В Украине приняли Закон о земле

Exclusive.kz продолжает публикацию расследования активиста Турарбека Кусаинова о том, что происходит в лагерях «перевоспитания» в СУАР против тюркоязычных народов.

Давление Китая на коренное население Восточного Туркестана продолжается со времен завоевания региона. К концу прошлого столетия были закрыты уйгурские, казахские школы, а также учебные заведения для детей других «некитайских» наций. Это была ударная фаза процесса китаизации Синьцзяна. В 1997 году после акций протеста уйгуров в Кульдже репрессии стали еще чудовищнее. Китайские власти безжалостно подавили протесты и объявили, что они были инспирированы «Фронтом освобождения Восточного Туркестана», преследующим экстремистские террористические цели. Однако нет ни одного доказательства существования организации с таким названием. Как бы там ни было, китайские власти рассматривают протесты уйгуров как возможность развязать себе руки в свете концепции «всемирной борьбы с терроризмом». Официальный Пекин заявил, что за столкновениями уйгуров и ханзу в Урумчи в июле 2009 года также стоит «Фронт освобождения Восточного Туркестана», подпольно действующий на территории страны. Тысячи уйгуров были осуждены на длительные сроки заключения по обвинению в связях с организацией, десятки приговорены к смерти.

Власть Китая наряду с жестокими карательными мерами усилила информационную атаку, связывающую так называемый «Фронт освобождения Восточного Туркестана» с террористической организацией «Аль-Каида», известной во всем мире своей свирепостью. Даже были попытки выставить всех синьцзянских уйгуров нацией, которая никогда не откажется от экстремистских идей и всегда будет склонной к терроризму.

Важно ответить на вопрос: «Какими в этот период были взаимоотношения между двумя основными нациями в регионе – казахами и уйгурами?». Периодические волнения уйгуров не нашли поддержки со стороны китайских казахов. Одна из причин была указана выше. Поэтому большая часть казахов, а также другие этнические меньшинства в регионе оценивали жестокие карательные меры китайских властей по отношению к уйгурам с позиций «возмездия» за учиненные беспорядки. Жители склонялись к мысли, что «уйгуры не желают мирной жизни в Синьцзяне, что они всегда будут недовольны». Такие взгляды соответствовали концепции «борьбы с сепаратизмом, религиозным экстремизмом и терроризмом», продвигаемой китайскими властями. Так между уйгурами и другими нациями Восточного Туркестана был вбит еще один клин, тактика «разделяй и властвуй» заработала с новой силой.

Существует еще одна причина раздоров между коренными народами Восточного Туркестана. Уйгуры всегда имели численное превосходство и занимали должности в местных органах власти. Даже сегодня центральная власти Китая на пост первого руководителя Синьцзян-Уйгурской  автономии назначают этнического уйгура. 

Наличие некоторых противоречий между властью и народом закономерно. Этот фактор также способствовал усилению внутреннего протеста против уйгуров среди других национальных меньшинств региона. Центральная власть Китая рассматривала эту ситуацию в качестве основы для ослабления потенциала уйгуров, внедрения в социум идеологии, оправдывающей массовые репрессии. 

В период между 2000-2014 годами на границе или в полицейских пунктах региона досмотру подвергались только уйгуры. По словам Турсынай Зияуд, уйгурки по национальности, которая родилась и выросла в Синьцзяне, а затем вышла замуж за этнического казаха и переехала в Казахстан, по внешним признакам уйгуры отличаются от представителей других национальностей региона. Во время досмотра в любом КПП полицейские выводят уйгуров из автобусов. Остальные пассажиры сидят в автобусе и ждут их возвращения, нередко обвиняя уйгуров в том, что из-за них приходится терять время. «Уйгуры также подвергаются строгим проверкам на входах в городские рынки и большие магазины, для прохождения досмотра они должны выстраиваться перед специальными воротами и ждать своей очереди, в то время как китайцы, иностранцы и представители других наций свободно проходят через другие двери», — вспоминает Турсынай Зияуд.

В результате акций протестов в Синьцзяне преследованиям подверглись не только уйгуры, среди них были и представители других «некитайских» народов. Это те, кто непосредственно вел бизнес или торговал с уйгурами, был заснят на видеокамеру во время нескольких акций протеста в регионе, а также друзья и приятели арестованных уйгуров. Например, бежавший из Китая в прошлом году Кастер Мусаханулы с 2009 года занимался торговлей скотом и мясом. Власти установили, что во время уйгурских акций протеста он находился в Урумчи. Через несколько месяцев его арестовали по обвинению в участии в акциях протеста и пытали. Убедительных доказательств вины не нашли, но и отпускать не собирались, поэтому Кастер Мусаханулы, будучи уже не в силах выносить мучения, согласился признать себя виновным в «краже скота» и был осужден к четырем годам заключения.

Супруги Рахыжан Зейнолла и Фарида Кабылбек, проживающие в  Казахстане с 2000 года вместе с двумя детьми, в 2004 году решили совершить поездку в Китай. К этому времени вышел указ Президента РК о предоставлении им гражданства Казахстана, но получить казахстанские паспорта чета еще не успела. По пересечении границы Рахыжан Зейнолла был арестован китайской полицией по подозрению в «перевозке людей». В итоге  его обвинили в шпионаже и осудили на 13 лет тюрьмы. По словам Фариды Кабылбек, ее супруг никогда не состоял на государственной службе ни в Китае, ни в Казахстане, он занимался мелкой торговлей.

Когда Рахыжан Зейнолла отбыл 13 лет заключения, власти Китая еще полтора года продержали его в лагере «политического обучения». Сейчас 58-летний мужчина находится под домашним арестом, а китайские власти не выказывают намерения вернуть его в Казахстан. Эта история свидетельствует о том, что волна репрессий 2000-х годов захлестнувшая Синьцзян, была направлена не только против уйгуров: под маховик политической кампании попали представители и других наций региона, в том числе казахи. 

Как известно, власти Китая увязали уйгурские акции протестов с религиозным экстремизмом и терроризмом. Как результат, в первую очередь сильно пострадали муллы в мечетях, большинство приговоренных к длительным срокам заключения – духовные лица. Разумеется, драконовские репрессии не обошли стороной и казахских священнослужителей. Есть несколько причин запоздалого обнародования сведений о них, и первая заключается в том, что обвиненные в религиозном экстремизме и сепаратизме незамедлительно направляются в закрытые тюрьмы строгого режима. Оттуда очень сложно получить хоть какую-нибудь информацию, все приговоры засекречены. Во-вторых, вероятно, почти все синьцзянские казахи не подвергали сомнению заявления официального Пекина о «борьбе с терроризмом», необоснованно полагая, что «дыма без огня не бывает». В-третьих, до середины 2013 года казахи по обе стороны границы беспрепятственно общались друг с другом, участвовали в торговых отношениях двух стран, родственники навещали друг друга в Китае или Казахстане, и все думали, что так будет продолжаться всегда.

Серикжан Билашулы обоснованно предполагал, что казахи в Синьцзянском крае будут подвергнуты массовым репрессиям. Начиная с 2010 года, используя китайский мессенджер WeChat и размещая посты под псевдонимом «Жарқын 7», он предупреждал китайских казахов о надвигающейся угрозе и призывал скорее переселяться в Казахстан и позаботиться о получении гражданства. По его словам, уже в то время было очевидно намерение властей полностью китаизировать Синьцзянский регион и уничтожить национальную уникальность тюркских народов в Китае.

В 2013 году ситуация в Синьцзяне резко изменилась. В некоторых районах, в особенности в южной части региона, населяемого уйгурами, и в пригороде Кульджи началось массовое изъятие паспортов у представителей тюркоязычных народов. Местная власть ввела частичное ограничение на применение исламских атрибутов, пользование бытовыми предметами с уникальными национальными традиционными элементами декора. Существуют данные, что с 2014 года некоторых казахов вызывали в полицию или учреждения стражей общественного порядка, где проводили «политическое разъяснение» и «перевоспитание». Местное население восприняло эти меры как очередную временную кампанию наподобие «культурной революции», осуществленной Китайской компартией во второй половине 20-го века. Поэтому Синьцзянские казахи, погруженные в повседневные заботы, видимо, не «нашли время», чтобы посмотреть вокруг и оценить ситуацию. Им было жаль бросать свои дома, пашни и пастбища, арендованные на пятьдесят лет, небольшой бизнес, получаемые пенсии, и они остались на обжитых местах. Что касается казахов, переехавших жить в Казахстан, многие из них все еще колебались и не спешили с получением гражданства, а другие, получив вид на жительство, занимались торговлей, совершая поездки туда и обратно. Они чуствовали себя частью инициированной Китаем экономической программы «Один пояс – один путь», призванной способствовать освоению европейского рынка, верили, что навсегда останутся связующим звеном в казахско-китайских торговых отношениях и не опасались китайских властей.

Нельзя утверждать, что китайские власти предоставили синьцзянским казахам достаточный срок для переселения в Казахстан и только после начали процесс китаизации. Среди жертв политических репрессий, развернутых Китаем в Восточном Туркестане, есть тюркоязычные жители Синьцзяна — граждане КНР, граждане РК и казахи-оралманы, находящиеся в процессе получения гражданства. Власти Китая демонстрируют явное неуважение к государственной независимости Казахстана, не говоря уже о невыполнении обязательств перед ООН по соблюдению прав человека. Нетрудно заметить, что масштаб и последствия геноцида в Синьцзяне, сопряженного с репрессиями, огромны и тяжелы.

Продолжение следует.

Полная версия в книге автора «Закат Восточного Туркестана»

Фото на обложке: https://twitter.com/ia_rex/status/1050721836848242688

• 130
• 119