«Казахстанскую мечту» увидят три миллиона жителей Астаны

Знаменитому французу, почетному удмурту и чеченцу, а также просто россиянину Жерару Депардье исполнилось 70. Пьер Ришар сказал о нем в своих «Мемуарах наизнанку»: «… Кое-кто штурмовал непролазные джунгли. Я снимался в кино с Жераром Депардье. Да… Это тоже экстремальный вид спорта». Так вот, интервьюировать его – то же самое. 

… Он спустился в фойе пятизвездочной гостиницы, где постояльцы, ожидая своих деловых партнеров, расхаживали в строгих костюмах или, на худой конец, в демократичных джинсах, опираясь на трость и чуть приволакивая загипсованную ногу (сломал, в очередной раз упав с мотоцикла), в пиджаке, накинутом прямо на голубую нательную майку. Блуждая скучающим взглядом по сторонам, односложно отвечал на вопросы.

— Цель моего визита? Показать то, что мы создали вместе с господином Азимовым.

Речь идет о картине «Поздняя любовь», презентация которой состоялась в день открытия VI Международного фестиваля «Евразия». Депардье в этой ленте сыграл аульного немца Геру из Южного Казахстана. Сергей Азимов продюсировал фильм.

— Снимаясь в этой картине, я имел честь побывать в бесподобной стране… — продолжал актер.

Услышав реплику «Это наверняка просто дежурный комплимент?», Депардье яростно встрепенулся и, вперив в меня грозный взгляд, произнес:

— Я тебе вот что скажу: у меня нет привычки делать пустые комплименты.

И дальше полилась горячая речь, за которой переводчик едва поспевал:

— Я побывал всего лишь в одном из уголков Казахстана – в окрестностях Шымкента. При виде потрясающей природы, необыкновенно красивых женщин я почувствовал себя уроженцем этих мест. Мы с партнерами по картине говорили на разных языках, но отлично понимали друг друга. Это было нетрудно, поскольку я был частью съемочной группы. В картине, где рассказывается об истории любви двух не очень молодых людей, не так много спецэффектов (вернее, их совсем нет), единственный спецэффект – это нестареющее сердце.

Когда я посмотрел и другие картины, созданные в Казахстане (например, «Подарок Сталину»), у меня вновь появилось желание делать простое кино для простых люддей, я не хочу заниматься кино ради бизнеса.

— Обычно вы ведь не бываете на премьерах фильмов с вашим участием.

— Не ходил потому, что относился к ним всего лишь как к работе, но не как к удовольстию. А участие в этом фильме привносит в мою жизнь нечто новое: я столкнулся с языком, которого раньше не слышал, работал с незнакомыми мне актерами, увидел неизвестный раньше мне народ. Итогом этой встречи стало то, что я успел полюбить эту страну. Да, я не люблю смотреть не то что фильмы со своим участием — даже фото, но эту картину мне любопытно будет увидеть. Там есть люди, которые мне нравятся. Своих партнеров – и Нуржумана Ихтымбаева, и этого маленького … Булата Калымбетова — я считаю поистине большими актерами.

Кино – это ведь в первую очередь попытка продемонстрировать культуру своей страны. Поэтому я и не люблю современные французские фильмы, приближеные к американским. Мне по душе картины, где есть индивидуальность, присущая именно этой стране, а главное, попытка показать истинные чувства.

— У вашего друга Пьера Ришара остались не очень хорошие воспоминания от съемок в Грузии.
— Я знаю эту историю. Мы с Наной Джорджадзе, режиссером картины, в которой снимался Пьер, познакомились в 1992 году на Каннском кинофестивале, президентом которого я был. Нас с ней сблизило то, что мы оба увлекаемся виноделием. Роль в фильме «1001 рецепт влюбленного кулинара» она вначале предложила мне. Но я был очень занят, поэтому порекомендовал вместо себя Пьера.

— Пьер, с горьким юмором рассказывая о съемках, имел в виду отсутствие организованности, к которой привык…

— Если не нравится, не надо было ехать. Со мной такого обычно не бывает, хотя я снимался в разных странах – Камбодже, Таиланде, России… Бывает, аппаратура оставляет желать лучшего, есть еще какие-то накладки. Но я предпочитаю помогать коллегам, а не критиковать их. А Пьер немного другой.

— Кстати, вы читали мемуары Ришара?

— Не читал. А что там у него?

— Вам там посвящена целая глава. Она так и называется «И хмель нам голову кружит». Съемки с вами он называет «экстремальным видом спорта».

— Да, это так, потому что я не актер, я просто живу в кино.

— В 2005 году вы заявили, что бросаете сниматься в кино и с питием тоже. Не знаю, как с последним, но в кино, как мы видим, сниматься вы не перестаете.

— Было такое. Просто в 2005 году сильно поменялась финансовая политика французских фильмов. Кино превратилось в индустрию, стали делать картины наподобие американских. Именно по этим причинам я и приехал в Казахстан сниматься в картине «Поздняя любовь». Что касается того, что бросаю пить, то я в тот момент был немного болен. Но я ведь не говорил, что бросаю окончательно. Это как герои любимой мною русской литературы: много пьют, а потом дают «клятву», что завязывают навсегда.

Кстати, книги русских классиков, и в первую очередь, Достоевский, сыграли переломную роль в моей жизни. Я в них окунулся, будучи еще подростком. В книгах Достоевского практически описана моя жизнь. Мне известно, что многие русские не любят этого писателя, и я знаю почему: он, рассказывая о мерзостях жизни, говорит правду, которую многие предпочитают не слышать и не видеть.

— Как вы попали в картину «Вальсирующие», с которой началась ваша кинематографическая карьера?

— Перед тем как прийти в кино, я играл в театре. Это две разные вещи: театр — это дисциплина, а кино – свобода. Но я не рвался стать киноактером, у меня с детства не было каких-то особых амбиций вроде того, что нужно непременно прославиться. Я хочу сказать этим самым, что это не я, а меня заметили и пригласили в кино. Перехода к другой жизни я не заметил. По сути, я остался таким же, каким был в детстве, — энергичным, жадным до всего нового, но совершенно не амбициозным малым. Актерство – это, повторяю, случай в моей жизни, меня больше интересуют люди.

— Как вы думаете, гены какую-то роль играют в судьбе человека?

— Думаю, что нет. Мой отец чинил крыши, мать была домохозяйкой, бабушка – знахаркой, а я вот стал актером.

— Вас в семье росло шестеро братьев и сестер. Вы с ними общаетесь?

— Нет. Мне было лет 8, когда я приобщился к книгам, сначала к религиозным, а потом и к другим. Благодаря им я смог вырваться из своей среды.

— Вы снялись у лучших режиссеров более чем в полутора сотнях картин.

— Мне это уже неинтересно. Я же сказал: у меня нет амбиций.

— В одном из своих ранних интервью вы сказали, что у каждого из нас есть свой скелет в шкафу. Только не каждый осмеливается вытащить его…

— Да, я показал этот скелет. Последствий особых, как видишь, не имел. По сути, от того, покажем мы его или нет, ничего не меняется – мы все одинаково заканчиваем.

— Говорят, воровские наклонности голодного детства нет-нет, да и дают знать о себе.

— Да мне наплевать, что обо мне говорят. Ты что, собираешься писать обо мне книгу? Тогда идем ко мне в номер.

— Или вот очередной скандал. Вы, голубоглазый блондин, согласились сыграть Александра Дюма — жгучего брюнета с негритянскими корнями. Хотя вы идеально совпадаете с характером…

— Да, у нас с ним идентичная энергетика. Я, так же, как и Дюма, люблю жизнь во всех ее проявлениях.

— Но ассоциация чернокожих актеров Франции против этого. Они говорят, что это все равно, как если бы через 150 лет Барака Обаму будет играть белый.

— А мне плевать.

— Как, впрочем, вообще на политику?

— Да! Да!

— Спорт вы, кажется, тоже игнорируете?

— Нет, почему. Мне нравятся люди, которые побеждают. Особенно люблю легкую атлетику. Это бесподобно, когда кто-то пробегает стометровку за считанные секунды, или, когда женщина, прыгая в высоту, радуется и плачет так, словно она получила оргазм. Наблюдая такие вещи, я и сам готов плакать от радости за этих людей.

— Это правда, что производство вина и разведение кур интересует больше, чем искусство?

— Да.

— Читая ваши многочисленные интервью…

— Я их почти никогда не даю.

— Мне показалось, что ради денег вы готовы на все: сниматься в эпизодических ролях, рекламировать дурно пахнущий немецкий сыр, раздавать автографы…

— Я люблю деньги. Думаю, ты тоже. Но Бог всегда со мной, я не теряю из-за них головы.

— Можно я немного затрону вашу частную жизнь?

— Зачем?

— Чтобы, разумеется, побольше рассказать поклонникам об их кумире. Мужчины всегда любили и любят молодых женщин. Не это ли стало главной причиной развода с Элизабет, с вашей некогда горячо любимой первой женой, которая старше вас на 6 лет?

— Нет, не это. Я не люблю молодых женщин. Могу им подарить что-то, но заниматься с ними любовью не могу, я слишком стар для этого. В основе любви к женщинам у меня лежит не молодость, а разум, мудрость, мне интересен ее внутренний мир.

— Обычно так говорят женщины.

— На самом деле своей сентиментальностью я больше близок к женщинам, чем к мужчинам.

— Зачем вы публично обозвали оскароносную Жюльетт Бинош ничтожеством?

— Немецкая журналистка, также, как и ты, спросила, что я думаю о таких женщинах как Изабель Аджани, Катрин Денев, Фанни Ардан… Я сказал, что мне плевать на их звездность, мне просто с ними интересно общаться и работать. Еще я сказал, что фильм Лео Каракса «Любовники с Нового моста», где играла Бинош, полное ничтожество. А потом пошло-поехало (ты, наверно, завтра тоже напишешь что-нибудь подобное). А ведь я ничего не имел против этой актрисы, просто фильм, в котором она сыграл, на мой взгляд, дерьмо. А мои слова раздули так, словно я злобствую против самой Бинош. Журналисты всегда так делают. То, о чем я сейчас говорю, очень важно. Но если ты непременно хочется услышать «Жюльетт Бинош – дерьмо», пожалуйста, я тебе скажу это.

— Почему люди сейчас так мало стали смотреть умное кино?

— Это пройдет. С развитием новых технологии на людей сейчас навалилось много информации. Они даже любовью занимаются, включив порнографический фильм. Но ведь в конце концов это приедается, становится противным. Захочется чего-то настоящего, искреннего…

Российская пресса не случайно окрестила Жерара Депардье «французским Филиппом Киркоровым»: он весьма своеобразно мстит за те вопросы, которые ему не нравятся. В конце интервью, уже после вежливого «мерси боку», актер вдруг развернулся и проникновенным голосом сказал: «Хочу задать вопрос о твоей частной жизни». Памятуя о том, как он отреагировал на реплику: «Вам уже перевалило за 60. Старость, как говорится, не за горами», я быстро ответила: «Лучше не надо». Депардье был неумолим: «Нет, я все-таки спрошу… Когда ты занималась любовью последний раз?»

Иллюстрации из открытх источников 

• 81
• 82