Вредный консерватизм

К договоренностям, согласно информации российского «Коммерсанта», не стали присоединяться только украинские и молдавские энергетики. Причем главным неофициальным мотивом, называемым украинскими менеджерами, остается нежелание конкурировать с российскими коллегами, электроэнергия которых частично дотируется государством (Газпром все еще осуществляет крупные поставки газа для РАО ЕЭС по сниженным ценам). Осуществляемая все же в российской электроэнергетике реформа, о которой так долго говорил глава РАО ЕЭС Анатолий Чубайс, и доступ импортной электроэнергии на российский рынок очень существенно меняют ситуацию на центральноазиатских рынках и несколько меньше в Казахстане. Помимо появления альтернативы в виде достаточно привлекательного российского рынка в Таджикистане и Кыргызстане ситуация меняется и под влиянием намерения осуществить с помощью России беспрецедентно крупные вложения в гидроэнергетику. При этом, вероятно, одним из инвесторов в Кыргызстане станут и казахстанские компании с госучастием. Обосновывая необходимость этого, председатель правления холдинга по управлению госактивами Сауат Мынбаев отметил, что вложения с казахстанской стороны связаны не столько с экономической целесообразностью, сколько опасениями «попасть в зависимость как от южного соседа, так и от северного». Напомню, что несколько лет назад эксперты скептически относились к возможности окупаемости инвестиций в строительство дополнительной Комбаратинской ГЭС в Кыргызстане с возможным рынком сбыта в Южном Казахстане. И эти оценки не могли серьезно измениться по мере «перезревания» проекта. Самостоятельные российские инвестиции в кыргызскую гидроэлектроэнергетику без казахстанской составляющей могли бы привести не только к изменению ситуации на юге страны, но и к уменьшению возможностей как-то влиять на сброс гидроэлектростанциями воды зимой. Кроме того, гипотетический рост транзита кыргызской электроэнергии в Россию мог бы привести к слишком быстрому росту тарифов на энергодефицитном юге РК. В этом случае казахстанским энергетикам пришлось бы изобретать какие-то схемы для того, чтобы стопроцентно задействовать Жамбылскую ГРЭС, работа которой в зимний период дотируется государством. Так или иначе все эти тенденции, вероятно, будут реализовываться, но, возможно, в смягченном варианте. Предпосылкой для того, чтобы российская реформа была осуществлена, стало отставание производства от потребления электроэнергии, растущего и в России, и в Казахстане со скоростью свыше 5% в год, что является следствием экономического роста. При этом крайне трудно сравнивать возможную результативность российской и казахстанской реформ, связанных с открытием инвестиций в генерирующие активы. Две реформы разделяют десять лет, и они проводятся в диаметрально противоположных фазах экономического развития — инвестиционного голода и болезненной избыточной ликвидности. Повлияет на будущее развитие событий и то, что казахстанская приватизация с весьма условными ценами на энергогенерирующие активы не создавала для покупателей, которыми во многих случаях были иностранные компании, необходимости быстрой окупаемости инвестиций и форсированного роста тарифов. Вместо этого вместе с избыточными мощностями крупные промышленные компании, имеющие выход на оптовый рынок электроэнергии, получили возможность десятилетие нежиться в условиях относительно низких оптовых цен, которые какой-то довольно продолжительный период были самыми низкими в мире. В значительной степени все это происходило ценой проедания либо недостаточного восполнения основных средств электростанций. Пришедшие на российский рынок портфельные инвестиции при очень высокой приватизационной стоимости генерирующих компаний будут сразу вести тарифы вверх. Исключение, вероятно, составят объединенные генерирующие компании (ОГК), где покупателями стали крупнейшие компании, работающие в добывающем секторе, которые, видимо, будут придерживать тарифы и вкладывать деньги в электростанции с учетом своей «социальной ответственности». Лед на рынке тем не менее тронулся, и это в полной мере относится и к Казахстану, где в течение ближайших 3-5 лет экономика столкнется с нехваткой генерирующих мощностей. Довольно длительные попытки участников рынка обратить внимание сменявшихся правительств на необходимость роста тарифов и создание хорошего инвестиционного климата в отрасли, позволяющего инвестировать в новые электростанции или реконструкцию старых, не были в должной степени услышаны. Между тем инвестиции с определенным временным лагом по отношению к инвестиционным проектам в России и Центральной Азии давали, возможно, определенное стратегическое преимущество в случае, если бы были осуществлены в период назревания тенденций и могли бы позволить компаниям, работающим в Казахстане, осуществлять экспансию на российском рынке. Консерватизм в принятии решений привел к тому, что инвестиционный механизм для вложений в отрасль, имевший определенные шансы сформироваться несколько лет назад, так и не появился. Тем не менее электроэнергетика называется в числе отраслей, где государственно-частное партнерство может развиваться наиболее интенсивно. Главной проблемой и в этом случае остается необходимость показать потенциальным инвесторам в лице пенсионных и инвестиционных фондов механизмы окупаемости помимо гарантий государства, которые обеспечивают лишь минимально безубыточный уровень. Собственно, первый проект такого рода — строительство ЛЭП из Костанайской в Актюбинскую область, находится в первоначальной стадии осуществления. Совершенно очевидно, что он не мог бы быть только за счет частных инвестиций, поскольку, учитывая стоимость денег на рынке, полученная регионом электроэнергия была бы намного дороже поставляемой сейчас российской. Гарантии государства снижают цену заимствования на рынке. В то же время частная компонента может сделать проект рентабельным, поскольку от этого зависят прибыли управляющей компании, снизить сумму затрат на строительство и сделать реально конкурентными проводимые тендеры. Еще одним и более ранним примером инвестиций с помощью фондового рынка стали заимствования, осуществленные американской компанией AES, на реконструкцию одной из своих усть-каменогорских ТЭЦ. Альтернативой этому пути выглядят, пожалуй, лишь инвестиции компаний с госучастием, как это происходит с «Казмунайгазом» и алматинской электроэнергетикой. Такой путь будет, возможно, наиболее легким выходом из ситуации в условиях нарастания разрыва между производством и потреблением электроэнергии. В качестве «опекунов» энергетических проектов могут привлекаться также крупнейшие промышленные компании, работающие в регионах. Трудно сказать, насколько подобное выполнение «инвестиционного долга» соответствует смыслу реформы, начатой в 90-х годах. Вероятно, все же частные или смешанные инвестиции могли бы быть более эффективными и сделать отрасль по-настоящему успешной, в то же время у государства в таком случае будет меньше возможностей контролировать рост тарифов. Пока что их рост, как это происходило в недавнем случае с поставками AES, вызывает довольно жесткую реакцию государственных ведомств в лице антимонопольщиков.