Об особенностях семейно-бытового насилия в Казахстане

Скандальный законопроект «О противодействии семейно-бытовому насилию», который, по мнению депутата Парламента Ирины Смирновой, расколол общество надвое, отложен на неопределенный срок.

11 декабря помощник Президента Тамара Дуйсенова после онлайн-приема гражданских активистов обратилась к парламенту с просьбой о приостановлении его обсуждения до 15 января. Позже в своей ленте в Фейсбук она сообщила о переносе срока принятия самого закона на май 2021 года. Но в комментариях к посту пояснила, что решение таких вопросов является прерогативой парламента, на сайте которого о сроках принятия закона не сообщается ничего.

По мнению юристов, приглашенных в рабочую группу по обсуждению законопроекта, он грешит многочисленными юридическими неточностями и размытостями, не говоря уже об орфографических, стилистических и прочих ошибках, которыми будущий закон также изобилует.

— В публичном пространстве необходимость его принятия объясняется ростом преступлений в семейно-бытовых отношениях, — говорит член ОО «За пропаганду правовой грамотности», кандидат юридических наук Мадияр Әлжаппар. — Мы все, разумеется, за искоренение насилия в семье, но юристы и не юристы по-разному понимают это понятие.

В законопроекте, о котором идет речь, под насилием могут пониматься и правомерные действия, не образующие состава уголовного или административного правонарушения. Например, к психологическому насилию там отнесены действия по ограничению волеизъявления, взаимный шантаж родственников и другие действия, взаимно унижающие их честь и достоинство.

Одновременно в закон «О правах ребенка» сейчас предлагается внести полный запрет на дискриминацию по любым основаниям. Иначе говоря — интересы ребенка ставятся выше, чем права родителя. Тем самым закладывается опасная тенденция по ограничению его естественного права на воспитание ребенка, нарушается субординация, без которой не может существовать ни одна семья. Даже родительский запрет пойти своему ребенку на вечеринку может быть расценен как дискриминация его прав.

Другой пример – экономическое насилие, подразумевающее ограничение права на обеспечение питанием, жилищем и т.д. Мы, юристы, считаем идею установления контроля над материальными условиями в семье при существующих социально-экономических проблемах в государстве, ошибочной. Но когда депутатам-разработчикам был задан вопрос: «По каким критериям будет устанавливаться факт ограничения питания?», то мы услышали, что. вероятнее всего, будет установлен минимальный продовольственный набор на основе потребительской корзины (?!).

К физическому насилию, согласно положениям законопроекта, могут быть отнесены любые действия, причиняющие физическую боль (даже шлепок). К сексуальному — действия не только сексуального характера с применением насилия, но и развратные без его применения. Но в действующем Уголовном кодексе развращение может быть только в отношении малолетнего. На оснований каких доказательства будет устанавливаться изнасилование между супругами — непонятно. Разработчики, ссылаясь на гендерное равенство, стараются эту тему обходить. А я это понимаю так: идет попытка регламентации даже интимной сферы семейных отношений.

Пятибалльная шкала

Как все же будут разграничиваться правомерное поведение родителя и насилие над ребенком?

— Судя по ответу, полученному нами из МВД, для этого есть критерии оценки наличия физического, психологического, экономического и сексуального насилия. Их осталось только доработать с учетом нового понимания насилия, — продолжает Мадияр Әлжаппар. — По ним, независимо от того, возбуждено уголовное дело или нет, человек может быть признан жертвой, если по одному из видов насилия будет выставлено 5 баллов. Например, три балла начислят за грубость, издевательства, угрозы, шантаж и другие действия, вызвавшие отрицательную эмоциональную реакцию и душевную боль у членов семьи, включая ребенка (психологическое насилие). 4 балла – за лишение пищи, необходимой для жизнедеятельности (экономическое насилие). За нецензурную брань, оскорбительные приставания или повреждение предметов домашнего обихода в семье предусматривается два балла (физическое насилие). Выставление этих критериев будет производиться независимо без судебной оценки и возбуждения уголовного дела службами, оказывающими специальные социальные услуги.

Но, в таком случае, попасть в категорию насильников или одновременно стать жертвой насилия, будет очень просто. И это вызывает озабоченность с учетом того, что организации, которые финансируются для оказания помощи «жертвам бытового насилия», ставшими таковыми без суда и следствия, появляется определенная (я бы сказал — высокая) материальная заинтересованность. Тем более, что неясно, в каких формах будет оказываться помощь такой жертве насилия? Помимо существующих сегодня услуг их по временному размещению в кризисных центрах, статьей 13 законопроекта «О противодействии семейно-бытовому насилию» предусматривается некая служба сопровождения семьи. Причем, на каких принципах (добровольно или принудительно) будет осуществляться эта помощь, ответа будущий закон опять же не дает. Только ссылки на какие-то критерии, стандарты операционных процедур и методологии сопровождения.

Но такая скрытая форма сопровождения является грубейшим нарушением Конституции, где написано, что любое ограничение прав человека допускается только законом и только в определенных (исключительных) случаях. Поэтому такое вторжение в семью является отрицанием неприкосновенности жилища, личной и семейной тайны, естественного права и обязанности родителя на воспитание и заботу о своем ребенке.

Без суда и следствия

Этим законопроектом («О противодействии семейно-бытовому насилию») впервые предусмотрены меры по защите несовершеннолетних от семейного насилия. Так, например, статья 35 будущего закона позволит полиции забирать ребенка из семьи, если есть основание «полагать, что оставление ребенка угрожает его жизни и здоровью».

— Но порядок отобрания ребенка из семьи отрегулирован у нас Кодексом «О браке (супружестве) и семье», — говорит Мадияр Әлжаппар, — Это допускается только органами опеки на основании акта местных акиматов исключительно в случаях непосредственной угрозы жизни и здоровью ребенка. Пункт 6 статьи 36 законопроекта является еще более жестким: он предусматривает прекращение совместной опеки родителей над ребенком при наличии обоснованного предположения о совершении насилия со стороны одного из них.

Весь парадокс ситуации заключается в том, что родитель, по нашим законам, не является опекуном. Он — законный представитель своего ребенка. Поэтому мне, как юристу, непонятно, откуда заимствована эта норма? Ведь ни о какой судебной процедуре прекращения «совместной опеки» родителей речи в законопроекте не идет. Действующим законодательством предусмотрена лишь судебная процедура лишения или ограничения родительских прав, причем в отношении каждого из родителей. Теперь же, по мнению разработчиков закона и депутатов Мажилиса, принявших его в первом чтении, родители лишаются права заботиться о своем ребенке на основании чьей-то догадки независимо от вины каждого родителя.

И тебя вылечат, и меня вылечат…

Еще одна пугающая норма в этом законопроекте «О противодействии семейно-бытовому насилию» – «о возможности назначения в отношении виновного члена семьи медицинской психокоррекционной программы с целью коррекции неадекватной формы поведения». То есть она может назначаться здоровому человеку, не совладавшему со своими эмоциями. Причем, эта программа предусматривает оказание медикоментозной и иной терапии «немедицинскими организациями».

— Вот как понимать эту норму? – недоумевает Мадияр Әлжаппар. — А никак, потому что будущий закон ответа на этот вопрос не дает. Причем, если в нашем законодательстве до сегодняшнего дня предусмотрены основания и порядок направления на принудительное лечение, то здесь суд просто будет обязывать человека пройти такую программу. А как же тогда право на информированное согласие (отказ) на медицинское вмешательство?!

Против морально-нравственных устоев нашего общества направлен и принцип соблюдения международных стандартов в области гендерного равенства и запрещения СМИ пропаганды гендерной дискриминации (статьи 5,15 законопроекта). Как известно, Конвенция совета Европы о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и домашним насилием не отождествляет гендерное равенство только в отношении мужчин и женщин. В нем открытым текстом пропагандируется свобода сексуальной ориентации и искоренение стереотипных представлений о роли женщины и мужчины. В переводе на обычный язык это означает недопустимость дискриминации прав лиц нетрадиционной ориентации. Несмотря на то, что Казахстан не является участником данной Конвенции, тем не менее многие ее нормы заимствованы в данном законопроекте. Поэтому активно внедряемая тема гендерного равенства видится нам, юристам, как угроза морально-нравственным устоям нашего общества и даже национальной безопасности.

Подводя итог сказанному, хочу сказать, что мы, группа юристов-экспертов, представили в мажилис сравнительные таблицы, где обосновали концепцию, направленную на устранение причин возникновения фактов насилия в семье, разработали предложения по совершенствованию законодательства с целью охраны семьи. Однако все это было проигнорировано рабочей группой.

Виноват черный пиар

— Обсуждение законопроекта отложили, потому что, по моему мнению, вокруг него появилось много черного пиара, основанного на заказной лживой информации, — считает лидер движения против насилия «Не молчи» Дина Смаилова, выступающая за немедленное принятие закона «О противодействии семейно-бытовому насилию». — Еще одна причина — много обращений в госорганы: активисты пачками пишут туда заявления с требованием отменить принятие закона.

У нас большинство населения в правовом плане неграмотное. Они (активисты) пишут, что это антисемейный закон, что «Тансари (то есть я) продвигаю фашистский закон», который «угрожает национальной безопасности». И хотя это всего лишь голые манипуляции, но они тем самым поднимают много негативной волны и скандализируют ситуацию. Но когда мы стараемся показать им, как на самом деле работает закон «О профилактике семейно-бытового насилия», закон «О правах ребенка» или Кодекс «О браке (супружестве) и семье», и что они не имеют отношения к законопроекту «О противодействии семейно-бытовому насилию», они игнорируют наши доводы.

Закон «О профилактике семейно-бытового насилия» работает уже со случившимися фактами, когда женщина неоднократно была избита, а травмированные дети грызут ногти, заикаются, писаются в постель и т.д., поэтому сейчас нужен закон «О противодействии семейно-бытовому насилию».

Наши противники говорят, что законопроект («О противодействии семейно-бытовому насилию») — заказ иностранных агентов, но это фейк, потому что на самом деле Глава государства в своем Послании народу Казахстана еще в начале сентября этого года потребовал ужесточить наказание за бытовое насилие. То, что законопроект якобы полностью списан с немецкого закона — тоже выдумки, потому что его основной автор — казахстанский общественный деятель, член нацкомиссии при президенте РК – Салтанат Турсунбекова, а также депутаты парламента и огромное количество общественных организаций, в том числе и мы – фонд «Не молчи».

Те факты, которые приводят эти активисты, действительно, пугающие: детей заберут, если дома нет еды, за шлепок тоже ждет наказание. И приводят в пример статистику из российской (чаще всего из желтой) прессы, что детей забирают из семей пачками, но, когда мы просим привести аналогичный казахстанский кейс, у них не оказывается ни одного примера. Хотя цифры, выложенные на сайте Комитета по правовой статистике при Генпрокуратуре РК, говорят о том, что, начиная с 2009 года, когда был принят закон «О профилактике семейно-бытового насилия», количество случаев, связанных с насилием, неуклонно растет, несмотря на то, что этот закон менялся 12 раз. Только за 11 месяцев этого года в полицию поступило почти 180 тысяч заявлений от жертв насилия, и только 8,5 тысяч из них получили помощь в кризисных центрах, остальные бегали по родственникам или прятались по подругам, а мы, фонд «Не молчи», за год проконсультировали 7,5 тысяч женщин, которые нуждались в нашей поддержке.

Противники нового законопроекта намеренно скандализируют ситуацию такими страшилками, как, например, экономическое насилие над детьми. Но эта статья существует с 2002 года в законе «О правах ребенка». Там прописано четко – ребенка нельзя лишать полноценной еды, обучения, сна, медицинского обслуживания. То есть речь идет о брошенных родителями детях, которые питаются с помойки, попрошайничают от голода на улице.

Противники закона обвиняют нас и в том, что мы раздуваем статистику по насилию и завышаем цифры. На самом деле на любое заявление фонда «Не молчи» буквально через два часа или на следующий день МВД дает пресс-анонс, в котором подтверждает данную ситуацию, утверждая, что она взята под контроль.

Казахстан сегодня вышел на первое место по сексуальному насилию в отношении детей. В прошлом году цифры значительно выросли. Мы видим это по тем заявлениям, которые поступают в фонд «Не молчи»: 42 из 105 поступивших. За четыре года в производстве у фонда «Не молчи» находилось более 50 дел, связанных с сексуальным насилием над детьми. Из них, как минимум, 15 связаны с инцестом. Недавно в США и Германии были проведены исследования, которые меня шокировали. Оказывается, 6 из 10 семейных агрессоров склонны к педофилии. Это означает, что нашим детям угрожает опасность быть еще и изнасилованными родственником-агрессором. Мы сейчас живем в среде, когда дети считают нормальным, когда на них кричат или их бьют. Если мы сейчас не остановим агрессию, то не известно, каким будет наше общество через несколько лет. Уже сейчас возраст насильников молодеет.

Неработающие законы

— Большинство законов, которые принимает наш парламент, — слабые, — считает специалист по уголовному праву, доктор юридических наук Руслан Абдрашев. — Их качество зависит от уровня рабочей группы. Но откуда ему взяться, если подготовкой законов в большинстве случаев занимаются сейчас неспециалисты в области юриспруденции? Яркий пример — закон «О регистрации граждан по месту жительства», принятый в 2017 году. Министр МВД, помнится, сказал, что его ведомство найдет способы доказать факт незаконного проживания. Но пока существует конституционный принцип неприкосновенности жилища, никто, в том числе и участковый, не сможет зайти в ваш дом или квартиру за исключением ряда ситуации, связанных с совершением преступления.

Что касается закона «О противодействии семейно-бытовому насилию», то в его разработке должны были принимать участие ученые-правоведы в области криминологии и уголовного права. Однако и это тоже мало повлияло бы на ситуацию, так как для реализации закона необходимы соответствующие механизмы. Основным из них, на мой взгляд, должна выступать экономическая реформа. А у нас сегодня, как мы знаем, имеются очень большие проблемы в социально-экономической сфере. Скажу из своей практики. Я с 1999-го по 2011 годы работал в департаменте внутренних дел Алматы, где среди прочих курировал и вопросы, связанные с бытовым насилием. Так вот, начиная с 2010 года, когда в стране стала ухудшаться экономическая ситуация, резко возросло количество преступлений, связанных с совершением убийств на бытовой почве.

Кроме того, у проекта любого закона должна быть четко обозначенная цель. Когда ее нет, то возникают всяческие подозрения – а для чего он тогда принимается? У меня нет полномочий огульно обвинять всех в каких-то незаконных действиях, но могу с уверенностью сказать, что закон «О противодействии семейно-бытовому насилию» на статистику и динамику преступлении в этой сфере никак не повлияет. Помимо экономических, есть и другие факторы, оказывающие негативное воздействие на криминогенную ситуацию. Допустим, у нас сегодня реализована политика гуманизации уголовных правоотношений. Но то, что сроки уменьшены, ведет к тому, что уголовный закон не только теряет свою репрессивность — он уже не может охранять общественные отношения от таких опасных форм посягательств на личность как убийства и насилие в семейно-бытовой сфере.

Повторюсь: к написанию законов должны быть привлечены ведущие ученые-правоведы, специализирующиеся на конкретных вопросах уголовного и гражданского права, но, к сожалению, их опыт и компетенция у нас не востребованы. Между тем, любая дефиниция в законе должна пройти научное осмысление, чтобы понять, как она будет работать на практике, и правильно смоделировать имеющиеся в нем (в законе) сложные механизмы, регулирующие общественные отношении. А так как этого не происходит, то у нас появилось много законов, которые не работают. И еще: при переводе законов (любых) с русского языка на государственный язык их смысл зачастую становится еще более искаженным. Исходя из этого, я могу сказать, что такая сфера, как юриспруденция, в Казахстане завалена полностью.

• 176
• 172