Елжан Биртанов обратился к медикам

Exclusive.kz уже рассказывал о конфликте, разразившемся в корейской диаспоре Узбекистана в конце прошлого года. Сейчас в него оказались вовлечены все корейцы евразийского пространства. Его нельзя рассматривать как сугубо внутреннюю проблему диаспоры – межэтнические столкновения на постсоветском пространстве учащаются. Это говорит о том, как важно, чтобы этнические меньшинства становились частью того пространства, в котором они живут. Об этом – в продолжении интервью с Валерием Ханом, узбекским социологом, антропологом.

—  Итак, конфликт вышел за пределы Узбекистана и стал предметом обсуждения со стороны представителей других корейских сообществ?

— Да. На самом деле, в малом отражается большое. Конфликт в корейской диаспоре Узбекистана высветил более общий, я бы даже сказал, глобальный вопрос: в каком направлении развиваются этнические меньшинства в целом, и, прежде всего, через призму тех организаций, которые представляют эти этнические группы. Дело в том, что мы многонациональные страны: Узбекистан, Казахстан, Россия … 

Во всем мире начинает проявляться феномен, который я называю «глобализация этничности», когда этничность становиться важнейшим показателем, определяющим вектор социального поведения, и фактически начинает вытеснять очень многие вещи. Здесь, конечно, есть о чем подумать.

— Я думаю, что это уже далеко не корейский вопрос, и не вопрос отдельной диаспоры Узбекистана. Он, в частности, стоит и перед Казахстаном.

— Поэтому сейчас я хочу перейти от критической, отрицательной формы постановки этого вопроса в конструктивный формат. Каково будущее как корейского движения, так и других национальных движений, и какой должна быть национальная политика в многонациональном государстве?

Много лет назад я неоднократно публично делился своими сомнениями в верности ориентиров корейского движения. Да, оно начиналось как движение за культурное возрождение: языка, культуры, традиций. Об этом все говорят, но практически никто не задумывается, что за этим стоит. Какой культуры? Та культура, которую мы потеряли, это культура корейских переселенцев, прежде всего из Северной Кореи, архаичная деревенская культура. В контексте 21 века она может существовать лишь в виде фольклора, но не в качестве культурных оснований современного образа жизни коре сарам. Второй способ – имитация культуры либо Северной, либо Южной Кореи. Но я всегда говорил: как только вы вступите на путь подражания, вы сразу обречете себя на второсортность. Вы никогда не сможете говорить, как они, вы никогда не сможете петь как они, вы никогда не будете хангуками ни по образу мышления, ни по стилю поведения. И в этом случае они всегда будут менторами и будут учить, что надо делать и как делать. Я отрицаю такой путь возрождения.

И есть третий путь — развитие своего евразийского Я, который позволит разговаривать со всеми корейцами на равных: с северянами, что с южанами, с американскими, китайскими корейцами. Мы можем называть себя евразийскими корейцами, коре сарам или как-то еще, но главное — не быть чьим-то придатком или имитатором. И нас есть своя культура и нам есть, чем гордится. Коре сарам дали миру выдающихся организаторов сельскохозяйственного производства, ученых, художников, артистов, спортсменов, бизнесменов. В нашем культурном коде уникальный сплав корейской, русской, советской, среднеазиатской и западной культур, более чем 150 летний опыт взаимодействия с различными народами. Я всегда ратовал за этот путь, начиная с 1993 года.

В те годы я писал о том, что нельзя сводить деятельность ассоциации к барабанам и веерам. Это только часть этой деятельности, но главная задача любой национальной (этнической) организации – это выражение потребностей и интересов той диаспоры, которую она представляет. Я это видел как развитие этно-политической и этно-экономической (а не только этно-культурной) деятельности, которая позволит данному ядру взять на себя ответственность представлять интересы корейской диаспоры. Тогда это не было услышано.

Долгое время мое видение целей и задач корейских ассоциаций воспринималось как просто мнение отдельного ученого, с которым многие соглашались, но в реальной практике ничего не менялось. Первым, кто осознанно пошел на переформатирование культурной парадигмы, был глава Ассоциации корейцев Казахстана Юрий Цхай. В 2000 г. он сказал: «Наша Ассоциация уже выросла из прежних штанишек, когда мы занимались только изучением языка и народных традиций. Мы хотим активно участвовать и в политической жизни страны».  Замечу лишь, что приводя эти слова, известная японская исследовательница коре сарам Нацуко Ока, отметила, что, еще в 1993 г. об этом говорил Валерий Хан.

— Насколько я знаю, уставы всех национально-культурных центров в странах СНГ, включая Казахстан, основной задачей ставят возрождение национальной культуры. Значит, вы считаете это не верным?

— Не просто национальной – традиционной культуры. Вы посмотрите, как проходят фестивали и концерты, посвященные значимым государственным и национальным датам. Многонациональное единство всегда демонстрируется выступлениями этнических групп, и обязательно – в традиционных национальных костюмах. Русские девушки выплывают в сарафанах и кокошниках, корейские – с барабанами и веерами.

Однако традиционная культура имеет свои функции, роль и рамки. По мере того, как общество переходит из аграрной формы в индустриальную, она становиться фольклором, бытуя на праздниках, в обрядах и ритуалах, но перестает быть основой конструкции, благодаря которой этническая группа существует и выражает свой внутренний духовный мир.

Современные русская или корейская культуры не могут сводиться к кокошникам, барабанам и веерам. И это нормально — культура не должна существовать в застывшей форме. Возрождение культуры – это далеко не только следование прежним традициям. Культура может существовать и вне этнографической формы. И наоборот, этнографическая форма не должна быть единственной, в которой развивается культура данного этноса.

—  Это давний спор о том, чем отличается фольклор и национальная культура. Это далеко не всегда и одно и тоже. Нужно, вероятно, разделить эти два понятия…

— Совершенно верно! Национальная культура шире фольклора. В том то и дело, что и у нас, и у вас, и на всем постсоветском пространстве, когда говорят о диаспорах, фольклор становиться преимущественной формой, в которой власти видят развитие культуры этнических групп.  И это не просто некий зов традиций или крови, идущий от самих диаспор. Это форма, которая уводит людей в прошлое, уводит от проблем современности. На самом деле это целая идеологическая конструкция — свести тему возрождения к фольклору — которая очень удобна для нынешних политических элит, а также «исторических родин», которые связывают этнокультурную идентичность с традиционной культурой.

— Да…, эта проблема имеет глубокие корни. Недавние события в Кордае, как и другие приграничные конфликты, показали существование системной проблемы —  этнические меньшинства, поиграв в фольклор, на самом деле очень слабо интегрированы в те общества, в которых он живут.

— Вы правы, вопрос интеграции и единства полиэтнического общества – наиважнейший. На Западе, еще 10 лет тому назад, устами лидеров Европы — Германии (Меркель), Франции (Н. Саркози) и Великобритании (Д. Камерон) был признан кризис политики мультикультурализма.

— Что же плохого в мультикультуризме? Это же прогрессивное явление, сменившее оголтелый национализм и шовинизм.

— Да, прогрессивное, на определенном этапе, как альтернатива тому же национализму и шовинизму. Это принцип мирного сосуществования различных культур, этнических групп и наличие конституционного механизма защиты этого мирного сосуществования, т.е., обеспечение прав, для того, чтобы люди не резали глотку друг другу.

Но дело в том, что сосуществование, даже мирное, не означает взаимодействия и интеграции! Поэтому и возникают этнические анклавы, где каждый создает свой собственный мирок, а государство говорит: мы даем вам право развиваться и т.д. Общество мультикультурно, но не спаяно в одно целое. Но так не может долго продолжаться! Общество – система, оно может развиваться только тогда, когда все его части активно и органично взаимодействуют.

И когда оно начинает взаимодействовать, когда, как вы правильно сказали, поиграв в фольклор, люди начинают входить в общекультурное, общеполитическое и общеэкономическое пространство, в нем обнаруживаются интересы других групп. До тех, пока я хожу в кокошнике или бью в барабаны, я не затрагиваю ничьи интересы, но как только мы начинаем поднимать какие-то другие вопросы, за пределами этих кокошников, то конечно, мы наталкиваемся на интересы других. А это, в условиях отсутствия культуры политического взаимодействия, может приводить и к конфликтам, в том числе и кровавым.

Умение жить, взаимодействуя в едином целом, называется интер-культурализмом, который должен сменить политику мультикультурализма. Однако для его реализации должна существовать специальная государственная программа. Это концепция создания гражданской нации. Сейчас на постсоветском пространстве нации существуют, как нации-этносы, но мы свидетели того, как идет стремительное формирование политических, гражданских наций, когда слово «американец» или «француз» не означает этнической принадлежности. Зидан и Азнавур могут быть по происхождению арабами или армянами, но они являются французами.  У нас же до сих пор слово азербайджанец, русский, или казах, узбек означает именно этническую принадлежность. И поэтому мы используем такие слова, как казахстанец, россиянин, узбекистанец и т.д., для того, чтобы показать вот эту гражданскую принадлежность.

Забавный случай. Как-то я участвовал в конференции по корейским диаспорам в Тюбингене в Германии.  Там разгорелась дискуссия по поводу того, кто мы – узбеки (в смысле американцев) или корейцы? Я вытащил свой паспорт, где на первой странице написано: национальность (миллати) – кореец. Другая страница на английском и должна быть абсолютной калькой первой страницы. Там напротив категории «nationality» написано – Uzbekistan! То есть речь идет о гражданстве. Паспорт пошел по рукам! И здесь мы сталкиваемся с различением этничности и национальности, этническим пониманием нации и гражданским.

— Что же в таком случае должна из себя представлять государственная программа по внедрению интеркуьтурализма?

— Это целый комплекс мер. Сегодня русскоязычные граждане нашей страны на работе живут событиями своей страны, а когда приходят домой, почти полностью погружается в пространство российского ТВ и Интернета. У нас каждый знает Жириновского, но не сразу назовет местных национальных политиков.  То есть люди расщеплены, живя в разных информационных пространствах. При этом центральной проблемой является язык, от которой государство самоустранилась, предоставив гражданам самим ее решать. А поскольку это сопряжено и с деньгами, и с наличием курсов, и с временем, и с уровнем мотивации, то, понятное дело, что многие до сих пор не овладели государственным языком. Наряду с этим у нас появилась огромная прослойка узбеков, не владеющих русским языком. Поэтому, государству нужно создать по всей стране сеть бесплатных языковых курсов различного типа. Тот принцип трёхъязычия, который пытаются реализовать в Казахстане, представляется мне очень важным.

Это не нормально, мы живем в одной стране и зачастую не понимаем друг друга!

Когда я был в США, в частности, в Калифорнии, где много испаноязычных людей, для их интеграции даже в автобусах объявления транслируются на испанском языке.  Когда я приехал на основное место своего пребывания, университет Канзаса, нашу семью первым делом пригласили на бесплатные английские курсы, на которые мою жену еще и бесплатно возили.  А когда я работал в Корее, мне тоже сразу предложили бесплатные корейские курсы. То есть правительства этих стран делают все, чтобы интегрировать приезжих в языковую среду. А когда речь идет о странах, где сосуществуют веками и собираются сосуществовать различные народы, эта задача должна быть ключевой для правительства.

— С вами трудно не согласиться. Но как предлагаемый вами подход решит проблему локального конфликта в корейское среде?

— Этот локальный конфликт порожден системной проблемой – уровнем развития демократии и правового мышления. Нужно понять, что на дворе другое время и делать карманные организации, чтобы руководить ими бессменно, это фактический саботаж проводимых государством реформ.

Наши режимы, система государственного управления формировались на почве авторитаризма. Это отражается и в деятельности более мелких единиц социума. Я надеюсь, что под влиянием как внутренних, так и внешних факторов, будет зарождаться новое сознание (и оно зарождается), формирующее иные ценностные ориентиры и они рано или поздно дадут о себе знать.

• 109
• 96