Жажда

Путешествие
Не затронутые цивилизацией окрестности экспедиционного лагеря, где бы он ни находился, будь то пустыня, сухая степь, тугайный лес или горы, всегда таят в себе массу неожиданностей. Надо только уметь не бродить по ним бездумно, а наблюдать.
Объектом нашей первой вылазки был близлежащий скальный массив, взметнувшийся над нашим лагерем метров на 250.
Поднимались мы на него минут сорок, внимательно осматривая по дороге каждую скалу и каменную россыпь. Боролдайтау — горы древние, сложенные из осадочных пород и известные своими окаменелостями.
Последние нам обнаружить не удалось. Но вот интересная вещь. На плитке сланца отпечаталась словно бы нарисованная черной тушью какая-то травка. Наверное, это результат своеобразного эффекта, производимого местным сухим, с резкими перепадами температуры, климатом.
На самой вершине массива нас ждали еще два больших открытия. Во-первых, очень крупный и упитанный кузнечик-кобылка, у которого не оказалось крыльев. Вероятнее всего, это результат приспособления к жизни в таком всегда продуваемом сильными ветрами месте. Ведь стоит ему взлететь, как он тут же будет унесен.
Здесь же огромная и, судя по всему, рукотворная груда камней. Такой вид погребения называется курумом. Но кто, когда и над кем ее воздвиг, еще не одно десятилетие останется загадкой. Пока у нас еще просто нет физических сил, чтобы разобраться с этим интереснейшим объектом.
Спускаемся по противоположному склону массива. Он изобилует неглубокими гротами; все они сухие, и, кроме прилепившегося в одном из них к стене гнезда ласточки, мы ничего не находим.
Однако почти у самого подножия скал нас все-таки ожидает сюрприз. Возле самых ног вдруг как бы разворачивается панорама обширного грота, но без свода. Видимо, сложенный мягкой породой, миллионы лет назад он провалился, но вход в грот по-прежнему обозначен на высоте 10-12 метров узким каменным мостом карниза, пройти по которому решится далеко не каждый скалолаз. Снизу панорама представляется более величественной. Это огромная дыра в скалах, несмотря на то что она естественного происхождения, по своей ауре чем-то сродни знаменитому мегалиту Стоунхенджу. И стоя здесь, совсем не трудно представить себе шаманские камлания древних.
Вскоре догадка о сакральной значимости этого места получила свое косвенное подтверждение. В небольшой пологой ложбине, ведущей от грота к надпойме Кошкараты, мы обнаружили каменную оградку, надежно укрытую от посторонних глаз со стороны реки огромным, одиноко стоящим валуном. Наверное, здесь когда-то и жили шаманы, хранители этого удивительного места.
Ну что ж, если короткая  двухчасовая вылазка в окрестности лагеря принесла нам столько интересного, то, что же может сулить…

Большое путешествие
Используя накопившиеся за 3 недели «беспорочной» работы отгулы, мы решаем совершить трехдневную вылазку. Сначала вверх по Кошкарате, потом перевалить на реку Боролдай, в которую она впадает в полукилометре от нашего лагеря, и уже по нему вернуться назад.
На карте-двухверстке все казалось предельно просто. Ширина водораздела не более 8 километров, высота 1200 метров. Дойдем. И не такое видали. Но горы не любят самоуверенности… В рюкзаки собрано самое необходимое. Впрочем, ничего иного в лагере экспедиции не было. Даже вместо хлеба пришлось брать с собой муку, из которой предполагается печь самые простые в мире лепешки на плоской крышке кастрюли. Кроме того, наш трехдневный рацион пополняют пол-литра растительного масла, макароны, рис, несколько луковиц и картофелин. И все это на пятерых мужчин и огромную собаку ньюфаундленда.
Уже через несколько минут после выхода из лагеря натыкаемся на огромную стаю кекликов (горных куропаток), видимо, пришедших к реке на водопой. Вот где не помешало бы ружье, которого у нас нет, впрочем, в считанные мгновения они скрываются в скалах, и больше до самого конца путешествия увидеть их нам уже не придется.
Через полчаса ходьбы долина Кошкараты превращается в настоящее ущелье. С обеих сторон высятся причудливые серые и внешне совершенно безжизненные скалы. Тут и там от них вниз протянулись языки осыпей. И хотя абсолютная высота этого крайнего бастиона Западного Тянь-Шаня невелика — около 1650 метров над уровнем моря, тем не менее это настоящие горы.
Вдоль речки узкой полосой тянутся древесные заросли, а сама она становится почему-то мутной и совсем спокойной, как на равнине. Периодически встречаются большие заводи в толще воды, в которых смутно проглядываются рыбьи спины. На протяжении нескольких часов ходьбы не встречаем никого, кроме разгуливающих на вольном выпасе лошадей, зато до отвала наедаемся вкуснейшим диким виноградом.
Этот реликт до ледниковых времен встречается в Казахстане только здесь в двух ущельях хребта Боролдайтау. Когда ты идешь по тропе вдоль реки и вдруг наталкиваешься на тополь-турангу, увешанный виноградными гроздьями, то поначалу долго не можешь прийти в себя от изумления.
Проходим мимо палатки рыболовов, судя по всему, пришедших сюда из ближайшего поселка. Вдруг ущелье резко расширяется, открывается вход в примыкающий к нему просторный сай. Рядом сооруженная кем-то из жердей беседка и загон для скота. А обычный для этих мест клед (разновидность боярышника) растет, словно в рукотворном саду. Наверное, сад здесь действительно когда-то существовал, об этом говорят и сухие заросшие травой русла арыков, идущих от Кошкараты, но кто и когда его сажал, мы никогда не узнаем. Сегодня в ущелье тишина и безлюдье. А отсутствие человека благоприятно для животных.
В этих местах до сих пор водятся косули, которых здесь называют еликами. Об обилии дикобразов говорят часто попадающие на тропе их иглы. Есть барсуки и волки.
Постепенно ущелье становилось все уже. Мы миновали место, где вода, казалось, кипела от множества бьющих из дна Кошкараты ключей. Тропа исчезла. Русло реки загромоздили огромные валуны. А дальше пошли такие непролазные, перевитые диким виноградом джунгли, что здесь впору было прорубаться с мачете. Пришлось остановиться. К тому же склоны ущелья, практически отвесные, не оставляли никакой возможности подняться на водораздел.
Пришлось вернуться туда, где ущелье шире, а склоны его достаточно пологи. Здесь и была наша первая ночевка.
На другой день, наполнив все свои фляги, мы начинаем подъем. Сначала все идет как по маслу. Входим на первую гряду и убеждаемся в том, что даже низкие горы остаются горами. Открывающаяся нам панорама не внушает оптимизма. Во-первых, водораздел гораздо выше, чем казалось снизу. Во-вторых, чтобы добраться до него, надо несколько раз подняться и спуститься по склонам небольших боковых саев. Все это жутко выматывает. Фляги, несмотря на отчаянное стремление экономить воду, быстро пустеют. Раскаленный воздух, кажется, высасывает влагу из организма.
Трое моих более молодых спутников уходят вперед. И вдруг в самый последний момент мы с товарищем оказались перед достаточно глубоким ущельем, обойти которое каким-либо образом было невозможно. Спустившись вниз, оказываемся в настоящем пекле. Ведь сюда не залетает даже ветерок. Наверх нам уже не подняться. Направляемся вниз по ущелью, продираясь сквозь сплетения деревьев и кустарников.
Меня силы покидают мгновенно, и как-то вдруг сердце просто отказывается работать. Любое движение вызывает сильнейшую одышку.
Как подкошенный валюсь в тень под скалой. И тут же понимаю, что в течение ближайшего часа мне не подняться. А двигаться надо, потому что воды у нас практически не осталось и, сколько ходьбы до ближайшего источника живительной влаги, неизвестно.
Отдаю своему спутнику последний оставшийся во фляге глоток воды и уговариваю идти, оставив меня. Наверное, уже тогда я почувствовал, что без посторонней помощи мне из этого ущелья не выбраться. Друг ушел. Он должен прислать помощь и воду. А я забываюсь полусном-полуобмороком. И остаюсь…

В преддверии смерти
Следующие 29 часов были самым большим кошмаром за весь мой 19-летний стаж путешественника. После полутора часов, после ухода товарища мне удалось подняться и двинуться вниз. Не последнюю роль в этом сыграли… осы. Под скалой, где я лежал, от них буквально не было спасения. Многочисленные, назойливые как мухи, они облепляли лицо, забирались под одежду и к тому же жалили. Тогда я подумал, что лежу возле их гнезда, но как выяснилось позже, все ущелье буквально кишело этими желтыми бестиями, появлявшимися с первыми лучами солнца и исчезавшими только с его закатом.
Итак, я все-таки шел, но что это было за движение! Четыре-пять минут ходьбы от одного клочка тени до другого. А потом ноги сами подкашивались и просто отказывались повиноваться. Десять минут отдыха, отравляемого постоянной борьбой с осами, и снова движение. А все мысли только о воде, о реках, бочках, кранах, колодцах.
За одним из поворотов ущелья я наткнулся на брошенные рюкзаки нашей первой тройки. Рядом с ними лежал мертвый пес. Красавец-ньюфаундленд не выдержал теплового удара.
Вечереет. Тени становятся все длиннее. Это приносит некоторое облегчение. Но мысли о влаге все больше затуманивают сознание. А ноги и сердце служат организму все хуже. Около 9 вечера падаю на осыпи и понимаю, что до утра мне уже не подняться.
В ночном полусне-полубреду я видел спасательные вертолеты, которые опускали ко мне на тросах то ящики с минводой, то канистры с пивом. Думал о людях, гуляющих по городским улицам и даже не представляющих, насколько они счастливы. Уже по одному тому, что у них в кранах есть вода и ею можно наполнить ванну, а потом пить из этой ванны, пока она не опустеет, и наполнить ее вновь…
А в тишине бархатной горной ночи жалобно кричали маленькие совы-сплюшки.
Едва засерело утреннее небо, как я, выбросив из рюкзака все, кроме самого необходимого, пополз дальше. Несколько раз попадалась черемуха. Ее ягоды имеют вяжущий вкус, но если, набрав в рот их полную горсть, растереть их языком по небу и проглотить сок, а остальное выплюнуть… это же просто чудесно.
По пути ищу воду в каждой выемке скал, где есть мох. Но он уже давно высох… Вода пропала в ущелье, вероятно, еще в мае, а сейчас август. Забираюсь на четвереньках в глубокий низкий грот. В ноздри бьет резкий запах зверя. Логово лисы или волка, а может быть, рыси. Но воды нет и здесь.
Обрыв. Судя по окатанным камням, весной здесь шумит водопад. Не задумываясь прыгаю с трехметровой высоты…
Около 11 утра за очередным поворотом ущелья я вдруг оказываюсь в аду. Солнце всюду: безжалостно слепящее солнце. Раскаленные камни кажутся зубами дракона, и тогда я… превращаюсь в ящерицу.
Нет, это не сознание, не разум. Это идущий из глубин генетической памяти предков инстинкт выживания. Он бросает тело в тень, в нишу между камнями, заставляет выгребать руками из-под живота песок и вжиматься, врастать в прохладную землю.
Лежать и не двигаться. Любое движение — потеря влаги. А потеря влаги — это смерть. А я лежу и становлюсь… голливудским режиссером, снимающим фильм о сафари в Африке. А назойливые осы, лезущие в лицо, и не осы вовсе, а прекрасные женщины, которые хотят подарить мне свою любовь.
Солнце поднималось все выше. Полоска тени сужалась. Но я по-прежнему ухитряюсь вжиматься в этот спасительный клочок земли, где нет несущих смерть прямых солнечных лучей. Так проходит 8 часов, к концу которых я понял, что наш организм устроен милосердно, если ты умираешь от жажды, то сначала приходит спасительный бред безумия, грезы которого отсекают тебя от жестоких страданий жаждущей влаги  плоти.
Вечером мне удалось подняться лишь с третьей попытки. Сто метров ходьбы, и тело валится на тропу, а я становлюсь почему-то Батыром, соратником хана Аблая. Я веду со своим ханом какой-то диалог на казахском языке так же легко, как до того я бредил на английском. И это притом что в нормальной жизни мой скромный словарный запас позволяет составить из них лишь несколько фраз.
Следующий переход не превысил и 70 метров. Бросаю рюкзак — выживу, вернусь. Это дает еще 100 метров. На этот раз последние.
Лежащий посреди ущелья плоский камень имеет все шансы стать жертвенником, с которого мне уже никогда не подняться. Иногда мне кажется, что по ущелью кто-то идет. И я пытаюсь звать на помощь. Впрочем, днем, когда я был ящерицей, подобное уже было. И я сам не верю этим слуховым галлюцинациям. А каждая попытка закричать вызывает мучительный спазм удушья в пересохшей глотке. Через какое-то время на мгновение приходит отчетливое сознание того, что утром с этого камня уже не подняться. Я знал, что все-таки попытаюсь ползти, и одновременно понимал, что это бессмысленно…
Потом был треск ветвей, это пришли мои друзья. У них имелось много-много воды. И я пил эту воду, изрыгал ее из себя и снова пил.
Впоследствии выяснилось, что до реки оставалось полчаса ходьбы. И рекой этой была та же самая Кошкарата. Мы так и не перевалили за водораздел.
 
***

Экспедиция закончилась через неделю после нашего «большого путешествия». Вот, собственно, и все, о чем хотелось рассказать. Каждый волен делать выводы для себя. Но наверняка знаю одно. Тот, в чью кровь проник «сладкий яд» странствий, уже никогда не сможет отказаться от этого странного для большинства здравомыслящих людей авантюрного и удивительного образа жизни. В конце концов трижды был прав Владимир Высоцкий: «Так лучше, чем от водки и от простуд…».

Шымкент-Боролдайтау-Шымкент

• 63
• 56