Война в Нагорном Карабахе: Турция разрушила монополию России в СНГ

В 2020 году главным событием на постсоветском пространстве стала война между Азербайджаном и Арменией, по результатам которой Баку смог вернуть большую часть территории Нагорного Карабаха, переговоры по которому безуспешно длились около 30 лет.

Причинами столь успешного блицкрига наиболее часто называют эффективность турецких беспилотников «Байрактар», военно-политическую поддержку Азербайджана Турцией, и «вялую» поддержка Москвы своего союзника по ОДКБ – Армении.

Сейчас, по истечению более, чем четырех месяцев после подписания заявления о прекращении огня, можно дать взвешенную оценку ситуации, эффективности введенного российского военного контингента на территории НК, а также причин, которые подвигли Анкару к решительной поддержке, и наоборот – «вялости» традиционно мощного игрока — Москвы. И наконец, сделать выводы о последствиях результатов конфликта в НК для других стран постсоветского пространства. Об этом в «Мозговом штурме» Владимир Копчак, эксперт Грузинского центра стратегического анализа, Михаил Самусь – руководитель исследовательского центра New Geopolitics Research Network; Юрий Пойта – руководитель азиатско-тихоокеанского региона New Geopolitics Research Network; Расул Жумалы – казахстанский политический аналитик.

– Владимир, как вы оцениваете развитие ситуации на Южном Кавказе с точки зрения военно-политических аспектов?

Владимир Копчак: Конфликт вокруг Нагорного Карабаха перешел в новую фазу по результатам 44-дневной войны и победы ВВС Азербайджана над ВВС Арменией. Сейчас в информационном пространстве существует много, на мой взгляд, разных и неверных стереотипов. Один из них заключается в том, что из-за российского военного присутствия в Азербайджане де-факто произошла локализация конфликта. Это в корне неверно. Если в случае с Молдовой, Украиной и Грузией задачей Кремля была придание субъектности квазигосударственным образованиям на оккупированных территориях, то ситуация в Нагорном Карабахе принципиально другая. Для Кремля важно не допустить того, чтобы Армения и Азербайджан разговаривали между собой без посредника. Поэтому говорить о том, что Россия кого-то «кинула», а Турция «поддержала» слишком упрощенно. В логике России не существует субъектности Армении, Азербайджана или Грузии. Они живут в старом имперском нарративе Закавказья. Если мы сводим вопрос к тому, что Россия «кинула» Армению, с этим не поспоришь, но это не отменяет важности Азербайджана с точки зрения ее геополитических интересов. Другое дело, что единственным приемлемым для себя методом они считают силовой. Кремль в любом регионе не способен предложить интеграционную, позитивную повестку дня — только силовое вмешательство.

Сегодня в Степанакерте де-факто создается полноценная российская военная база на территории Азербайджана. Да, Азербайджан освободил большинство территории Нагорного Карабаха, но есть нюанс — ему отошли семь районов, которые, за исключением Лачинского коридора, остались под контролем российских миротворцев.

Сейчас Турция, по сути, является предохранителем для Баку от дальнейших экспансионистских идей Кремля. Если говорить о геополитике, то и сила, и слабость Баку в том, что новая реальность практически уничтожила ранее существовавший формат урегулирования Карабаха, известный как Минская группа ОБСЕ. Фактически урегулирование конфликта вращается вокруг российско-турецкого пасьянса. Почему это и сила, и слабость Азербайджана? Потому что, урегулирование конфликта зависит от стратегических отношений между Москвой и Анкарой и, если они испортятся, то у Баку не остается поля для маневра.

Еще один важный вывод в том, что текущий статус-кво вокруг Карабаха зафиксировал крах ОДКБ как военно-политического блока. Впрочем, его, на мой взгляд, не существовало. Но, тем не менее, Россия для себя свою задача выполнила. Так или иначе, незыблемым пунктом Москвы был контроль миротворцев на новой линии разграничения. Процедуры обсуждались разные: многонациональный контингент, переговоры под зонтиком ОДКБ и пр. В результате военные действия на прекратились 10 ноября на условиях Кремля: «приходим мы и больше никто». На фоне 44-дневной войны был очень интересный нюанс в июле 2020 года. Когда произошел конфликт в 300 метрах от Карабаха на общепризнанной государственной границе, Ереван первым делом обратился в ОДКБ. Ответ был следующим: «обращайтесь к смотрящим, мы тут ни при чем».

Все это обнажило геополитическую недальновидность Еревана, который все эти 30 лет полностью полагался на поддержку Москвы. Но иезуитство Кремля заключается в том, что исключительно военная поддержка Армении шла перманентно, также, как и военно-техническая и консультационная помощь со стороны Турции Азербайджану. Но один из главных итогов этой войны в том, что Кремль проиграл войну с точки зрения несостоятельности подходов к организации системы обороны Армении на контрасте с мощнейшим разведывательно-ударным полем Азербайджана при поддержке Турции.

И если союзнические обязательства Турции с Азербайджаном понятны, хотя не однозначны, то Россия изначально исходила из стратегии «поражения двух сторон», которое будет поддерживать гибридными методами.

Безусловно, армянская нация потерпела национальную катастрофу. Общество находится в глубокой фрустрации. Внутриполитическая дихотомия эмоционального состояния армянского общества между двумя полюсами: Россия «кинула» или Россия «спасла». Эта нервозность будет поддерживать всеми рычагами влияния. Если Армения куда-то «дернется», то я не исключая даже сценарий аннексии под видом союзного государства, как в случае с Беларусью. Параллельно на территории Азербайджана в Карабахе создан российский военный протекторат. В логике Москвы символизация Карабаха — это страшный сон для Баку, а Ереван в логике Москвы эту символизацию должен пока только заслужить.            

– Какова была роль беспилотников «Байрактаров» в этой войне?

Михаил Самусь: Все твердят, что беспилотники обеспечили победу. Но на самом деле, это часть информационно-пропагандистского промоушена. Мы имеем дело с военной техникой, а ее надо продавать. К 2030 году ударные беспилотники будут занимать половину парка авиации Украины. У нас действительно внимательно относятся к опыту применения ударных беспилотников не только в Нагорном Карабахе, но и в целом. Но, как всегда, дело в нюансах. Армения надеялась на военно-техническую поддержку Кремля, но с точки зрения организации системы обороны использовались схемы и наработки 30-40 летней давности – традиционная противовоздушная оборона и применение пехоты.

Азербайджан действовал по-другому, использовав новейшие подходы в использовании ударно-разведывательных комплексов. Речь идет о передаче в режиме реального времени данных всех систем, которые передают информацию на пульты управления, а они передают информацию на средство поражения, которые за счет точности координат уничтожают противника. Идея объединить пульты управления и средства поражения в единую систему существовала давно, но технологически это было доступно только таким богатым странам, как США, которые применяют эту концепцию с 1990 годов. Сейчас, с быстрым развитием технологий, беспилотные системы стали более доступными.

И в Нагорном Карабахе была применена эта уникальная система систем. Разведывательные беспилотники показали себя очень эффективно и в роли сенсоров, и в роли систем поражения. Это стало одним из решающих факторов, которые позволили Азербайджану создать разведывательно-ударное пространство, где командующие, управляющие этим пространством, четко понимали место и манёвр каждого солдата. Это абсолютно другая реальность, когда командир видит пространство полностью — воздушное, наземное, электронное, интернет-пространство — в едином комплексе в реальном масштабе времени. Индивидуализация и использование каждого солдата — еще одна особенность новых подходов организации новых боевых действий. Раньше мобилизовать миллион человек считалось сильной стороной армии, на сейчас армянские вооруженные силы постоянно находились под контролем азербайджанских беспилотников. Без них у армянской стороны было бы больше жертв. С азербайджанской стороны был другой подход, когда каждый военнослужащий выполнял свою задачу. Самый эффективный способ — тактика малых групп. Это даже не отделение. Это малая группа, которая полностью ориентируется в информационном пространстве и самостоятельно решает задачи. Если в советской доктрине даже батальон не является самостоятельной единицей, то в условиях разведывательно-ударного поля каждый солдат приобретает особую самостоятельность через диффузию информационно-боевых систем.

Главный итог Нагорно-Карабахского конфликта в том, что впервые война превращается в противоборство «system of systems». Чем больше систем будут объединены в разведывательно-ударное пространство, тем больше систем будут объединены искусственным интеллектом. Когда простые алгоритмы отрабатываются искусственным интеллектом, а непосредственное решение о применении оружия принимаются человеком, простые маневры могут осуществляться в автоматическом режиме. Кто быстрее будет развивать подходы system of system, те и будут побеждать.

Сейчас в Украине идут большие дискуссии о том, стоит ли нам дальше продолжать говорить о мобилизационной армии, если количество солдат на поле боя не будет иметь никакого значения. Теперь каждый солдат должен быть максимально подготовлен к выполнению боевой задачи в рамках разведывательно-ударного пространства, а не сидеть в окопе и ждать, когда его обнаружит и уничтожит робот. Нагорный Карабах является моделью современного поля боя, когда со стороны Турции были использованы передовые технологические решения. По сути, это огромный прорыв в этом направлении.

К счастью, Украина заметила это одной из первых и уже пятый год активно работает с Турцией. У нас турецкие автоматизированные системы управления связи появились в 2016-2017 году, беспилотники чуть позже. Сейчас подписаны контракт на строительства корветов для военно-морских сил Украины. Они тоже являются элементом новых подходов данных систем, что важно для морских сил. Россия, как ни парадоксально, пока отстает в этом.

– Юрий, как бы вы охарактеризовали вызовы для стран Центральной Азии в связи с этим конфликтом?

Юрий Пойта: Сегодня есть различные интерпретации того, какие угрозы стоят перед регионом и для России в том числе. Судя по информации, циркулирующей в российской экспертной среде, можно выделить четыре основных блока.

Первый — возможная активизация радикальных мусульманских настроений, экспансия радикального ислама и международного терроризма из Афганистаном. Второй – возможность государственного конфликта из-за нехватки гидроресурсов на территории Центральной Азии в силу неурегулированности вопроса между Кыргызстаном, Узбекистаном и Таджикистаном, что, по мнению российских специалистов, может стать объектом территориальных и межэтнических разногласий. Третий — угроза влияния Запада через создание в Центральной Азии управляемых кризисов либо цветных революций. Четвертый — возможная переориентация ряда государств.

Насколько эти сценарии являются актуальными, сказать сложно, но в дискурсе высшего военно-технического руководства России они встречаются. Я бы хотел отметить недавнее интервью министра обороны РФ Шойгу, который тоже упомянул два эти фактора — афганский и турецкий. По его словам, Россия сожалеет о том, что США и их союзники выходят из Афганистана. Это подтверждает оценки, ранее сделанные нашим центром, о том, что США рассматривается Россией в Афганистане как стабилизирующий фактор, сдерживавший распространение возможных угроз в Центральной Азии. Но кроме этого, он сделал акцент на турецком факторе и на вопрос журналистки о создании так называемого армии Турана, Шойгу ответил, что России и Центральной Азии это не нужно. Однако, по моим наблюдениям, в российском дискурсе усиливается нарратив на готовность Турции играть более важную роль не только на Южном Кавказе, но и в Центральной Азии, включая возможность закупки беспилотников министерством обороны Казахстана. Позволю себе сделать предварительный вывод о том, что в нашем регионе могут появиться два новых игрока — Талибан и Турция. Причем, первый будет иметь играть дестабилизирующую роль, а второй стабилизировать ситуацию. Опыт взаимодействия Турции с Азербайджаном может быть полезным, в том числе, для создания дополнительного противовеса влияния России и Китая. Но насколько это реально и перспективно, пока сложно сказать.

– Расул, как вы думаете, какие уроки мы должны извлечь из этой истории?

Расул Жумалы: Несмотря на то, что формально война была между Арменией и Азербайджаном, в нее было много вовлеченных сторон: кроме России и Турции это были Израиль, Франции, США. Несмотря на избыточное влияние Кремля в Южном Закавказье, тем не менее, в нашем регионе происходят тектонические сдвиги. Во-первых, в который раз российский союзник либо страны, опиравшиеся исключительно на российскую политическую или военно-техническую поддержку, терпят поражение. Это было в Сирии, в Ливии, в какой-то степени мы наблюдали это в Карабахе. Российская армия и тактика не выдерживают проверку временем, и каждый раз терпят поражение. Но вместе с тем, решающая роль все-таки отводится самим азербайджанцам. В конце концов, мы видели, что родилась новая нация – азербайджанская нация, которая объединилась, несмотря на внутренние коллизии. А ведь еще до последнего времени Ильхам Алиев казался «хромой уткой» и поговаривали даже о транзите власти. Но война все изменила и прежде всего внутри самого Азербайджана.

Кризис в Армении, включая уязвимое положение Пашиняна, говорит в пользу того, что односторонняя ориентация Армении на Россию превращается в архаизм. Это было противостояние не только в военном, но и политическом плане. Кремль продолжает работать в клише 1990-х годов, предлагая только силовые либо карательные функции.

Азербайджан, в отличие от Армении, сформировал устойчивые связи с тюркским миром, а однобокая ориентация Еревана на Россию привела его к геополитическому поражению. В итоге, на наших глазах нарушается вековая монополия России на военно-техническое присутствие как в СНГ в целом, так и Южном Кавказе в частности. В Казахстане эта ситуация также отслеживалась. Пусть и сдержано, но, симпатии казахского истэблишмента были на стороне Азербайджана, не только с точки зрения того, что он вел борьбу за освобождение своих территории, но и с точки зрения тюркской солидарности. Мне кажется, что это признаки появления альтернативы России, а фигура Эрдогана получила дополнительную популярность. Тем более, Эрдоган — первый лидер, который показал готовность идти дальше, чем Путин. Безусловно, влияние России на постсоветском пространстве все еще бесспорно. И совершенно не случайно, комментируя высказывание Байдена, Путин дважды за один день повторил свой тезис о подарках русского народа. Мне кажется, это подтверждает неспособность России удерживать свой контроль на постсоветском пространстве, включая наш регион несиловыми методами.

31 марта был намечен саммит Совета сотрудничества тюркоязычных государств в Туркестане. Это был очень важный символический акт для Казахстана, который позиционировал как духовную столицу тюркского мира. Тем не менее, было принято решение провести его в онлайн-режиме. Официальная причина — коронавирус, но я думаю, что здесь не обошлось без влияния со стороны Кремля, который очень озабочен слишком быстрым развитием межтюркских связей. Но тренд укрепляется, и не только в сторону культурного, но и более масштабного взаимодействия между тюркскими народами и странами. Надо отдать должно дипломатам, в том числе и казахстанским, возглавляющим Тюркский Совет. Надо отдать должное активной дипломатии Узбекистана. Мирзеев проводит открытую и сбалансированную политику в отношении соседей и Турции в отличие от своего предшественника Каримова.

О том, готова ли Турция защищать интересы Центральной Азии и Казахстана в случае гипотетического военного конфликта читайте и слушайте в ближайшее время.

• 168
• 170