за возникновением демократии. И объяснения требует не сравнительная редкость либеральной демократии, а само её существование. Удивительно не то, что столь малое количество демократических стран либеральны, а то, что либеральные демократии вообще существуют.

Вряд ли такой вывод звучит утешительно в эпоху, когда либеральные демократии находятся под серьёзной угрозой, причём даже в тех странах, где они, как казалось, закрепились навсегда. Впрочем, осознав хрупкость либеральной демократии, мы сможем, наверное, избавиться от апатии, создаваемой ощущением, будто это некая данность.

Дэни Родрик – профессор международной политической экономии в Школе управления им. Джона Кеннеди при Гарвардском университете, автор книги «Прямой разговор о торговле: Идеи для разумной мировой экономики».

Copyright: Project Syndicate, 2019.
www.project-syndicate.org

• 111
• 113