Роль женщины — позвать за стол перемирия

       А.Н. Букейхан предупреждал в своих лекциях перед сородичами-рабочими в дружинах:

«пора научиться есть варёную или солёную рыбу и сушёное мясо, черный хлеб, кашу из гречки и проса, а также капусту, которая спасёт вас от цинги, запас конины, привезенный с собой, скоро закончится».

Действительно, в первые месяцы в тылу І мировой войны, с конца октября до середины декабря 1916 года, казахи питались исключительно бараниной и, конечно же, кониной, постепенно забивая лошадей, прибывших вместе с ними в эшелонах. «Казахи совершенно не привычны к черному, ржаному хлебу, — отмечал тот же И. Попов в своем материале «Инородцы на фронте. Казахи», — Дома едятъ белый. Здесь его не достать. А от черного у них желудочные боли. Земгор выпекает для них примерно по фунту белаго хлеба, а остальное количество хлеба выдается черным. При опросе установлено, что их потребность – 3 фунта белаго. Это количество можно уменьшить при соответственном увеличении порции «махана» (варёное мясо)». Далее автор, констатируя, что «на родине казахи потребляютъ много луку», рекомендует: «Следует давать его побольше и здесь во избежание цынготных заболеваний».

       Очевидно вскоре запас свежего мяса был исчерпан и, примерно со второй половины декабря, они стали попадать в больницу или госпиталь. Причиной тому был скудный и совершенно иной рацион питания российской армии, к которому казах привыкал с трудом. Казахи с легкими болезнями лечились в местных гражданских больницах. Тяжело больные эвакуировались в глубь империи, прежде всего в Москву. Смертельных случаев было неоправданно много. В этой связи А.Н. Букейхан в Москву откомандировал профессионального юриста Мусу Сейдалыулы (Сейдалина), подробную докладную записку которого опубликовал «Вестник КЗФ ВЗС» в материале «К положению инородцев в лечебных заведениях» (фото № 6):

       «Представителем инородческого отдела К.З.Ф. В.З.С. М. Сейдалиным, командированным в Москву для выяснения количества инородцев, находящихся там в различных лечебных заведениях, представлена в управу докладная записка, в которой указывается, что Москва была наводнена больными инородцами: Александровская, Басманная больницы, больницы при Николаевском и Брянском вокзалах и многие военные госпитали, эвакуационные пункты были загружены больными рабочими; перегруженные лечебные заведения были не в силах вести правильное радикальное лечение.

       Судя по архивным материалам, в тылу І-й мировой войны среди казахских рабочих наблюдалось массовое заражение такими инфекционными болезнями, как «заушница», «возвратный тиф», «цынга» и т.д. Например, по докладу начальника Витебского горнизона полковника Шемякина от 04.0.2.1917 года № 2130, с 01.01 по 04.02.1917 года в 47-й инородческой партии «заболело заушницей 73 человека, выздоровело 40 чел., и возвратным тифом заболело 3 человека». В докладе начальника 46 инородческой партии от 11.02.1917 года № 349 говорится, что с 4 по 11 февраля 1917 года «заразились заушницей 18 человек, возвратным тифом – 3 человека, из них от возвратного тифа умерло – 1 человек» (фото № 7-7а).

Доктора, фельдшеры и сестры милосердия, с которыми приходилось беседовать докладчику (М. Сейдалыулы) во время розысков больных, с ужасом вспоминают кошмарные дни пребывания инородцев в больницах.

       Странно, — разсказывает один врач, — заболеет русский цынгой, лечишь его – поправляется; заболеет инородец – ничем ему не поможешь… инородец сразу рухнет, организм его моментально разрушается».

       Всё это врачи объясняли неприспособленностью организма казаха к климатическим условиям Европы. Кроме того иной пищевой режим для непривычного желудка и другие неблагоприятные условия лечения являлись основными причинами слишком большой смертности инородцев: «в одном бобруйском военном госпитале умерло с февраля (по август 1917 г. – С.А.) месяца 185 человек». Поэтому врачи единогласно признавали необходимость скорой эвакуации их на родину, где они несомненно имели надежду на выздоровление, «ибо цынготные казахи лечатся дома козьем молоком и здоровым питанием».

       Увидев трагическое положение своих братьев в госпиталях, представитель Инородческого отдела М. Сейдалыулы потребовал эвакуации больных цынгой казахов на родину в санитарных вагонах по трём маршрутам: по сибирской, ташкентской и рязанско-уральской железным дорогам. Заведующий отделом эвакуации г. Москвы согласился с его доводами, но только одним санитарным поездом и при условии, если какое-либо лечебное заведение на месте примет их на свое попечение. Оставить больных на произвол судьбы будет преступлением, настаивал М. Сейдалыулы. В итоге решено было эвакуировать казахов ближе к Азии – в Оренбург — санитарным поездом с медицинским персоналом.

Фото № 6. № 383 фронтовой газеты «Вестник Комитета Западного фронта ВЗС» от 27.07.1917 г., в котором опубликован материал «Къ положенію инородцевъ въ лечебныхъ заведеніяхъ»

       По данным М. Сейдалулы, на момент его визита больных инородцев в бобруйском госпитале оставалось 133 человека, в том числе 125 «цынготных», из которых казахов было 58, бурят — 36, сартов — 32, калмыков — 9, татаров — 2 и 1 персиянин (таджик?). Основной поток больных прежде были сосредоточены в 12 малоприспособленных эвакуационных сводных госпиталях и Морозовском ночлежном доме, которых с 6 по 9 июля 1917 года перевели в бобруйский. Их перевозили на… грузовиках. Тяжелобольные, которые не могли перенести сильной тряски и грохота грузовиков, умирали в дороге: при разгрузке за один день было обнаружено 7 трупов «инородцев». По словам больных, отношение санитаров было недопустимое: при разгрузках с грузовиков больных на носилках бросали «какъ ящиковъ».

       Более того, больные жаловались, что их «морили голодом»: «ничего нельзя было достать хотя бы на свои средства – ни хлеба, ни молока, ни масла, и обед готовится на свином сале; мусульмане не едят – отказываются, их порцию съедали сами санитары». На это заявление М. Сейдалулы старший врач госпиталя ответил: «Я беспомощен, от меня ничего не зависит, всё зависит от господ поваров, что хотят они, то и делают».

Фото № 7-7а

       К огромной радости джигитов из прифронтовой зоны и их родных, оставшихся в Великой казахской степи, Инородческому отделу с помощью КЗФ ВЗС удалось организовать бесперебойную доставку на фронт продуктов по почте и железной дороге, общим весом до 800-1000 пудов, вплоть до живого скота, а также одежды, писем и свежих номеров газеты «Қазақ». Для отправки в прифронтовую линию больших и тяжёлых грузов требовалось лишь предварительно оповестить главу Инородческого отдела телеграммой. Руководство Инородческого отдела сперва зраучилось пониманием и поддержки всех новообразованных казахских областных комитетов, предварительно отправив телеграмму следующего содержания: «Необходимо прийти на помощь Временному правительству в продовольственном дѣле и принять меры к заготовлению копченой конины, сала [курдючного жира. – С.А.], пшена для наших рабочих на фронте».

       Как элите «Алаш» удалось успешно организовать доставку из казахских степей на фронт продовольствия, свидетельствовал Тамимдар Сафиулы (Сафиев), служивший в 7-й дружине представителем КЗФ ВЗС, которую успели посетить А.Н. Букейхан во главе Инородческого отдела. «Народ не забыл своих джигитов, мобилизованных на фронт, — утверждал он в своих воспоминаниях, рукопись которых была обнаружена в 2015 году в Западно-Казахстанском областном историческом краеведческом музее, — Продовольствие, предназначенное для казахских джигитов 7-й дружины, прибывали вагон за вагоном. Копчёная конина – казы, карта, мешки со сливочным маслом и многое другое. Пару раз съездив в Минск, привёз продовольствие, прибывшее из степей. Джигиты разделили его между собой».

       Помимо всего работа в тылу фронта І мировой войны было далёко не безопасно. В любой момент они могли стать жертвой химической атаки (фото №№ 8-10), авианалётов немецких боевых самолётов, артиллерийских обстрелов. Об одном эпизоде рассказал тот же Т. Сафиулы. «В самый разгар войны, — продолжил он в своих воспоминаниях, — немцы вплотную подошли к станции Молодёжной, откуда, затем, вынуждены были немного отступить. Доехав до этой станции, мы вышли на вокзале и обнаружили станцию разрушенной. В 7-8 километрах от станции Молодёжной рабочие 7-й дружины Земгора копали окопы. Оказалось, что в 7-й дружине служит тысяча казахских рабочих. Нашей конечной целью как раз и была 7-я дружина с казахами… Мы пошли пешком по густой лесной чаще. В пути над нами пролетели два немецких аэроплана, которые сбросили две бомбы. Неподалёку от нас взрывы бомб подняли огромные клубы дыма и груды глины. Меня охватил ужас, стало трясти. Мой спутник начал успокаивать меня, говоря: «Не бойся, у нас часто такое бывает». Так я, примерно в 15-х числах ноября 1916 года, добрался до рабочей партии казахов 7-й дружины».  

       Ничуть не удивил тот факт, что среди награжденных Георгиевскими крестами 2, 3 и 4 степеней и Георгиевскими медалями 2, 3 и 4 степеней за рановременно оказанные боевые отличия, числились казахские джигиты. Так согласно приказу главнокомандующего армиями Западного фронта от 19.04.1917 года за № 1674, Георгиевскими крестами и Георгиевскими медалями награждены (дореволюционное правописание сохранено) рабочие 139 дружины Гарифолла Пайназаров, Сафа Исеркенов, Илья Бикулов, Новелла Байгильдин, Макдан Насыров и Махлисулла Имангулов.

     Наконец, грянула созревавшая с 1907 года революция – Февральская. Необходимо подчеркнуть тот очевидный факт: казахская национальная интеллигенция, элита «Алаш» во главе с Алиханом Букейханом, встретила революцию в тылу Первой мировой войны, куда в октябре 1916 года отправилась добровольно — по зову сердца, бескорыстно и самоотверженно исполняя свой сыновий долг перед отечеством и с целью заботы о своих молодых соотечественниках, мобилизованных на тыловую повинность. Она целиком и стойко разделяла со своими соотечествнниками все тяготы и лишения в тылу І-й мировой войны, рискуя здоровьем и жизнью под артиллерийскими обстрелами, авианалётами, химическими атаками германской армии, подвергаясь различным болезням, недугам, недоедая, порой и голодая.

Фото № 8-9. Момент химической атаки немецкой армии и их жертвы. НАКФФД (Минск)

Фото № 10. От химической атаки пострадали мирное население и рабочие-инородцы.

НАКФФД. (Минск)

       Находясь в прифронтовой зоне рядом со своими молодыми соотечественниками, элита «Алаш» пристально следила за развитием внутриполитической ситуации в России. Вышеупомянутый Т. Сафиулы, в своих воспоминаниях «1916 жыл оқиғасы» (букв. «События 1916 года». — С.А.), описывал один любопытный эпизод, очевидцем которого стал буквально в дни революции: «До 6 марта я был в Минске. Заглянул в Инородческий отдел, возглавляемый Алиханом Букейханом. Там увидел Алихана, Миржакыпа, Кенжина (Асфандияра), Есболулы (Мырзагазы) и других… Букейхан в руках держал газету «Русское слово». Прочитав её, он, улыбаясь и как бы в шутку, заметил: Милюков, Шингарёв, Родзянко – все они мои товарищи. Все стали министрами. Что же я делаю здесь?!».

       Лидер «Алаш» А.Н. Букейхан буквально на следующий день получил от министра юстиции Временного правительства Александра Керенского телеграмму, в которой ему предлагали срочно прибыть в Петроград. По свидетельству Мустафы Шокая, Алихан Букейхан намеревался вернуться в родную степь до телеграммы Керенского. «Как раз в день отречения царя, — писал в своих воспоминаниях М. Шокай, — я получил телеграмму из Минска от Алихана Букейханова с требованием приехать туда. В телеграмме говорилось, что я избран организациями, ведавшими делами наших мобилизованных рабочих на фронте, быть их представителем во Всероссийском земском союзе на место Алихана, который по нашим делам должен был ехать в степь. Железнодорожное сообщение между Петербургом и фронтом было прекращено, и я не мог выехать никуда. Пришлось остаться в Петербурге».

       Февральская революция застала десятки тысяч мобилизованных в пути на фронт. Одним из свидетелей этой картины стал тот же М. Шокай, который в своих воспоминаниях написал следующее:

       «Моя первая послереволюционная встреча с туркестанцами имела место по дороге из Петербурга (уже Петрограда. – С.А.) в Оренбург – в Пензе. Здесь на запасных путях вокзала стояли десятки вагонов с рабочими-туркестанцами. Они были отправлены из Туркестана на фронт ещё до начала революции. Никто о них не думал. Новые власти не знали, что с ними делать. Так в полной неизвестности жили наши туркестанцы, сами не зная, как поступить. Мне пришлось взять инициативу в свои руки. Назвавшись представителем Туркестана, я явился к коменданту вокзала и попросил его, в виду изменившегося положения вещей, направить вагона с туркестанскими рабочими обратно в Туркестан. Комендант вокзала не мог решить вопроса за своей ответственностью и по телефону запросил губернского комиссара, а тот, в свою очередь, сослался на авторитет губернского совета рабочих и солдатских депутатов. Пришлось поехать мне самому в совдеп, и там, совместно с губернским комиссаром, решили вернуть туркестанских рабочих обратно…

       Таких же застрявших рабочих туркестанцев я встретил в Сызрани, в Самаре. И здесь поступили, как в Пензе.

       Вот, наконец, Оренбург. Здесь собрался первый всеказахский съезд…».

       Да, на 2-8 апреля 1917 года в Оренбурге прошёл первый общеказахский съезд, состоявшийся под вывеской «Тургайского областного казахского съезда» с участием делегатов 6 казахских областей Степного и Туркестанского краев, а также татарских, башкирских, казачьих и узбекских делегатов. Одним из постановлений первого общенационального форума казахов стало требование о немедленном возвращении мобилизованных на тыловую повинность казахских рабочих и прекращении дальнейшей мобилизации. Это требование съезда новым Всероссийским Временным правительством было исполненo.

       5 мая 1917 года Временное правительство приняло постановление, согласно которому подлежали возвращению на родину все «инородцы», о чём Министр внутренних дел нового правительства телеграммой сообщил А.Н. Букейхану, только приступившему к исполнению своих обязанностей комиссара Временного правительства в Тургайской области. Возвращение рабочих производилось распоряжением и за счёт Военного министра по плану перевозки, разработанному штабом округа. Было также прекращены все работы по приему, формированию и отправке рабочих партий с роспуском реквизированных по домам.

      Будучи комиссаром нового Временного правительства А.Н. Букейхан эвакуацию казахских рабочих из фронта на родину поручает своим молодым, но испытанным соратникам в лице Азимбека Биримжана (Беремжанов), Султанбека Кожанулы, Хайретдина Болганбайулы (Болганбаев), Аспандияра Кенжеулы (он заменил А.Н. Букейхана на посту заведующего Инородческого отдела. – С.А.), Мусы Сейдалулы и др. Перед самым закрытием Инородческий отдел КЗФ ВЗС 31.07.1917 г. откомандировал в Москву, Пензу, Тамбов, Орел, Смоленск и другие города своего сотрудника Сеила Жиенбайулы (Жіенбаевъ) с целью сбора сведений в лечебных заведениях о больных и умерших казахах, мобилизованных военно-тыловую повинность, с дальнейшей эвакуацией их на родину. Результаты этой поездки, продолжавшейся с 31.07 по 20.08.1917 г., показали, что к текущему моменту больных и умерших казахов в госпиталях в европейской части России числилось немного. Больные находились в основном в Москве, в Бобруйском военном госпитале, главного врача которого С. Жиенбайулы убедил эвакуировать их на родину в виду необходимости для них свежего степного воздуха и привычной пищи. Поездкой своего сотрудника Инородческий отдел, во-первых, рассеял свои сомнения о неучтенных больных или пропавших без вести соотечественниках, во-вторых – избавил их родных от необходимости выезда из Степи на поиски.

     Как уже отмечалось выше, Инородческий отдел не раз сталкивался с вопиющими фактами фальсификации списков и возраста мобилизуемых на тыловую повинность. Среди казахских рабочих в прифронтовой зоне нередко встречались несовершеннолетние – 13-15-летние подростки, юноши до 19 лет, а также несколько из одной семьи, что грубо противоречило царскому указу от 25 июня 1916 года. Вернувшись в родной край уже в ранге комиссара Временного правительства в Тургайской области А.Н. Букейхан стал жёстко разбираться с каждом подобным фактом, выявлять виновных и отдавать их под суд. Как и ожидалось, среди виновных в первую очередь присутствовали представители колониальной администрации в лице чиновников, переводчиков в канцеляриях военного губернатора, уездных начальников, членов или советников областной управы, приставов, урядников и др. Было немало и казахов из числа волостных управителей, аульных старшин и просто состоятельных граждан…

    Однако, на войне как на войне, среди казахов, трудившихся в тылу Западного фронта под авиабомбёжками, артобстрелами и химическими атаками, имелись жертвы – погибшие, раненые и пропавшие без вести. Из ряда архивных документов следует, что Алихан Букейхан, даже после свержения Временного правительства и вероломного захвата власти большевиками, дальше исполняя свои служебные обязанности комиссара Тургайской области, продолжал выяснять дальнейшую судьбу тех казахских рабочих, которым не суждено было вернуться в родную степь живым и здоровым. Он своими запросами, адресованными в соответствующие государственные органы и учреждения, выяснял обстоятельства гибели, ранения или пропажи того или иного казахского джигита. Например, в его телеграмме, датируемой 25 ноября 1917 года и адресованной в Бобруйский госпиталь, речь шла о дальнейшей судьбе одного из казахских рабочих: «Телеграфируйте, жив ли Ескалий Жамангарин, находившийся в мае в девятом бараке [и] куда отправлен? Тургайский Областной Комиссар А. Букейхан».

     Эта истинно отцовская забота национального лидера о своем народе, особенно о молодёжи, мобилизованной на обслуживание Западного фронта, не осталась незамеченной. Начиная с конца мая 1917 года, в редакцию газеты «Қазақ», из разных концов Казахского края стали поступать телеграммы и письма с настоятельной просьбой учредить стипендию Алихана или построить мечеть в его честь. В этих телеграммах и письмах звучал также призыв присвоить Алихану Букейхану самое высокое народное имя: «Алаштың Әлиханы» — «Алихан всего Алаша». Это имя являлось истинным и официальным признанием его роли лидера народа, отца новой нации.

       Следует особо подчеркнуть, что ни до, ни после Алихана Букейхана никто из казахских государственных деятелей прошлого и настоящего – ханы, султаны или… президенты – не удостаивался подобного высочайшего, воистину народного звания, такой почести, всеобщего признания и общенациональной любви.

     Вслед за этими телеграммами и письмами в редакцию стали поступать и наличные деньги, собранные возвращающимися с фронта джигитами. Например, в редакционной статье «Қазақ» сообщалось, что 700 джигитов из Копальского уезда Семиреченской области, работавшие в 229-й партии КЗФВЗС, а также 94 джигитов из Актюбинского уезда Тургайской области, по пути домой, через тысячника Мырзахана Толебайулы (Толебаев)  передали в редакцию «Қазақ» 2 тысячи рублей. Они просили учредить стипендию или построить мечеть имени Алихана.

     В этом же июньском номере «Қазақ» была опубликована заметка Азанбая Сабекулы, который от имени каркаралинцев, вернувшихся домой из Западного фронта, выразил благодарность казахским студентам и учителям, бескорыстно помогавшим им во время работы в тылу Западного фонта, а также Алихану, за его отеческую заботу и покровительство. В заметке, в частности, говорилось:

     «Казахскому народу! Тот путь, на которого указывала газета «Қазақ» во время мобилизации, оказался благом для призывников. Тёплая одежда, взятая нами с собой по её совету, была как нельзя кстати. Они оберегали, защищали нас, словно имели опыт в подобных делах. Мы приклоняем свои головы и выражаем безграничную благодарность тем молодым студентам и учителям, которые ради казахских джигитов приехали в Минск, открыли учреждение (Инородческий отдел), денно-нощно скитались по всей прифронтовой зоне, заботясь о быте, условиях работы и безопасности своих сородичей, мобилизованных на тыловую повинность. Находясь на чужой земле всю зиму ради заботы о своих сородичах, сознательно рискуя своими жизнями, они чётко следовали инструкциям и советам издателей газеты («Қазақ») и старших товарищей.

     С целью увековечения имени Галихана (Алихана Букейхана), который, призвав образованную молодежь на фронт для оказания помощи мобилизованным, руководил её деятельностью, мы собрали деньги и передаём доверенному лицу!

     Да здравствует Гали хан! Да здравствует казахская молодежь! Да здравствует казахский народ!

От имени каркаралинских джигитов Азанбай Сабекулы».

     В редакционной статье газеты «Қазақ» с сожалением отмечалось, что этих двух тысяч рублей, собранных 794 жителями Каркаралинского уезда, недостаточно ни для учреждения стипендии, ни для строительства мечети. «Это доброе начинание, — говорилось в данной статье, — необходимо для признания заслуг и в честь человека, признанного «Алиханом всего Алаша», который упорно ведёт свой народ в ряды развитых народов и посвятил свою сознательную жизнь тому, чтобы казахи заняли своё достойное место под солнцем. Надеемся, что казахская молодежь, вставшая на путь истинного служения своему народу, не останется в стороне от благородного почина джигитов с фронта, собравших в своей среде две тысячи рублей. Ведь никто не может сказать, что заслуга Алихана перед всем народом меньше, чем его забота о джигитах, мобилизованных на фронт, где он провёл одну зиму. Не можем также сказать о том, что если джигиты сумели достойно оценить его кратковременную благородную деятельность, то не признает очевидную заслугу Алихана перед собой и весь народ. В свою очередь редакция «Қазақ» готова оказать содействие тем гражданам Алаш, которые намерены продолжить благородное дело в честь Гали хана

• 99
• 81